Вопрос первоочередности (Перст указующий - 1) - Йен Пирс 21 стр.


В древних текстах можно найти все знания, если уметь их читать. И это столь же верно и для алхимии, и для медицины.

- Не могу согласиться, - сказал я, полагая, что даю отличный отпор. Возьмите для примера судорогу желудка. Какое средство обычно применяют против нее?

- Мышьяк, - сказал кто-то, сидевший дальше и, очевидно, слушавший нас. - Несколько гранов с водой как рвотное. Я сам его принимал в прошлом сентябре.

- И помогло?

- Ну, боль сначала усилилась. Должен признать, что небольшое кровопускание, по моему мнению, оказалось более полезным. Но очистительные свойства мышьяка бесспорны. Признаюсь, у меня никогда не было столь частого стула.

- Мой учитель в Падуе сделал несколько опытов и пришел к выводу, что вера в мышьяк ошибочна и глупа. Она восходит к лечебнику, переведенному с арабского, а затем на латынь Деусингием. Однако переводчик сделал ошибку. В книге от болей советовалось употреблять, как там было сказано, дарении. Это название было переведено как arsenicum - мышьяк, тогда как мышьяк по-арабски - зарник.

- Так что же нам следует принимать?

- Корицу, по-видимому. Так как же, сударь, будете ли вы защищать давнее лечение, опирающееся на ошибку переводчика?

Тут второй откинул голову и захохотал, отправив полупрожеванную еду изящной параболой через стол.

- Вы оправдали лишь необходимость в твердом знании классических языков, сударь, - сказал он. - Не более. И используете это как предлог, лишь бы отбросить тысячи лет учености и подменить их своими собственными жалкими писаниями.

- Я сознаю слабость моих писаний, - ответил я, все еще оставаясь наиболее благовоспитанным человеком за этим столом, - но я ничего не подменяю, а только проверяю гипотезы, прежде чем их принять. Ведь сам Аристотель говорит, что наши идеи должны соответствовать нашему опыту, не так ли?

Боюсь, к этому времени я начал краснеть от гнева, поскольку понял, что его не интересует дискуссия, которая опирается на логику. Если Гров в своей аргументации был доброжелателен, этот был неприятен и тоном, и манерой.

- И что тогда?

- О чем вы говорите?

- После того, как вы подвергли Аристотеля своей проверке? И без сомнения, нашли его очень легким. Что тогда? Подвергнете ли вы своим исследованиям монархию? Может церковь? Посмеете ли подвергнуть своей проверке самого Спасителя Нашего? Вот в чем заключается опасность, сударь. Ваши изыски ведут к атеизму, что неизбежно, если только науку не будут крепко держать в руках те, кто стремится укреплять слово Бога, а не ставить его под сомнение.

Тут он умолк и обвел взглядом своих коллег, ища их поддержки. Я был доволен, заметив, что они слушали его без особого восторга, хотя многие согласно кивали.

- "Скажет ли глина горшечнику: "что ты делаешь?" - мягко пробормотал Гров почти про себя.

Но его недоговоренная цитата разверзла уста молодого человека, который утром показал мне, как найти комнату Грова.

- Исайя, сорок пять, девять, - сказал он. - "Приобретение премудрости выше рубинов", - добавил он негромко, будучи, без сомнения, слишком молодым и незначительным по своему положению, чтобы участвовать в споре, но не желая, чтобы старший разглагольствовал, как ему вздумается. Я и раньше замечал, что он несколько раз пытался вмешаться в разговор, но едва открывал рот, как Гров перебивал его и продолжал говорить, будто того тут не было.

- Иов, двадцать восемь, восемнадцать, - сердито буркнул Гров, раздраженный такой дерзостью. - "И кто умножает познания, умножает скорбь".

- Екклесиаст, один, восемнадцать, - отпарировал Томас Кен, также, видимо, разгорячаясь. Я распознал какую-то старую ссору, которая не имела никакого отношения ни ко мне, ни к опытам.

- "Доколе, невежды, будете любить невежество? Доколе глупцы будут ненавидеть знание?"

