— Морозов кивнул. Водка в замерзшем стекле — это огонь и лед. Обжигающий пламень, холодный, очень холодный.
Когда беф а-ля татар исчез с тарелок, друзья откинулись на спинки удобных кресел.
Вязников был бледен. Он совсем недавно вышел из госпиталя. Рана оказалась серьезней, чем могло показаться сразу, а кое-какие мелкие осколки так и остались торчать в ноге. Они будут беспокоить его до самой смерти, вызванной микроскопическим кусочком стали, подобравшимся по кровеносной системе к самому сердцу. Но это в будущем. В очень удаленном от этого дня будущем.
— И все-таки я оставлю Москву.
— Почему?
— Не могу. Город словно давит. Тяжело. Конечно, сейчас все разгребли. Стройки идут. Работа кипит. — Алексей покрутил тарелку. Отодвинул. Взял рюмку. Пригляделся к хрусталю. — Но как вспомню, в какую ловушку превращаются эти каменные стены… Когда метро закрыли, дороги…
— Не напоминай, — сморщился Морозов. — Я в метро теперь не езжу. Времени уходит, конечно… И дороже. Но не могу. На работу встаю за два часа. Иначе не успеть.
— Ты все там же, лечишь?
— Ну, если можно так выразиться. Должность называется — «консультант». А у тебя как?
— Как, как… Я ж из госпиталя только-только. Что делать, если честно, не знаю. На завод не хочу. Опять заготовки рисовать… Да и не возьмут. Хорошо хоть, пособие, как этому… блин… как там формулировка?
— Борцу с антинародным режимом! — подсказал Юра. — Всем дали. Все боролись. Я думал, что брат на брата прет, а оказывается, с режимом боролись. Фантазеры, однако.
— Да, этого не занимать. — Алексей хотел было что-то сказать, но краем глаза увидел приближающихся официантов с подносами.
Парень с девушкой подошли к столику. Забрали посуду. Их движения были синхронны, четки и выверены.
«Сноровка, закалка, тренировка, — подумал Морозов. — А девочка ничего».
Девушка была старше своего коллеги, имела широкие бедра и узкую талию. Картину дополняли густые, сильные черные волосы, заплетенные в крепкую косу. Юра успел приметить имя на нагрудном бэджике.
«Мария. Надо будет запомнить».
Такой пристальный интерес не ускользнул от внимания девушки. Она опустила глаза и внезапно покраснела, да так сильно, что Морозов с трудом сдержал улыбку.
— Прошу вас! — бодро сказал официант. — Зайчатина, запеченная в тесте!
Он снял крышку с подноса и принялся сноровисто обрезать ножом корку теста, запекшуюся над горшочком. По заведению поплыл одуряющий запах.
— И пушкинские голубцы, — неуверенно сказала девушка, ставя перед Юрием тарелку. — Из оленины…
— Весьма вам признателен, — ответил Юра, стараясь заглянуть Марии в глаза.
Та покраснела еще сильнее, что-то буркнула и упорхнула.
— Приятного аппетита, — немного поклонился, уходя, парнишка-официант. Он сделал шаг назад, но остановился. — Может быть, водочки?
— Давай! — махнул рукой Вязников. — Холодненькой.
— Конечно, холодненькой, другую водку пить нельзя. — Парнишка чуть каблуками не щелкнул от старания.
Буквально через мгновение он уже лихо наливал прозрачную жидкость в лед бокала.
— Все время думаю, как вы так ухитряетесь? И ни капли не пролить, — обратился к нему Морозов
— Опыт. Тренировка. Ловкость рук, и никакого мошенничества, — ответил паренек, не переставая наливать. — Прошу вас!
И бесшумно удалился.
Камин уютно потрескивал смолистыми дровами неподалеку. Колотые чурбачки были разложены рядом, распространяя по всему помещению приятный запах еловой смолы.
— Новый год скоро, — невпопад сказал Морозов. — Елку надо бы…
— Не жалко тебе елку рубить?
— Нет… — ответил Юра. — Хотя ради одной недели, пожалуй, жалко.
— Елка должна быть живая. Желательно под окнами, чтоб росла. Хочешь, наряжай, хочешь, так любуйся.
