Он вгляделся: высокий желтоватый лоб, который рассчитывал и страдал, глаза, углубленные обидой. Вставая, он подумал, что это испытание послано ему, дабы закалить его. Правда, у себя в комнате он заплакал. С каким наслаждением склонил он измученную голову на прохладную подушку, отдаваясь всегда готовому к услугам утешителю-сну.
***
Вскоре после этого, перед самым рождеством, когда Мангольф сидел у себя в кабинете, открылась дверь, и в сопровождении одного из чиновников вошел непрошеный гость. Мангольф мертвенно побледнел и откинулся в кресле: он увидел Терра. Чиновник хотел уже выставить неизвестного посетителя, но Терра сразу принял интимный и свободный тон.
- Несчастный! - воскликнул он. - Ты все еще здесь? А я думал, ты уже впал в немилость.
Выразительный взгляд личного секретаря - и чиновник исчез, правда несколько замешкавшись.
- Возмутительная неосторожность! - Мангольф вскочил.
Терра сел, безмятежно оглядел друга, а затем сказал:
- Именно эти слова ты и должен был произнести.
Мангольф ногой отшвырнул кресло.
- Это издевательство! Ты уже в Мюнхене преследовал меня.
- Я до сих пор считаю непростительным легкомыслием, что осмелился ввести тебя в дом к твоему теперешнему начальнику. - Терра говорил с достоинством. - Все бедствия, которые ты когда-нибудь причинишь государству, падут на мою голову.
- Оставь свои нелепые шутки! У двери подслушивают. - Мангольф подошел вплотную к Терра и заслонил его. - Поговорим начистоту! Чего ты хочешь? Говорю тебе прямо: мое положение хоть и блестяще, но именно потому шатко. Оно не вынесет новых осложнений, ты же способен не только осложнить, а попросту погубить все.
- Ты переоцениваешь меня. - Терра сделал скромно-протестующий жест.
- Здесь ты ничего не добьешься. Ты столкнешь меня, но, падая, я увлеку тебя за собой. А вообще-то ты явился с какими-нибудь притязаниями? Насколько я тебя знаю, скорее для того, чтобы стать на моем пути.
- А теперь ты переоцениваешь себя.
Это вежливое сочувствие вывело друга из равновесия.
- Еще раз спрашиваю тебя, чего ты хочешь? Может быть, предложить тебе часть моего жалованья, чтобы ты меня пощадил? Тебя это не обидит.
- Даже и не тронет.
И они смерили друг друга взглядом.
- Мы старые друзья, - начал опять Терра. - Я знаю твои слабости, как и твою силу. Наша дружба несомненно будет длиться до последнего нашего часа. Ты был прав, когда это предсказывал. Тогда момент был для меня тоже неблагоприятный.
У Мангольфа лицо выражало мрачную сосредоточенность. Он видел эти вечные возвраты прошлого и предрешенный путь до самого конца.
- Я взял бы твои деньги, если бы они мне были нужны, - услышал он слова Терра. - Я заурядный студент, благомыслящий и трудолюбивый.
- К сожалению, с самого начала твоего пребывания здесь ты перестал быть таким, - возразил Мангольф.
Но тут Терра вскочил с места.
- Ты, по-видимому, неправильно осведомлен о плодотворной деятельности, которой я начал жизнь в Берлине. Я снова обрел путь к простому бытию. Чувство собственного достоинства я полностью черпаю теперь в труде.
Личный секретарь вздохнул свободнее. Последний вопрос:
- Что привело тебя сюда?
- Кроме нашей дружбы, - начал Терра в приподнятом тоне, - не что иное, как искреннее преклонение перед твоим сиятельным начальником, не говоря уж о его дочери, молодой графине, - закончил он многозначительно.
Мангольф как подкошенный упал в кресло.
