– Так что будем делать? – спросил Сашка.
– Это надо теперь у них спрашивать, – кивнул Семен на группу (сказать «стаю» ни у кого не повернулся бы язык) зеленых «собак», ожидающих в сторонке, пока успокоятся люди.
Бобик-Жучка то ли почувствовал на себе взгляд друзей, то ли уловил их мысли, только он тут же засеменил к ним на коротеньких лапках.
– Получилось! – сказал Сашка «собаке».
– Да. Хорошо. Думать. Скоро. Мы. Вы.
– Подожди немного, – улыбнулся Семен. – Дольше ждали! Видишь, что творится. Пусть успокоятся.
– Ждать. Недолго. Просьба. – Глаза Бобика как-то уж совсем жалобно блеснули.
– Измучились, бедные? – Сашка присел и хотел по привычке погладить «собачью» голову, но, вспомнив, кто на самом деле перед ним, отдернул руку. – Ничего, уже скоро.
– А как мы, кстати, будем все это такой толпе рассказывать? – Семен задумчиво обвел взглядом объединенное воинство.
– Может, крикнуть, чтобы шлемы все надели и на одну волну настроились?
– Не докричаться будет… Да и галдеж все равно начнется, только уже в эфире.
– Мы. Помогать. – Сверкнул желтизной глаз Бобик-Жучка.
– Как? – спросили друзья одновременно.
– Вы. Говорить. Мы. Передавать. Слова.
– И каждый солдат их услышит? – почесал голову Сашка.
– И офицер… – добавил Семен.
– Да.
– Ну, давай, что ли, попробуем, – посмотрел на друга Сашка.
– Давай.
– Ну, начинай тогда ты. У тебя говорить лучше получается.
Семен откашлялся и негромко сказал, глядя почему-то прямо в янтарные глаза «собаки», словно та была неким живым микрофоном:
– Друзья! Бойцы и командиры! Выслушайте нас.
На поле несостоявшейся брани обрушилась мертвая тишина. Люди напряженно застыли. Потом начали осторожно вращать головами – искать, откуда доносится странный тихий голос, легко перекрывший куда более громкий гвалт. Некоторые испуганно уставились на «собак», не без основания заподозрив в них источник звука. Правда, голос казался человеческим… Когда Семен заговорил снова, почти все осознали, что это, к тому же, вовсе не звук – голос «звучал» прямо в головах.
– Не пугайтесь! – сказал Семен. – С вами говорим мы, обычные люди. «Собаки» лишь передают вам наши слова.
– Кто? Кто?.. – покатилось по толпе. Вновь закрутились головы.
– Да вот же мы! Смотрите, я стреляю в воздух!.. – Семен выпустил вверх шипящий малиновый луч.
Теперь все неотрывно смотрели только на них. И Семен принялся рассказывать все, что удалось им с другом Сашкой узнать от разумной «собаки». Иногда вставлял пару слов и Сашка, а закончил «выступление» сам Бобик:
– Вы. Хотеть. Вспомнить. Мы. Помогать. Молчать. Вспомнить. Сильно.
Люди и так молчали. Но теперь, после слов «собаки», молчание будто стало осязаемым – упругим и вязким. Семен закрыл глаза. И, как просил Бобик, очень постарался «вспомнить сильно». И вспомнил. Да так, что голова чуть не лопнула от взрыва воспоминаний. Такого же яркого, как тот, последний, в ущелье под Улус-Кертом. Шарахнули по мозгам мелькающие осколки: мама, школа, друзья, Светкины косички, звон гитары, костер на речном берегу, снова Светка, слезы в ее огромных глазах, мягкие губы, шепот: «Я буду ждать!..» А еще, вперемешку с этими, но не путаясь с ними: новостная башня, упрямый взгляд Хепсу, его распластанное тело на черной глади «озера», окровавленная кабина корабля, лес, бандиты, оттопыренные уши Спуча (трам-тарам!), обугленный Раж, темный цилиндр башни отурков и ровный голос Нэсэ, боль в раздираемом горле…
Семен задрожал и вернулся в действительность. Теперь он помнил все. Нет… Не все! Он помнил только себя-землянина и себя-Учителя. Но ведь убивший его отурк говорил, что он живет одновременно (и разновременно тоже) во множестве мест! Но вспомнились лишь две его «жизни», эта вот – третья.