— Идиллическая картина.
— Нет, почему же. — Вязников выловил из горшочка кусок мяса. Взял ломоть черного, крупнозернистого хлебушка, подставил его под вкусно пахнущую зайчатину, ловя капли соуса, и отправил все это в рот. — Вкусно…
— Да, мне тоже нравится, — с набитым ртом ответил Юра.
Оленина имела странный, ни на что не похожий вкус.
— Праздник желудка, — покачал головой Морозов.
— Да, жаль, что не часто.
— Не согласен. И хорошо, что не часто. Во-первых, если часто, то забивается вкус. Во-вторых, наши с тобой кошельки такое не вытянут. Собственно, и один-то раз… По большому празднику.
— Кстати, что празднуем?
— А какая разница? Твой выход из госпиталя, например.
— Ну ладно, пусть так будет. Хотя я бы предпочел по-семейному. Все-таки не так накладно.
— Леха, не порть хороший вечер. Я имею право угостить своего друга так, как считаю нужным. Можешь считать, что я копил на этот вечер все время, пока ты в больнице валялся. Специально.
— Целевое накопление?
— Вроде того, — махнул рукой Морозов. — Давай по водочке.
— Ну, раз целевое, то… — Вязников поднял рюмку. — За тебя!
— За нас.
Водка — это единственный напиток, который можно пить и в горе, и в радости. Его нельзя пить просто так. Для водки всегда должно быть событие. Пусть маленькое и значимое только для узкого круга людей. Или даже для одного человека. Потому что водка — это то, что можно пить даже в одиночку. Главное, чтобы не просто так.
— Тебе тут нравится? — спросил Вязников, обводя взглядом ресторанчик.
— Спрашиваешь! Вообще-то я тебя сюда и привел.
— Значит, нравится? Камин, спокойно, сделано все со вкусом, соседи в стенку не ломятся.
— Ну да. — Юра пожал плечами. — Ты это к чему?
— Да так, есть у меня задумка… Даже не знаю, с чего начать.
— Начни с начала. — Морозов подхватил на вилку предпоследний кусочек голубца. Желудок был уже полон, но остановиться казалось невозможно. — Я тресну.
— Не переживай, доктора от переедания не мрут.
— Это студенты от переедания не мрут. А доктора — запросто. Так что ты там придумал?
Вязников тайком кинул внутрь горшочка пару кусочков хлеба, повозил внутри вилкой, чтобы они хорошенько пропитались соусом. Вытащил, с удовольствием проглотил и отодвинул от себя посуду. Съесть больше он был уже не в состоянии.
— Сейчас будет еще чай, — отдуваясь, заявил Юра. — Ты десерта не хочешь? Блинчики какие-нибудь…
— Убить меня хочешь. Я больной, старый и вообще почти инвалид.
— Да ладно, нашелся инвалид. Ты, Леха, меня переживешь.
— Это только боги знают, кто кого… Не важно, короче. Я вот чего хотел спросить. — Алексей наклонился вперед. — К тебе не приходили?
— Кто? — удивился Юрий. — И куда?
— Домой, видимо…
Морозов усмехнулся.
— Чтобы ко мне домой прийти, надо меня сначала найти! Я прописан в одном месте, работаю во втором, а живу вообще в третьем. Есть, кстати, еще четвертое и пятое. В зависимости от настроения и наличия женщин. — Он посмотрел через плечо Вязникова на барную стойку. — Последнее, впрочем, всегда может измениться.
— А ко мне пришли. В палату прямо. Ты про Люберцы помнишь? И про Дулево?
— Это что, вопрос? — удивленно поднял брови Морозов.
В Люберцах, в глухом месте у друзей был схрон. Хороший, плотно укомплектованный схрон. Несколько пистолетов. Автоматы. Ручные гранатометы. Гранаты. Масса патронов. Второй схрон, но поменьше, был расположен подальше от столицы, в Дулево. Уникальные глины, из которых делали знаменитый фарфор, прятали в себе множество разных чужих секретов. Огнестрельного добра после августа ходило по России множество. Количество оружия на руках населения было едва ли не запредельным. Что, по понятным причинам, беспокоило власти.