Прощай!
Лиони
Ах так?! Антоньо, Педро! Дверь держите,
Чтоб не ушел. Схватить его!
Входят Антонио и другие вооруженные слуги и хватают
Бертрама.
Лиони
Полегче,
Не причинять вреда. Мой плащ и меч,
Гондолу с четырьмя гребцами, живо!
Мы поспешим к Джованни Градениго
И вызовем Корнаро. Ты не бойся,
Бертрам: в насилье этом и твое
И общее спасенье.
Бертрам
Куда же
Меня потащат?
Лиони
Прежде к Десяти,
А после к дожу.
Бертрам
К дожу?
Лиони
Да, конечно:
Ведь он - глава.
Бертрам
С зарей - возможно.
Лиони
Это
Что значит? Но дознаемся!
Бертрам
Уверен?
Лиони
Да, если меры кротости помогут.
А нет - ты знаешь трибунал "Десятки",
И казематы в Санто Марко есть,
И пытки.
Бертрам
Примени их до рассвета:
Он близок. А еще грозить мне будешь
Так сам погибнешь медленною смертью,
Что для меня замыслил.
Возвращается Антонио.
Антонио
Все готово.
Гондола ждет.
Лиони
За пленником следить.
Еще, Бертрам, поговорим при встрече
В Палаццо дожей с мудрым Градениго.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Дворец дожей. Комната дожа.
Дож и его племянник Бертуччо Фальеро.
Дож
Все наши домочадцы налицо?
Бертуччо
Уже в строю и жадно ждут сигнала
В палаццо нашем возле Санто-поло.
Жду приказаний.
Дож
Было бы неплохо
Еще созвать из моего поместья
Валь-ди-Марино наших крепостных
Побольше, но, пожалуй, слишком поздно.
Бертуччо
И к лучшему, мой дож: наплыв нежданный
Вассалов наших вызвал бы тревогу
И подозренья. И крестьяне наши
Хоть и горячи и верны, но и грубы
И склонны к ссорам; им не сохранить бы
Той дисциплины тайной, что нужна,
Покуда мы врага не сломим.
Дож
Верно;
Но грянет лишь сигнал - как раз такие
Нужны бы люди в нашем деле нам.
У городских рабов своя предвзятость:
Приязнь к одним и ненависть к другим
Проявятся то яростью чрезмерной,
То милосердьем пагубным. Крестьяне ж,
Горячие мои вассалы, были б
Вполне покорны графу своему,
Его врагов никак не различая;
Им безразличны Фоскари, Корнаро,
Марчелло, Градениго: не привыкли
Они дрожать, их слыша имена,
Ни гнуть колен перед Сенатом. Воин
В доспехе бранном - вот их сюзерен,
А не фигура в мантии.
Бертуччо
Нас - хватит;
А в ненависти всех бойцов к Сенату
Ручаюсь вам.
Дож
Прекрасно. Жребий брошен.
Но все же в настоящей битве, в поле,
Моим крестьянам поручи меня;
Они впускали солнце в тучу гуннов,
Тогда как звук своих же труб победных
Гнал бледных горожан дрожать в шатрах;
Коль нет отпора, эти горожане
Сплошь - львы, как на знаменах. Но в бою
Серьезном ты, как я, весьма хотел бы
Иметь в тылу железный строй крестьян.
Бертуччо
Дивлюсь, что вы, так думая, рискнули
Ударить вдруг.
Дож
Удар такой и должно
_Вдруг_ наносить иль никогда. Едва я
Изгнал терзанья ложные и слабость,
Томившие меня, хотя недолго,
Приливом давних и изжитых чувств,
Я поспешил с ударом, чтоб, во-первых,
Вновь не поддаться им, а во-вторых.
Не знал я, можно ль очень полагаться
На верность и отвагу тех людей,
Хоть верю Израэлю с Календаро:
Вдруг кто-нибудь сегодня нам изменит,
Как тысячи вчера Сенату? Если ж
Они _начнут_, в руках согрев эфесы,
_Придется_ им себя спасать. Удар
И в каждом встанет Каин первородный,
Чья воля, затаенная в душе,
До времени обузданная, ринет
Их всех, как волчью стаю. Кровь, блеснув,
Толпе внушает жажду новой крови,
Как первый кубок открывает пир.
Когда _начнут_, поверь, труднее будет
Их сдерживать, чем подстрекать. Покуда ж
Любой пустяк, обмолвка, шорох, тень
Способны их поворотить обратно...
Ночь на исходе?
Бертуччо
Близится рассвет.
