Атмосферу создаст, на худой конец. Конечно, смотрите сами, но мне кажется, хуже не будет. Я знаю, чего вы боитесь, но посудите сами, в Чикаго все было в порядке, а вы – вы для него К.‑С. Миллер, и только.
– Кейт. – Она улыбнулась.
– Что?
– Ничего. Так, вспомнила. Может быть, вы и правы. Когда начало? Он сказал?
– Нет. Он вылетает из Чикаго завтра утром. Она задумалась на минуту, потом кивнула, говоря в трубку:
– О'кей, решено. Только на скоростном поезде, так безопаснее. А вечером успею вернуться.
– Отлично. Сами позвоните Джонсу или мне позвонить? – Он хотел знать ответ.
– Зачем? Чтобы успеть найти другого биографа?
– Ну, Кизия, не стоит язвить. – Симпсон хмыкнул неожиданно для самого себя. – Он, кажется, хотел встретить вас в аэропорту.
– К черту!
– Что? – Симпсон опешил. Меньше всего он ожидал от Кизии Сен‑Мартин подобных выражений. Безусловно, он и сам позволял себе кое‑что, но все же был несколько старомоден.
– Прошу прощения. Я сама позвоню. Будет лучше встретиться с ним на месте, не в аэропорту.
– Разумно. Подыскать вам жилье? Если остановитесь в отеле, счет пошлем в редакцию, а заодно и билет на самолет пусть оплачивают.
– Не надо. Я вернусь домой, А та квартира в Чикаго просто шикарная. Если ее привести в порядок, получится неплохое жилище.
– Когда‑то было неплохое… Было когда‑то. Рад, что вам понравилось. Хорошие были времена… – Он задумался на мгновение, но вскоре опять заговорил по‑деловому: – Значит, завтра ночью вернетесь?
– Если пронесет.
Ей вдруг захотелось навсегда вернуться в Сохо, к Марку. Вот была жизнь! А сегодня придется идти на прием в «Эль Марокко» с Уитом. Хантер Форбиш и Джулиана Ватсон‑Смит объявляли о своей помолвке. Будто и так никто не знал. Двое самых скучных, самых богатых людей в городе. К несчастью, Хантер приходился Кизии троюродным братом. Вечер ничего хорошего не предвещал, одно радовало: «Эль Марокко» – забавное место. Она не была там с прошлого лета.
Но эти бессловесные уроды не просто решили объявить о помолвке, они придумали тему для приема: черное и белое. Как здорово было бы тогда же показаться с Джорджем, ее партнером по танцам в Сохо. Черное и белое… Или попросить этого Лукаса сопровождать ее – его черные волосы и ее белая кожа… Придет же такое в голову! Да, тогда лавины сплетен хватило бы газетам на год. Нет, ей, видно, придется остановиться на Уитни. Хотя с Люком было бы интереснее. Он наверняка смутил бы всех и сразил наповал. Кизия рассмеялась в голос и залезла в ванну. Она решила позвонить ему, когда оденется, сказать, что встретится с ним завтра в Вашингтоне. Но сначала надо одеться, это отнимет уйму времени. Она уже давно решила, в чем пойдет на прием. Кремовое платье, отделанное кружевом, лежало на кровати. Сильно декольтированное, умеренно роскошное, с черной муаровой накидкой. Новое колье и серьги, которые она купила на прошлое Рождество. Гарнитур из оникса в сочетании с благородными камнями – есть и бриллианты. Лет в двадцать восемь она перестала ждать, что, кто‑то подарит ей подобные вещи. И стала покупать сама.
– Лукаса Джонса, пожалуйста. – Она подождала, когда его позовут к телефону. Голос у нее был сонный. – Люк? Ки… Кейт. – Она чуть не сказала «Кизия».
– Не знал, что вы заикаетесь. Оба рассмеялись.
– Просто я тороплюсь. Мне звонил Джек Сим‑пеон. Я приеду завтра и напишу про мораторий. Почему вы утром не сказали о своих планах?
– Не пришло в голову, пока вы не уехали. – Он улыбался. – Я подумал, что выйдет неплохая концовка для материала.
