- Дайте Кремль, - сказал вдруг Иван в трубку, в комнате воцарилось молчание. - Кремль? Передайте в Совнарком, чтобы послали сейчас же отряд на мотоциклетках в психиатрическую лечебницу... Говорит Бездомный... Инженера ловить, который Москву погубит... Дура. Дура, - вскричал Иван и грохнул трубкой, - вредительница - и с трубки соскочил рупор.Санитар тотчас повесил трубку на крюк и загородил телефон.- Не надо браниться в телефон! - заметил врач.- Ну-ка, пустите-ка меня, - попросил Иван и стал искать выхода, но выход как сквозь землю провалился.- Ну, помилуйте, - заметил врач, - куда вам сейчас идти. Поздно, вы не одеты. Я настойчиво советую вам переночевать в лечебнице, а уж днем будет видно.- Пропустите меня, - сказал Иван глухо и грозно.- Один вопрос: как вы узнали, что инженер убил?- Он про постное масло знал заранее, что Аннушка его разольет! - вскрикнул Иван тоскливо, - он с Пилатом Понтийским лично разговаривал... Пустите...- Помилуйте, куда вы пойдете!- Мерзавцы, - вдруг взвыл Иван, и перед женщиной засверкала никелированная коробка и склянки, выскочившие из выдвижного ящика.- Ах, так, ах, так... - забормотал Иван, - это, стало быть, нормального человека силой задерживать в сумасшедшем доме. Гоп! - И тут Иван, сбросив Пантелееве пальто, вдруг головой вперед бросился в окно, прикрытое наглухо белой шторой. Коварная сеть за шторой без всякого вреда для Ивана спружинила и мягко бросила поэта назад и прямо в руки санитаров. И в эту минуту в руках у доктора оказался шприц. Рюхин застыл на месте.- Ага, - прохрипел Иван, - вот какие шторочки завели в домиках, ага... Рюхин глянул в лицо Ивану и увидел, что оно покрылось потом, а глаза помутнели, - понимаем! Помогите! Помогите!Но крик Ивана не разнесся по зданию. Обитые мягким, стеганые стены не пустили воплей несчастного никуда. Лица санитаров исказились и побагровели.- Ад-ну... адну минуту, голову, голову... - забормотал врач, и тоненькая иголочка впилась в кожу поэта, - вот и все, вот и все... - и он выхватил иглу, - можно отпустить.Санитары тотчас разжали руки, а женщина выпустила голову Ивана.- Разбойники! - прокричал тот слабо, как бы томно, метнулся куда-то в сторону, - еще прокричал: - И был час девятый!.. - но вдруг сел на кушетку... - Какая же ты сволочь, - обратился он к Рюхину, но уже не криком, а печальным голосом. Затем повернулся к доктору и пророчески грозно сказал: - Ну, пусть погибает Красная столица, я в лето от Рождества Христова 1943-е все сделал, чтобы спасти ее! Но... но победил ты меня, сын погибели, и заточили меня, спасителя.Он поднялся и вытянул руки, и глаза его стали мутны, но неземной красоты.- И увижу се в огне пожаров, в дыму увижу безумных бегущих по Бульварному Кольцу... - тут он сладко и зябко передернул плечами, зевнул... и заговорил мягко и нежно:- Березки, талый снег, мостки, а под мостки с гор потоки. Колокола звонят, хорошо, тихо...Где-то за стеной протрещал звоночек, и Рюхин раскрыл рот: стеганая стена ушла вверх, открыв лакированную красную стену, а затем та распалась и беззвучно на резиновых шинах въехала кровать. Ивана она не заинтересовала. Он глядел вдаль восторженно, слушал весенние громовые потоки и колокола, слышал пение, стихи...- Ложитесь, ложитесь, - услышал Иван голос приятный и негрозный. Правда, на мгновение его перебил густой и тяжелый бас инженера и тоже сказал "ложитесь", но тотчас же потух.Когда кровать с лежащим Иваном уходила в стену, Иван уже спал, подложив ладонь под изуродованную щеку. Стена сомкнулась. Стало тихо и мирно, и вверху на стене приятно стучали часы.- Доктор... это что же, он, стало быть, болен? - спросил Рюхин тихо, смятенно.- И очень серьезно, - ответил доктор, сквозь пенсне проверяя то, что написала женщина.
