Ее действительно увез описанным образом лорд Оррери, который, после того, как все его притязания были отвергнуты, инсценировал фиктивную свадьбу, где священника заменял переодетый слуга. - Здесь и далее примечания, обозначенные цифрой со звездочкой, принадлежат самому Метьюрину (Ред.).}, которую они должны были увозить vi et armis {Силой и оружием (лат.).}, как только она садилась в него по окончании спектакля. По другую сторону ожидала карета со стеклами , приехавшая, чтобы после окончания пьесы увезти Кинестона(Адониса тех времен), переодетого в женское платье, куда-нибудь в парк и выставить его там на потеху во всем великолепии женственной красоты, которая его отличала и которую еще больше подчеркивал его театральный костюм.
Спектакли начинались тогда в четыре часа и оставляли людям много времени для вечерних прогулок и полуночных встреч в масках при свете факелов, - встреч, которые происходили обычно в Сент-Джеймском парке, отчего становится понятным название пьесы Уичерли "Любовь в лесу" . В ложах, которые оглядывал Стентон, было много женщин; их обнаженные плечи и груди, которые верно запечатлели картины Лелии мемуары Граммона , могли бы удержать наших современных пуритан от многих назидательных стенаний и хвалебных гимнов былым временам. Все они, прежде чем посмотреть ту или иную пьесу, посылали на первое представление сначала кого-нибудь из родственников-мужчин, дабы тот мог сообщить им, пристало ли смотреть ее женщинам "порядочным и всеми уважаемым"; однако, несмотря на эту предосторожность, при некоторых репликах, - а надо сказать, что из них чаще всего состояла добрая половина пьесы, - им ничего не оставалось, как раскрывать веера или играть тогда еще бывшими в моде длинными локонами, развенчать которые оказалось не под силу даже самому Принну .
Сидевших в ложах мужчин можно было разделить на две категории. К первой относились "веселящиеся городские остряки", которых отличали галстуки из фламандских кружев, перепачканные нюхательным табаком, перстни с алмазами, выдававшиеся за подарки королевских любовниц (будь то герцогиня Портсмутскаяили Нелл Гуинн ), нечесанные парики с кудрями, ниспадавшими на грудь, развязность, с которой они во всеуслышание поносили Драйдена , Ли и Отвеяи цитировали Седли и Рочестера .
Другую категорию составляли изящные любовники, "дамские кавалеры", их можно было отличить по белым, украшенным бахромой перчаткам, по церемонным поклонам и по тому, что каждое свое обращение к даме они начинали неуместным восклицанием: "Господи Иисусе!" {2* Смотри Поп (взято из Донна):
Свое "Иисусе", дурни, не твердите,
Не то еще в паписты угодите .},
или более мягким, но столь же бессмысленным: "Умоляю вас, сударыня", или: "Сударыня, я весь в огне" {3* Смотри "Старый холостяк" , где Араминта, устав от этих повторяющихся фраз, запрещает своему возлюбленному начинать ими свою речь.}. Своеобразие нравов того времени" сказывалось в одном очень необычном для нас обстоятельстве: женщины не заняли еще тогда надлежащего положения в жизни; их то чтили, как богинь, то честили, как потаскух; мужчина мог говорить со своей возлюбленной языком Орондата, боготворящего Кассандру , а минуту спустя осыпать ее потоком самых отборных ругательств, которые вогнали бы в краску даже видавшую виды площадь Ковент-Гарден {4* Смотри любую старую пьесу, на которую хватит терпения, или, наместо всего, прочти историю галантной любви Родофила и Меланты, Паламеда и Доралии в "Marriage a la Mode" ["Брак по моде" (франц.)] Драйдена .} .
Партер представлял собою зрелище более разнообразное.