Дож
Тогда пора уже в набат ударить?
Все на местах?
Бертуччо
Теперь должны быть все.
Но я им запретил звонить, покуда
Я сам с приказом не приду от вас.
Дож
Так...
Неужели ж никогда заря
Не сгонит звезд - ишь разблистались в небе!
Спокоен я и тверд; и то усилье,
С которым я мое решенье принял
Оздоровить Республику огнем,
Теперь взбодрило дух мой. Трепетал я,
Рыдал при мысли об ужасном долге;
Но, прочь прогнав бесплодные волненья,
Растущей буре я гляжу в лицо,
Как рулевой с галеры адмиральской.
Но (веришь ли?) мне напряженья больше
Понадобилось, чем когда народы
Свою судьбу читали в близкой битве,
Где я фалангу вел и где на гибель
Шли тысячи!.. Чтоб грязную, гнилую
Кровь выпустить из жил ничтожной горстки
Тиранов чванных - сделать то, чем добыл
Бессмертие Тимолеон, - был нужен
Закал потверже мне, чем посреди
Опасностей и трудностей военных.
Бертуччо
Я счастлив, что былая мудрость ваша
Смирила гнев, терзавший вас, покуда
Вы не решились.
Дож
Так всегда бывало
Со мной. Встает волнение при первом
Мерцанье замысла, когда страстям
Помехи нет в их власти; но настанет
Час действовать - и я спокоен так же,
Как мертвецы вокруг меня. И это
Известно оскорбителям; они
Рассчитывали на мое уменье
Владеть собой, лишь первый сникнет взрыв.
Они забыли, что порой не ярость,
Не импульс, а холодное раздумье
Из мести доблесть создает. Пускай
Законы спят - не дремлет справедливость;
И месть лица порою к _общей_ пользе
Ведет, и в этом - оправданье мне...
По-моему - светает; да? взгляни:
Глаз юный зорче; утренняя свежесть
Уже слышна, и, кажется мне, море
Сереет сквозь решетку.
Бертуччо
Верно: утро
Уже всплывает в небе.
Дож
Так ступай же.
Пусть бьют в набат немедля, и при первом
Ударе с Марка ко дворцу веди
Все наши силы; здесь я с вами встречусь.
И в тот же миг шестнадцать поведут
Сюда свои отряды, каждый порознь:
Но главный вход сам захвати: "Десятку"
Я не могу доверить никому,
А чернь патрицианская насытит
Беспечные клинки подручных наших.
Не позабудь наш лозунг: "Санто Марко!
К оружью, люди! Генуэзцы вторглись!
Марк и свобода!" А теперь - начнем!
Бертуччо
До встречи, дядя, в подлинном державстве
И вольности или - нигде! Прощайте.
Дож
Нет, подойди, обнимемся, Бертуччо!
Спеши: светает быстро; поскорее,
Придя к бойцам, уведомь, как дела,
Пришли гонца, а там - пусть буря грянет
Набатом с башен Марка!
Бертуччо Фальеро уходит.
Дож
(один)
Он ушел.
И каждый шаг кому-то стоит жизни.
Свершилось! Ангел смерти воспарил
Над городом и медлит хлынуть гневом.
Как бы орел, что, высмотрев добычу,
На миг повиснет в воздухе, сдержав
Движенье крыл могучих, и потом
Низвергнется и меткий клюв вонзает...
О день, из вод ползущий! Поспеши!
Я не хочу разить во тьме, мне нужно
Не промахнуться. О лазурь морская!
Тебя нередко, видел я, багрила
Кровь генуэзцев, гуннов, сарацин
И веницейцев, пусть победоносных.
Беспримесным теперь твой будет пурпур,
Не примирит нас варварская кровь
С твоим ужасным багрецом: погибнут
И враг и друг в междоусобной бойне!
Затем ли жил я восемьдесят лет,
Я, прозванный "спасителем отчизны",
Я, перед кем мильоны шапок в воздух
Летели вдруг и клик десятков тысяч
Молил у бога счастья мне и славы
И долгих дней, - чтоб день такой увидеть?!
Но этот день, с отметой черной, будет
Введением в тысячелетье блеска.
Дож Дандоло жил девяносто лет,
Свергая троны, но венец отвергнув;
И я сложу венец и возрожу
В стране свободу. О! Какой ценою!
Но оправдает все благой конец.
Что капля человечьей крови? Впрочем,
Кровь деспотов - не человечья: наша
Питает их, Молохов воплощенных,
Пока мы в гроб не кинем их, привыкших
Других в могилы класть!..