Он устало зевнул, и Рюхин увидел, что он очень нервный, вероятно, добрый и, кажется, нуждающийся человек...- Какая же это болезнь у него?- Мания фурибунда, - ответил доктор и добавил, - по-видимому.- Это что такое? - спросил Рюхин и побледнел.- Яростная мания, - пояснил доктор и закурил дрянную смятую папироску.- Это, что ж, неизлечимо?- Нет, думаю, излечимо.- И он останется здесь?- Конечно.Тут доктор изъявил желание попрощаться и слегка поклонился Рюхину. Но Рюхин спросил заискивающе:- Скажите, доктор, что это он все инженера ловит и поминает! Видел он какого-нибудь инженера?Доктор вскинул на Рюхина глаза и ответил:- Не знаю.Потом подумал, зевнул, страдальчески сморщился, поежился и добавил:- Кто его знает, может быть, и видел какого-нибудь инженера, который поразил его воображение...И тут поэт и врач расстались.Рюхин вышел в волшебный сад с каменного крыльца дома скорби и ужаса. Потом долго мучился. Все никак не мог попасть в трамвай. Нервы у него заиграли. Он злился, чувствовал себя несчастным, хотел выпить. Трамваи пролетали переполненные. Задыхающиеся люди висели, уцепившись за поручни. И лишь в начале второго Рюхин совсем больным неврастеником приехал в "Шалаш". И тот был пуст. На веранде сидели только двое. Толстый и нехороший, в белых брюках и желтом поясе, по которому вилась золотая цепочка от часов, и женщина. Толстый пил рюмочкой водку, а женщина ела шницель. Сад молчал, и ад молчал.Рюхин сел и больным голосом спросил малый графинчик... Он пил водку и чем больше пил, тем становился трезвей и тем больше темной злобы на Пушкина и на судьбу рождалось в душе...
Помоги, Господи, кончить роман.1931 г.
ПОЛЕТ ВОЛАНДА
- Об чем волынка, граждане? - спросил Бегемот и для официальности в слове "граждане" сделал ударение на "да". - Куда это вы скакаете?
...........................................................................Кота в Бутырки? Прокурор накрутит вам хвосты.
...........................................................................Свист....и стая галок поднялась и улетела.- Это свистнуто, - снисходительно заметил Фагот, - не спорю, свистнуто! Но, откровенно говоря, свистнуто неважно.- Я не музыкант, - отозвался Бегемот и сделал вид, что обиделся.- Эх, ваше здоровье! - пронзительным тенором обратился Фагот к Воланду, дозвольте уж мне, старому регенту, свистнуть.- Вы не возражаете? - вежливо обратился Воланд к Маргарите и ко мне.- Нет, нет, - счастливо вскричала Маргарита, - пусть свистнет! Прошу вас! Я так давно не веселилась!- Вам посвящается, - сказал галантный Фагот и предпринял некоторые приготовления. Вытянулся, как резинка, и устроил из пальцев замысловатую фигуру.Я глянул на лица милиционеров, и мне показалось, что им хочется прекратить это дело и уехать.Затем Фагот вложил фигуру в рот. Должен заметить, что свиста я не услыхал, но я его увидал. Весь кустарник вывернуло с корнем и унесло. В роще не осталось ни одного листика. Лопнули обе шины в мотоциклетке, и треснул бак. Когда я очнулся, я видел, как сползает берег в реку, а в мутной пене плывут эскадронные лошади. Всадники же сидят на растрескавшейся земле группами.- Нет, не то, - со вздохом сказал Фагот, осматривая пальцы, - не в голосе я сегодня.- А вот это уже и лишнее, - сказал Воланд, указывая на землю, и тут я разглядел, что человек с портфелем лежит раскинувшись и из головы течет кровь.- Виноват, мастер, я здесь ни при чем. Это он головой стукнулся об мотоциклетку.- Ах, ах, бедняжка, ax, - явно лицемерно заговорил весельчак Бегемот, наклоняясь к павшему, - уж не осталась бы супруга вдовою из-за твоего свиста.- Ну-с, едем!
...........................................................................Нежным голосом завел Фагот... "черные скалы мой покой...".
...........................................................................- Ты встретишь там Шуберта и светлые утра.
КОНСУЛЬТАНТ С КОПЫТОМ
На закате двое вышли на Патриаршие Пруды.