– Я подумал, что выйдет неплохая концовка для материала. Хотите, я встречу вас в аэропорту?
– Нет, спасибо. Было бы здорово. Но лучше скажите, где все будет проходить, – там и встретимся.
Она записала под диктовку адрес, стоя перед зеркалом в кремовом с кружевом платье и черной муаровой накидке, в изящных шелковых туфлях, в маминых бриллиантовых браслетах, по одному на руке. Ей вдруг стало смешно.
– Что смешного?
– Так, ничего особенного. Посмотрела на себя в зеркало.
– И что так рассмешило, мисс Миллер? – Он очень удивился.
– Странный у меня вид.
– Вы меня заинтриговали. Теряюсь в догадках – вы имеете в виду, наверное, пижонские кожаные ботинки с плеткой или усыпанный бриллиантами пеньюар.
– Что‑то среднее. Увидимся завтра, Люк.
Когда она положила трубку, продолжая смеяться, раздался звонок в дверь – приехал Уитни, свежий, элегантный, как всегда. Ему‑то ничего не стоило одеться в черно‑белое: пиджак да одна из тех рубашек, которые он четыре раза в год заказывает в Париже.
– Где ты была весь день? Восхитительно выглядишь! – Они обменялись обычными сдержанными поцелуями. Не выпуская ее рук из своих, он спросил: – Новое? Не помню это платье.
– В общем, да. Я не часто его надеваю. Весь день проторчала с Эдвардом. Он оформлял мое новое завещание. – Они улыбнулись друг другу, и она взяла сумочку.
Ложь, ложь, ложь… Раньше – такого не было. Но она поняла, идя по коридору, что дальше будет еще хуже. Врать Уиту, Марку, Люку… «Может, поэтому вы и стали писать, скажите честно, Кейт? Чтобы развлечься?» Она вспомнила вопрос Лукаса и нахмурила брови. Он не обвинял – он спрашивал. Но к черту все! Не забавы ради она взялась за перо. Это настоящее.
Но насколько настоящее – вот вопрос. Если приходится прикрываться ложью.
– Готова, дорогая?
Уит ждал ее внизу. Она остановилась рядом, замерев на мгновение, глядя на Уита, но… видя перед собой глаза Люка, слыша его голос.
– Прости, Уит. Я устала. – Кизия взяла его под руку, и они пошли к поджидающему их лимузину.
В десять она была пьяна.
– Боже, Кизия, ты уверена, что стоишь на ногах? – Марина наблюдала, как она подтягивает чулки и одергивает платье в дамской туалетной комнате в «Эль Марокко».
– Конечно, уверена! – Но она едва держалась и не прекращала смеяться.
– Что с тобой случилось?
– Ничего, с тех пор как Люк… Я хотела сказать, Дюк… Черт, завтрак! – Она не успела позавтракать перед самолетом, и обеда не было.
– Кизия, ты молодцом? Хочешь кофе?
– Не‑а, чай. Не… кофе. Нет! Ша‑а‑а‑мпанско‑го! – Марина расхохоталась, услышав, как та дурачится.
– Хорошо хоть, ты не буйная, когда пьяная. А то Ванесса Виллингслей надралась и обозвала Мию Хардгрейв «стервой сумасшедшей». – Марина закурила и села, а Кизия попыталась все‑же запомнить эту подробность. Мия назвала Ванессу… нет, Ванесса назвала Мию, если она сосредоточится, то наберет хороший материал для колонки. А правда, будто Патрисия Морбанг беременна? Только бы не перепутать! Или кто‑то другой ждет ребенка? Так трудно все держать в голове.
– О, Марина, если б ты знала, как трудно все запомнить…
Марина посмотрела на нее, улыбаясь, и покачала головой.
– Кизия, дорогая, ты не в форме. Впрочем, кто нынче в форме? Должно быть, уже начало четвертого.
– Боже, неужели? А мне рано вставать… Кошмар…
Марина опять невольно улыбнулась, увидев, как Кизия развалилась на белом сиденье в дамской комнате, словно школьница, вернувшаяся домой: кремовое с кружевом платье сбилось, как ночная рубашка, а мамины бриллианты, блистающие на запястьях, будто разгоняли скуку дождливого дня.