Хотя нет, не третья! Эта – всего лишь продолжение жизни десантника Семена с Земли. Но он ведь погиб там, на Земле, в Аргунском ущелье? Конечно, погиб. Сначала снесло полчерепа Сашке, а потом и для него бой закончился. Но если он погиб там, то никак не должен быть здесь, на этой странной рыжей планете, продолжать оставаться тем Семеном! И почему он сейчас помнит лишь умерших Семена и Ачаду и ничего не знает о других своих «ипостасях»? Потому что они живы? Или потому что ошибался Акмээгак? И он, Ачаду-Семен, здесь и сейчас, какой-то неправильный, ненастоящий? И погибший Сашка ненастоящий, и все остальные…
Ачаду тряхнул белой головой. Не время сейчас думать об этом! Сейчас всем им надо добраться до башни и там с помощью «собак» попытаться во всем разобраться. Ну, если не во всем, если не в масштабах «везде и всегда», то хотя бы – «здесь и сейчас».
Сашка растерянно и смущенно глянул на друга.
– Меня убило? Там…
Семен понял и кивнул:
– Полбашки снесло. У меня на глазах.
– А тебя?
– Ну, раз я здесь, – наверное, тоже…
– А ты не помнишь?
– Что я должен помнить, смерть? – буркнул Семен, разозлившись непонятно на кого. Скорее всего – на отурка с его дурацкими теориями. Но Сашка-то был ни в чем не виноват, и старшина положил руку на его плечо. – Помню вспышку. Все. Дальше – только то, что было здесь. И… я еще кое-что помню, кроме Земли. А ты?
– Да нет, ничего больше, – пожал плечами Сашка. – Там и здесь… Везде воюю. А что ты еще помнишь?
– Место, где я еще воевал. С шестилапыми уродами. Точнее, с уродом. Философом. Ладно, не бери в голову, это бред, наверное.
– А вот это все, – повел вокруг руками Сашка, – не бред? Может быть, это рай?
– Тогда уж ад, – невесело усмехнулся Семен.
– Точно! – ахнул Сашка. – Беляк, а ты крещеный?
– Вроде…
– А я – нет. Значит, вместе не должны бы оказаться…
– В аду всем места хватит! – сказал Семен. – И крещеным, и некрещеным, и буддистам с кришнаитами. Это рая трудно достичь, а вот ад – он всегда с нами.
– Аминь! – улыбнулся друг, вновь становясь прежним Сашкой.
– Ну, что, к башне надо идти. – Беляк кивнул по-прежнему сидящей неподалеку «собаке». – Веди нас, Бобик.
Вблизи башня показалась очень знакомой… Да что там – это же была копия новостной башни родного селения! Только во много раз больше оригинала. А за ней – все та же песчано-каменистая оранжевая пустыня. Никаких намеков на город. Да Семен и не ожидал его увидеть. Больше его удивило то, что их возле башни никто не встречал. Пусто было и на верхней площадке, там, где под круглой деревянной крышей на слабом ветру мерно покачивался дусос. Впрочем, снизу центр площадки не был виден. Когда они шли, площадка точно оставалась пустой. А сейчас – кто знает?
– Я поднимусь, – обернулся Семен к остальным. – Бобик, скажи всем.
«Собакам» не надо было подсказывать, они четко знали свое дело.
– Почему ты? – раздалось сразу несколько голосов.
– Правда, Семка, почему ты? – спросил Сашка.
– Мне знакомо это строение, – кивнул на башню старшина. – Поднимусь один.
– Там. Нет. Никто. – Раздалось у всех в головах, в том числе и у Семена.
– Тем более! – успокаивающе хлопнул он друга по плечу. – А посмотреть все равно надо.
И он поскакал по неровным каменным ступеням, восходящей спиралью опоясывающими башню. Лестница была раз в пять выше, чем та, по которой взбирался когда-то Ачаду, чтобы провозгласить о своем походе на край земли. Старшина слегка запыхался под дурацким панцирем, который он не догадался снять.
Площадка с висящим над ней высохшим стволом дусоса оказалась и правда пустой. Но когда Семен подошел к ее краю и посмотрел вниз, то едва не сверзился туда, куда устремил он свой ошарашенный взгляд.