- Ты, значит, дошел до такого безумия, чтобы влюбиться в... Это катастрофа! - Он схватился за волосы. - Но я отказываюсь сделать хоть шаг для того, чтобы ввести тебя в этот дом. - Он вскочил с места и забегал по комнате. - Простой закон самосохранения дает мне право отречься от тебя. Я отрекаюсь от тебя! - бросил он, меж тем как Терра, приоткрыв рот и водя языком по губам, пристально смотрел на него. Боковая дверь тихо отворилась. Кто-то спиной входил в комнату, а в соседней мелькнул граф Ланна, его прямой пробор, его ямочка. Взоры графа Ланна и Клаудиуса Терра даже встретились.
Вошедший обернулся: Толлебен. Увидя Терра, он в первый миг отшатнулся и нахмурился, но потом сразу протянул руку и: "А, это вы?" - так сказать, по-приятельски, тоном соучастника. Терра задумался, пожать ли протянутую руку. Но в конце концов они ведь одинаково осведомлены друг о друге, - если только женщина с той стороны не нарушила равновесия и, несмотря на все клятвы, не предала его, рассказав про деньги, которые он брал... Терра содрогнулся.
Мангольф уже ничему не удивлялся.
- Вы знакомы, господа? - спросил он с усмешкой.
- Как же, - ответил Толлебен. - Что, все веселимся?
Терра не замедлил подделаться под его тон.
- Но мы же оба были вдрызг пьяны, - и с развязным смехом сделал попытку хлопнуть по плечу влиятельного человека. Толлебен глазом не сморгнул.
Дверь вторично открылась. Сам граф Ланна благосклонно проследовал в комнату, бросил какую-то бумагу на стол к своему секретарю, а затем, словно бумага была только предлогом, повернулся к Терра и начал:
- Милейший Терра...
Толлебен от испуга вытянулся во фронт. Мангольф сделал вид, будто работает.
- Любезнейший господин Терра, вы хотите мне что-то сказать, - утвердительно произнес статс-секретарь, не задавая никаких вопросов. - Пройдемте ко мне. - И при этом сам прошел вперед. Он опустился в кресло у своего огромного стола, на котором каждая кипа дел была прижата томом Гете. - Я вам не предлагаю сесть, - сказал он, - так как хочу вас попросить продекламировать мне опять Ариосто. Вы, наверно, многое знаете на память. Продолжайте с того места, где мы остановились. - Сидя в расслабленной позе, он приготовился слушать. Веки его опустились, добродушно и маслено лоснился пробор. И когда Терра кончил: - Если бы вы знали, какое вы мне оказали благодеяние! Уже два часа подряд я принимаю доклады. - Он собственноручно подвинул для Терра удобное кресло. - А все-таки вы еще и сейчас декламируете недостаточно музыкально. Вся прелесть переживания заключается в le divin imprevu <Божественная непредвиденность (франц.).>, говоря словами моего любимого писателя. - Далее последовали вопросы о занятиях, а затем приглашение остаться к завтраку. - Мне нужно еще пропустить один или два доклада. Ступайте пока к дамам. - Он потер руки, с удовольствием констатируя у себя отсутствие предрассудков. Когда на его звонок явился лакей, статс-секретарь стоял в чопорной позе. - Проводите господина Терра к дамам.
Терра прошел вслед за лакеем в сад, где постарался несколько отстать от своего провожатого; когда тот направился к стоявшей в глубине вилле, у него мелькнула мысль улизнуть. Его бросало то в жар, то в холод. К кому он шел! Девушка, которую он держал в объятиях на мюнхенской ярмарочной площади, исчезла вместе с погребенным навеки приключением одной бредовой ночи. Он привел бы ее в ужас, если бы напомнил ей об этом, а чужой светской девице ему нечего сказать... Так как он, остановившись, смотрел вверх, на романтическую виллу за ажурной завесой осенней оснеженной листвы, слуга решил, что ему следует информировать гостя:
- Здесь квартира его сиятельства, господина статс-секретаря.