- Притчи, один, двадцать два. "Мудрость твоя и знание твое - они сбили тебя с пути".

Заключительный удар прикончил беднягу Кена, который не сумел вспомнить источник этой цитаты. Он покраснел от такого публичного унижения, отчаянно пытаясь найти ответ.

- Исайя, сорок семь, десять, - с торжеством объявил Гров, когда поражение Кена стало очевидным для всех.

Кен со стуком бросил нож и встал, чтобы выйти из-за стола. Руки у него тряслись. Я боялся, что дело дойдет до драки, но все было только представлением.

- К римлянам, восемь, тринадцать, - сказал он, с ледяной медлительностью отвернулся от стола и решительным шагом удалился из трапезной. Мне кажется, эту заключительную ссылку услышал только я, а мне она ничего не говорила. Манера протестантов перестреливаться цитатами из Библии всегда казалась мне несколько нелепой, даже кощунственной. Как бы то ни было, Гров, во всяком случае, ничего не услышал, а наоборот, казалось, был очень доволен тем, что победа осталась за ним.

Поскольку никто не прерывал молчания, я решил (как иностранец, ничего не понявший в происходившем) как-нибудь замять случившееся.

- Я не богослов и не священник, - сказал я в стремлении вернуть спор в логическое русло, - но я изучал медицинские искусства. И я знаю, что во многих случаях лекарство равно может убить и исцелить. Я полагаю моим долгом узнавать как можно больше и помогать моим пациентам выздоравливать. Надеюсь, в этом нет ничего неблагочестивого.

- Почему я должен полагаться на ваше слово, когда оно противоречит великим светилам прошлого? Что такое вы в сравнении с их величием?

- Поистине карлик, и я почитаю их не менее, чем вы. Разве Данте не назвал Аристотеля il maestro di color qui sanno* [Мастер цвета, который излечивает (итал.).]? Но я прошу вас не об этом. Я прошу вас вынести решение по результатам опыта.

- А, опыта! - сказал Гров со злорадством. - Вы согласны с выводом Коперника, что Земля вращается вокруг Солнца?

- Ну разумеется.

- И вы сами ставили эти опыты? Вы провели наблюдения, повторили расчеты и своими собственными трудами установили, что это так?

- Нет. Увы, я мало осведомлен в математике.

- Таким образом, вы верите в истинность этого, но сами не убедились? Вы полагаетесь на слово Коперника?

- Да, и на слово тех знатоков, кто согласился с его выводами.

- Простите меня за мои слова, но мне кажется, что вы не менее прикованы к авторитетам и традиции, чем тот, кто полагается на Аристотеля и Птолемея. Несмотря на все ваши заверения, ваша наука также опирается на веру и ни в чем не отличается от старинных познаний, которые вы так презираете.

- Я сужу по результатам, - ответил я со всей любезностью, ибо он, несомненно, наслаждался, и было бы грубостью испортить ему удовольствие. - Я исхожу из того, что опытный метод дал множество отличных результатов.

- А этот ваш опыт, он, скажем, касается основы новой медицины?

Я кивнул.

- Так как же вы примиряете его с положениями Гиппократа, которым вы, врачи, придаете такую важность?

- Мне этого не требуется. Не вижу никакого противоречия.

-Но как же так? - с удивлением сказал Гров. - Ведь вы заменяете проверенные способы лечения на другие, которые могут быть лучше, но могут быть и хуже? Вместо того чтобы в первую очередь стараться излечить ваших пациентов, вы ставите на них опыты, желая узнать, к чему они приведут. Вы используете своих пациентов, чтобы пополнять ваши познания, вместо того чтобы лечить их, а это грех. Так говорит в своем "Interrogatorium sine confessionnale" ["Допрос или признание" (лат.).] Бартоломей де Шеми. И с тех пор с ним соглашались все высшие авторитеты.

- Хитроумный аргумент, но неверный, - сказал я. - Опыт ставится ради здоровья всех пациентов.

- Но когда я, больной, прихожу к вам, то не ради всех пациентов.

Назад Дальше