Там можно было увидеть критиков, вооруженных с ног до головы всей премудростью от Аристотеля до Боссю ; люди эти обедали в двенадцать часов, диктовали в кофейне до четырех, потом мальчишка чистил им башмаки, и они отправлялись в театр, где до поднятия занавеса сидели в мрачном бездействии и в ожидании вечерней добычи. Были там и адвокаты, щеголеватые, развязные и болтливые; кое-где можно было увидеть и какого-нибудь степенного горожанина; он сидел, сняв свою остроконечную шляпу и пряча скромно завязанный галстук в складках пуританского плаща, а в это время глаза его, глядевшие искоса, но с явным волнением на какую-нибудь женщину в маске, укрытую капюшоном и кутавшуюся в шарф, не оставляли сомнения насчет того, что завлекло его в "шатры Кидарские" . Сидели там и женщины, но на лицах у всех были маски, и хотя маски эти успели уже обветшать, как у тетушки Дины в "Тристраме Шенди" , они все же скрывали красавиц от молодых вертопрахов, которых те хотели завлечь, да и от всех остальных, за исключением продавщиц апельсинов, которые громко их окликали у входа {5* Смотри "Оруноко" Саутерна ; я имею в виду комические сцены.}. На галереях теснились счастливцы, ожидавшие исполнения обещания, которое давал Драйден в одном из своих прологов {6* Прелесть, песнь, убийство, привиденье. Пролог к "Эдипу".}; им было все равно, являлся ли на сцену призрак матери Альмансорав промокшем насквозь плаще или дух Лайя , который, в соответствии с указаниями, написанными для сцены, выезжает вооруженный на колеснице, а за спиной у него призраки трех убитых слуг, - шутка, которую не оставил без внимания аббат Леблан {7* Смотри письма Леблана .} в своем руководстве к писанию английской трагедии. Иные из зрителей требовали, правда, время от времени "сожжения папы" , но, хотя пьеса,
Всех океанов одолев преграду,
Начавшись в Мексике, вела в Элладу,
не всегда оказывалось возможным доставить им столь милое развлечение, ибо действие широко известных пьес чаще всего происходило в Африке или в Испании; сэр Роберт Хауерд, Элкене Сетл и Джон Драйден - все единодушно остановили свой выбор на испанских и мавританских сюжетах . В этой веселой компании было несколько светских дам в масках; они втайне наслаждались свободой, которой не решались пользоваться открыто, и подтверждали характерные слова Гея, хоть и написанные много лет назад, что
На галерее Лора смело может
Смеяться шутке, что смущает ложи .
Стентон взирал на все это как человек, "в котором ничто не может вызвать улыбки". Он посмотрел на сцену: давали "Александра" , пьесу, в которой участвовал сам автор ее, Ли, а главную роль исполнял Харт , с такой божественной страстностью игравший любовные сцены, что зрители готовы были поверить, что перед ними настоящий "сын Аммона" .
В пьесе этой было достаточно всяческих нелепостей, которые могли вызвать возмущение - и не только зрителя с классическим образованием, но и вообще всякого здравомыслящего человека. Греческие герои появлялись там в башмаках, украшенных розами, в шляпах с перьями и в париках, доходивших до плеч; персидские принцессы - в тугих корсетах и с напудренными волосами. Однако иллюзию было чем подкрепить, ибо героини оказались соперницами не только на сцене, но и в жизни. Это был тот памятный вечер, когда, если верить рассказу ветерана Беттертона {8* Смотри "Историю сцены" Беттертона .}, миссис Барри, исполнявшая роль Роксаны, поссорилась с миссис Баутел, исполнительницей роли Статиры, из-за вуали, которую костюмер, человек пристрастный, присудил последней. Роксана подавляла свой гнев вплоть до пятого акта, когда же по ходу действия ей надлежало заколоть Статиру, отплатила сопернице ударом такой силы, что острие кинжала пробило той корсет и нанесло ей рану, хоть и не опасную, но глубокую. Миссис Баутел лишилась чувств, представление было прервано, большинство зрителей, в том числе и Стентон, взволнованные всем происшедшим, повставали с мест.