— Почему ты смеешься?
— Прости, я… Просто хочу узнать, как давно ты ведешь с собой этот странный разговор. Никто никого и никому не отдавал. Мы были просто друзьями.
— Иногда я думал, что ты все время играешь… Потом понимал, что ты сама искренне веришь в то, что говоришь…
— Я не понимаю, Марк.
— Конечно, ты не понимаешь, Денни. Если хочешь знать, я уже четыре года веду сам с собой этот странный разговор. И я не могу взять в толк, почему я всегда боялся сказать тебе о своих чувствах. Ты всегда считала меня лишь своим другом, но это было не так.
— Не так? — тупо переспросила она, страшась того, куда может завести этот разговор, и не имея понятия, как можно исправить ситуацию.
— Не так, Дениз, — тихо ответил Марк и зашагал вперед.
Еле передвигая ноги, она двинулась следом.
Ей следовало немедленно бежать, как бы неловко и странно это ни выглядело, но она продолжала идти за Марком, как привязанная, а в голове кружились сумбурные мысли и обрывки воспоминаний. Дениз все помнила так отчетливо, словно это было вчера. Их первую встречу четыре года назад. Почти что целую вечность назад!
Они встретились на какой-то студенческой вечеринке, куда Дениз затащила одна из ее подружек. Дениз чувствовала себя белой вороной, ужасно стеснялась и прикидывала, как ей выбраться из шумной толпы с наименьшими потерями. И тут появился он — Марк Эванс: шесть футов обаяния и радушия. Белозубая улыбка, теплый блеск голубых глаз, светлые волосы, длинные, как у пилигрима, и романтичные, как у Робин Гуда. Неизвестно, как он попал на эту студенческую вечеринку, ведь сам он не имел никакого отношения к медицинскому университету. Дениз тогда не думала о том, с кем он пришел и чьим знакомым, приятелем или родственником является. Просто так получилось, что Марк сразу обратил на нее внимание, немедленно подошел знакомиться, а спустя всего полчаса они уже покинули эту ненужную им вечеринку и бродили по полупустым дорожкам студенческого городка. Они разговаривали. Точнее, говорила она, а Марк слушал. В тот раз как-то незаметно для себя Дениз рассказала ему о своих занятиях, о родителях, об увлечениях и даже о своей любимой кошке, оставшейся в доме родителей. Марк был непревзойденным слушателем — внимательным, сочувствующим, сопереживающим. А она доверилась ему с первых минут, хотя всегда была чересчур осторожной, даже подозрительной.
Они стали встречаться, но не так, как встречаются влюбленные. Их развлечения были немудреными и невинными. Бесконечные прогулки с длинными разговорами, веселые пикники, бейсбольные матчи с непременными огромными пакетами попкорна и шоколадными коктейлями, вечерние киносеансы в полупустых кинотеатрах. Марк любил «ужастики», а Денни их терпеть не могла. Но об этом она разумно умалчивала и ходила — потому что Марку они нравились. В самом начале фильма она крепко зажмуривалась и держала Марка за руку.
Дениз даже не догадывалась, что Марк именно из-за этого и тащит ее в кино: чтобы сидеть рядом с ней, смотреть на ее лицо с зажмуренными глазами, освещенное сполохами света с экрана, и держать ее, и чувствовать, как она тычется в него носом, когда из динамиков неслись особо «страшные» звуки. Он так и не сумел вовремя сказать нужных слов, а дальше сделать это казалось все труднее и труднее.
А потом появился Жан, вернувшийся из Европы после года стажировки в какой-то престижной клинике. Жан, лучший друг Марка.
Дениз узнала, что Жан окончил этот самый медицинский университет, в котором она сейчас грызла гранит науки, несколькими годами раньше. Он был лучшим на курсе и редкостным умницей, от которого таяли строгие преподаватели: талантливый, немного рисковый, напористый. Искушенный, очаровательный и дьявольски красивый.
