– Мой дорогой друг, – раздался голос остановившегося возле нас ее мужа, – я очень рад, что в конце концов победила все-таки ваша лошадь, хотя, кажется, формально ее еще нельзя назвать вашей, не так ли?
– Да, сэр.
"Он далеко не глуп, – отметил я про себя, глядя на его дружелюбное лицо с проницательными глазами. – Его непросто провести”. Мне вдруг стало интересно, подозревал ли он, что его жена имела любовника, даже если и не знал, кого именно. “Если бы он знал, – подумал я, – он бы не пригласил меня на обед”.
Он засмеялся.
– Профессор сказал, что благодаря вашим советам он трижды ставил на победителя.
– Невероятно.
– Он под большим впечатлением. – Лорд Найтвуд добродушно посмотрел на меня. – Мы всегда будем рады вас видеть, дорогой друг.
Подобные обтекаемые приглашения не предназначались для того, чтобы их понимали буквально, – это был лишь атрибут любезности.
– Благодарю вас, – ответил я, и он кивнул, зная, что его поняли правильно.
Захлебываясь от восторга. Марта Остермайер говорила о том, как чудесно они провели день, и вскоре, как обычно, университетское торжество завершилось.
Я пожал протянутую руку Клариссы и попрощался со стоявшим рядом ее мужем. Они хорошо смотрелись вместе и выглядели замечательной благополучной парой.
– Мы еще увидимся, – сказала она мне. Не знаю, услышал ли еще кто-то, кроме меня, в ее голосе с трудом сдерживаемое отчаяние.
– Да, – уверенно ответил я. – Конечно.
– Мы всегда будем рады вам, дорогой друг, – повторил ее муж.
Выйдя с ипподрома, Харли, Марта и я сели в “Даймлер”, Симз по примеру Брэда принял у меня костыли.
– Оказывается, у вас перелом лодыжки, а не вывих, – с укором сказала Марта. – Нам сказал об этом один из гостей. Я рассказала, как в среду вы скакали на лошади, и нам не поверили.
– Нога почти зажила, – неубедительно возразил я.
– Но вы же не сможете выступать на Дейтпаме в будущую субботу?
– Пожалуй, нет.
– Ах, какой вы, – вздохнула она. – Придется нам ждать вашего выздоровления.
Я выразил ей глубокую признательность улыбкой. Вряд ли кого из владельцев лошадей могла обрадовать перспектива ожидания. Да и тренера тоже: они просто не могли себе такого позволить. В мое отсутствие Майло предоставил лошадей, на которых я обычно выступал, моему главному сопернику, но я надеялся, что все встанет на свои места, как только я выздоровею. В этом-то и заключалась основная опасность травм, страшны были не столько сами травмы, сколько связанные с ними потери лошадей, переходивших к другим жокеям, и, в случае их удачных выступлений, – навсегда.
– А теперь, – сказала Марта, когда мы уже ехали на юг в сторону Лондона, – я сообщу вам еще одну просто великолепную идею, которую мы уже обсудили с Харли.
Я взглянул на Харли, сидевшего позади Симза. Он снисходительно кивал. На этот раз на его лице не было никакого волнения.
– Мы решили, – радостно продолжала она, – что мы купим Дазн Роузез и отдадим его Майло, чтобы тот готовил его к скачкам с препятствиями. Разумеется, если... – тут она рассмеялась, – душеприказчик вашего брата уступит его нам.
– Марта! – Я чуть было не лишился дара речи и бездумно назвал ее по имени, хотя прежде всегда обращался к ней не иначе, как “миссис Остермайер”, если вообще обращался к ней.
– Ну вот! – воскликнула она, обрадованная моей реакцией. – Я же говорила, что это замечательная идея. Что вы на это скажете?
– Душеприказчик моего брата не знает, что и сказать.
– Так вы продадите его?
– Конечно.
– Тогда давайте позвоним Майло прямо из машины и скажем ему об этом.
Она пребывала в прекрасном настроении и была не намерена ждать. Однако, когда она дозвонилась до Майло, тот, очевидно, не сразу зажегся этой идеей. Нахмурившись, она протянула трубку мне:
– Он хочет поговорить с вами.
– Майло, какие трудности? – спросил я.
