- Верно! Верно! - повторяла Эмма.
- Вам случалось находить в книгевашусобственнуюмысль,нотолько
прежде не додуманную вами,какой-нибудьнеясныйобраз,теперькакбы
возвращающийся к вам издалека иудивительнополновыражающийтончайшие
ваши ощущения?
- Мне это знакомо, - подтвердила Эмма.
- Вот почему я особенно люблю поэтов, - сказал Леон. - По-моему,стихи
нежнее прозы - они трогают до слез.
- Авконцеконцовутомляют,-возразилаЭмма.-Я,наоборот,
пристрастилась за последнее время к романам, к страшным романам, ктаким,
от которых не оторвешься.Яненавижупошлыхгероевисдержанностьв
проявлении чувств, - этого и в жизни довольно.
- Ясвамисогласен,-призналсяЛеон.-Намойвзгляд,если
художественное произведение васневолнует,значит,ононедостигает
истинной цели искусства. Так отрадно бывает уйти от горестей жизнивмир
благородных натур, возвышенныхчувств,полюбоватьсякартинамисчастья!
Здесь, в глуши, это мое единственное развлечение. Да вот беда:вИонвиле
трудно доставать книги.
- В Тосте, конечно, тоже, - заметила Эмма, - я брала книги в читальне.
- Сделайте одолжение, сударыня, берите книги уменя,-расслышавее
последние слова, обратился к нейфармацевт,-моябиблиотекаввашем
распоряжении, а в нейсобранылучшиеавторы:Вольтер,Руссо,Делиль,
ВальтерСкотт,"Отголоскифельетонов"ипрочие.Потомяполучаю
периодические издания, в том числе ежедневную газету "Руанский светоч",-
я имею честь быть ее корреспондентомисообщаю,чтоделаетсявБюши,
Форже, Невшателе, Ионвиле и его окрестностях.
Общество сидело за столом уже два с половиной часа,таккакслужанка
Артемиза, лениво шаркая по полу веревочными туфлями,приносилапоодной
тарелке, все забывала, путала, оставляла открытой дверь в бильярдной, и та
беспрестанно ударялась щеколдой об стену.
Продолжая беседу, Леон машинально поставил ногунаперекладинустула
г-жи Бовари. На Эмме был синий шелковый галстучек, которыйдотоготуго
стягивал гофрированный батистовый воротничок,чтоонстоялпрямо,как
брыжи; когда Эмма поворачивала голову, подбородокеетовесьуходилв
батист, то снова появлялся. Так, пока Шарль и фармацевт толковалидругс
другом, у Эммы и Леона завязалась беседа на общие темы, одна из тех бесед,
в которых любая случайная фраза тяготеет, однако, кстрогоопределенному
центру, и этимцентромявляетсявзаимопонимание.Парижскиеспектакли,
названия романов, новые кадрили, высшийсвет,окоторомонинеимели
понятия... Тост, где раньше жила она, Ионвиль, где они находилисьтеперь,
- все это они уже обсудили, обо всем успели поговорить до конца обеда.
Когда подали кофе, служанка ушла в новый дом стелить постели, а немного
погодя обедавшие встали из-за стола. Г-жа Лефрансуаспалауистопленной
печи, конюх с фонарем в руке ждал г-на и г-жу Бовари, чтобыпроводитьих
домой.
Г-жа Лефрансуаспалауистопленной
печи, конюх с фонарем в руке ждал г-на и г-жу Бовари, чтобыпроводитьих
домой. Он припадал на левую ногу, в его рыжих волосах торчаласолома.Он
захватил с собой зонт священника, и вся компания вышла на улицу.
Городок спал. От столбов крытого рынкаложилисьдлинныетени.Земля
была совершенно серая, как в летние ночи.
Дом врача стоял всего в полусотнешаговоттрактира,поэтомуочень
скоро пришлось проститься, и спутники расстались.
В передней Эмма тотчас же почувствовала,какхолодизвесткивлажною
простыней окутывает ей плечи. Стены были только чтопобелены,деревянные
Ступенька скрипели. Голые окна спальни,расположеннойвовторомэтаже,
пропускали белесый свет. Вокназаглядываливерхушкидеревьев,атам
дальше при лунном свете над рекой клубился туман, ивнемтонулилуга.
Посреди комнаты были свалены в кучу ящики от комода,бутылки,прутыдля
занавесок, позолоченные карнизы, на стульях лежали перины, на полустояли
тазы, - два носильщика, таскавшие вещи, сложили их как попало.
Четвертый раз в жизни предстояло Эмме спать на новом месте. Первыйраз
это было, когда ееотдаливмонастырскуюшколу,второй-когдаона
приехала в Тост, третий - в Вобьесаре, четвертый - сегодня. Икаждыйраз
это было как бы началом новой эпохи в ее жизни. Эмма недопускаламысли,
что и в новой обстановке все останется как было, а так как на старом месте
ей жилось плохо, то она твердо верила, что снаступлениемкакой-тоиной
полосы все у нее изменится к лучшему.
3
Наутро Эмма, проснувшись, выглянула в окно - поплощадишелпомощник
нотариуса. Эмма была в пеньюаре. Леон поднялголовуипоклонился.Эмма
ответила ему быстрым кивком и затворила окно.
Леон целый день ждал шести часов вечера; когда же он вошелвтрактир,
то, кроме сидевшего за столом Бине, там никого не оказалось.
Вчерашний обед явился для Леона крупным событием; до этого емуещене
доводилось беседовать два часа подряд с дамой. Как же это он сумел сказать
ей столько, да еще в таких выражениях? Прежде ведь он никогдатакхорошо
не говорил. Он был всегда робок, он отличался тойсдержанностью,которую
питали в нем застенчивость и скрытность. Весь Ионвильнаходил,чтоЛеон
"прекрасно себядержит".Онтерпеливо,выслушивалразглагольствования
людей в летах и, видимо, был равнодушен к политике, чтоумолодыхлюдей
встречается не часто. Он был способныйюноша:рисовалакварелью,играл
одним пальцем на фортепьяно, после обеда любил почитать,еслитольконе
представлялась возможность поиграть в карты.Г-нОмеценилвнемего
познания, г-же Оме нравилось, что он такой обязательный, и точно: он часто
гулял в саду с детьми Оме, вечно грязными,весьмадурновоспитаннымии
отчасти лимфатическими, как их мать,малышами.Помимоняньки,заними
присматривал Жюстен, двоюродныйплемянникг-наОме,взятыйвдомиз
милости, - он был у него и аптекарским учеником, и слугою.