Кого винить, что она сошла от Жана с ума? Их роман закрутился подобно бешеному торнадо, и после нескольких встреч ничего нельзя было вернуть назад.
Марк сразу все понял и даже умудрился сделать вид, что так и должно было случиться. И отошел в тень. Он никогда и ни в чем не упрекал Дениз, ни разу не дал прорваться своей ревности и боли. Он стал идеальным другом.
Другом Дениз и… Жана. Марк помогал ей во всем, исполняя роль едва ли не доверенного лица и «жилетки», в которую можно было поплакаться в любое время. Марк был почетным гостем на их свадьбе. И даже Жан признал его право находиться рядом с Дениз. Он был абсолютно уверен в своем друге. И не ошибся в нем.
Марк остановился у кромки воды, не замечая, что волны намочили ноги. Лучше бы он тогда сорвался. Наорал на нее, послал к черту, закатил дикую сцену ревности, а потом бы умыкнул ее и… Может быть, тогда благодаря подобной вполне естественной реакции в противовес его совершенно неестественному спокойствию, с которым он воспринимал все происходящее, она смогла бы все понять… Понять и вернуться к нему…
— Марк… — Дениз остановилась за его спиной. Свет фонарей не достигал этого кусочка пляжа, но она чувствовала, что он очень напряжен. — Марк… Я в чем-то виновата перед тобой?
Она услышала резкий выдох, почти что тихий стон, и прикрыла глаза.
— Нет! — хрипло выговорил он.
Да, сказала сама себе Дениз, только сейчас внезапно и окончательно прозрев. Она вдруг вспомнила все, что так упорно «не замечала».
Внезапный отъезд Марка и его странно блестевшие глаза. То, как он решительно взял ее за руки и отодвинул от себя, когда провожавшая его Дениз потянулась попрощаться в аэропорту.
Марк даже не сказал точно, куда едет, словно боялся, что она его будет искать, только отрывисто пообещал писать. Юго-Восточная Азия — весьма расплывчатый адрес, но тогда она не стала уточнять, потому что Марк выглядел немного странно. А потом было то письмо на Рождество, и молчание на три года, за время которого все успело перемениться…
Через некоторое время после отъезда Марка отношения Дениз с Жаном дали трещину. Сначала почти невидимую, потом различимую глазом, потом эта трещина увеличивалась с пугающей быстротой, пока не наступило время, когда Дениз показалось, что еще немного, и они, возненавидят друг друга лютой ненавистью. Вся любовь Жана стала казаться ей выдуманной. Она запрещала себе думать об этом, но все чаще ей казалось, что на поверку чувство Жана оказалось вовсе не любовью, а соперничеством с Марком. И, когда Марк исчез, вместе с ним исчез этот стимул соперничества. Не стало Марка — и все погасло.
— Марк, тебе казалось, что ты увлечен мною, — тихо сказала Дениз после целой вечности молчания. — Поэтому ты и уехал…
— Мне не казалось! — резко бросил он, не оборачиваясь. — И мои чувства не имели ничего общего с каким-то пресловутым «увлечением»!
Я решил уехать, потому что это показалось мне наилучшим выходом. Я искренне верил, что переболею и все пройдет. А что я должен был делать? Схватить тебя в охапку и умчать в дикие прерии?
— В пампасы было бы надежнее… — невесело пошутила Дениз.
— Вот именно… — Марк как-то сник и уже тише добавил:
— Знаешь, Денни, несмотря на все, что я чувствовал, я всегда знал, что ты не можешь принадлежать мне. Просто не можешь, и все. Как будто твоя дружба была единственным пределом, вершиной, которой я мог достичь. А дальше все, провал или глухая стена, но никакого прогресса. Ты все время как-то ускользала, даже в те дни, когда еще не было Жана…
Нужно что-то срочно делать, что-то говорить! — подумала Дениз. Но в голову ничего не приходило, и тогда она выпалила.
— А где твоя подруга?
— Мы расстались, — просто сказал Марк.