– Это же кастрированный жеребец. Они неважно прыгают.
– Он уже мерин, – заверил я его.
– Ты же говорил мне, что твой брат никогда бы не пошел на это.
– Николас Лоудер не спрашивал его согласия.
– Ты шутишь?
– Нет, – ответил я. – Сегодня его победа была спорной, но он отчаянно боролся, и он в форме.
– Он когда-нибудь участвовал в скачках с препятствиями?
– Не думаю, но я его научу.
– Ну что ж, ладно. Дай мне еще Марту.
– Когда поговоришь с ней, не клади трубку. Ты мне еще нужен на пару слов.
Я передал трубку Марте, которая, послушав, вновь заговорила с энтузиазмом. Затем я продолжил свой разговор с Майло и спросил его:
– Зачем одному из подопечных Николаев Лоудера понадобилось брать с собой на скачки бейстер?
– Что-что?
– Бейстер. Этой штуковиной пользуются для приготовления мяса. У тебя такой есть. Ты пользуешься им как ингалятором для лошадей.
– Просто и эффективно.
Я вспомнил, что он пользовался им в тех редких случаях, когда лошади нужно было ввести какое-нибудь лекарство. Растворив лекарство в воде, им наполняли резиновую грушу бейстера, затем к ней подсоединяли трубку и, вставив ее лошади в ноздрю, резко нажимали на грушу. Сильная струя раствора попадала прямо на слизистую оболочку, а оттуда в кровь. С таким же успехом можно было применять и порошок. Это был самый быстрый способ введения лекарства.
– На скачки? – переспросил Майло. – Он был у владельца лошади?
– Именно. Его лошадь победила в пятифарлонговом забеге.
– Он, должно быть, спятил. Как тебе известно, из каждого забега двух лошадей проверяют на допинг: как правило, победителя и еще какую-нибудь. Ни один владелец не решится дать своей лошади на скачках допинг.
– Не знаю, что он там давал. У него просто был с собой бейстер.
– Ты говорил об этом распорядителям?
– Нет. С этим типом был Николас Лоудер, и он бы, наверно, лопнул от ярости, поскольку уже был зол на меня за то, что я заметил перемены в Дазн Роузез.
Майло рассмеялся.
– Так вот из-за чего загорелся весь сыр-бор на прошлой неделе.
– Я вижу, ты понял.
– Будешь устраивать скандал?
– Наверно, нет.
– Проявляешь мягкотелость, – заметил он. – Да, кстати, чуть было не забыл. Тут для тебя есть телефонограмма. Подожди-ка. Я все записал. – Он ненадолго замолчал, затем я вновь услышал его голос:
– Вот. Что-то связанное с бриллиантами твоего брата. – В его голосе послышалось некоторое сомнение. – Я не мог ничего напутать?
– Нет-нет. Так что там?
Вероятно, уловив в моем тоне нетерпение, он сказал:
– В общем, ничего особенного. Просто кто-то пытался до тебя дозвониться вчера вечером и сегодня в течение всего дня, но я объяснил, что ты переночевал в Лондоне и уехал в Йорк.
– Кто это был?
– Он не представился. Просто сказал, что у него для тебя кое-что есть. Потом, помычав, он наконец попросил меня при случае передать тебе, что перезвонит по номеру Гревила в надежде застать тебя там около десяти или позже. А может, это была и она. Трудно сказать. Какой-то неопределенный голос. Я сказал, что не знаю, удастся ли нам с тобой поговорить, но если да, то я обязательно передам.
– Ну что ж, спасибо.
– Вообще-то я не бюро телефонных услуг, – язвительно сказал Майло. – Почему бы тебе не включить автоответчик, как это делают все порядочные люди?
– Я иногда включаю.
– Надо бы почаще.
С улыбкой положив трубку, я никак не мог понять, кто пытался до меня дозвониться. Видимо, этот человек знал о том, что Гревил покупал бриллианты. “Это могла быть даже Аннет, – думал я. – У нее неопределенный голос”.
Приехав в Лондон, я бы предпочел сразу же направиться домой к Гревилу, но после высказанной Мартой поистине гениальной идеи уже никак не мог отступиться от данного мною согласия на приглашение Остермайеров.