«Все это девичьи романтические фантазии Эммы», – подумал он и решил переключиться на что-нибудь другое. Однако, как оказалось, в словах Эммы было нечто такое, что взволновало его и требовало размышлений. А, может быть, Лаура действительно влюблена в него? Эта мысль раньше никогда не приходила ему в голову, она и теперь показалась совершенно невероятной. Он был обескуражен. Постепенно многое из того, что говорила и делала Лаура за эти последние несколько лет, живо возникло в его памяти. То, чему раньше он не придавал никакого значения, приобрело совсем иной смысл после слов, сказанных Эммой.
Но была ли Эмма права в своих подозрениях? Он мог поклясться, что не знал ответа на этот вопрос. Но ведь Эмму глупой не назовешь. Она проницательна, и он сам часто поражался ее умению читать мысли других людей.
Заинтригованный, он стал размышлять о Лауре Спенсер и понял, что не в состоянии определить характер и глубину чувств, которые он к ней испытывал. Конечно, он любил ее, в этом не было никаких сомнений, да и невозможно было не полюбить эту кроткую, сердечную девушку. Но как он любил ее? А может быть, он был в нее просто влюблен? Хотел бы он, чтобы она стала его женой, матерью его детей? Желал ли он разделить с ней всю оставшуюся жизнь? Или же она была только объектом его мужской страсти и желания? Он недовольно покачал головой, раздраженный своей неспособностью ясно определить и понять свои истинные чувства к Лауре.
А как быть с Эммой? Он и ее любил. Ему всегда казалось – это только братская любовь, но сейчас он не был уверен в том, что не обманывал сам себя. Вспомнил тот вечер в «Грязной утке», когда, чтобы защитить ее, предлагал ей выйти за него замуж. Но и в тот вечер он понимал, что Эмма – весьма соблазнительная молодая женщина. Блэки ощутил раздражение и недовольство собой.
Неужели это возможно, что на самом деле он любил Эмму, как мужчина любит женщину – всей душой и всем сердцем. Он попытался объективно оценить свои чувства к обеим девушкам, но обнаружил, что запутывается еще сильнее, и очень смутился возникшей дилеммой. «Как может один мужчина одновременно любить двух женщин?» – спрашивал он себя с нарастающим раздражением. Он рассеянно запустил руку себе в волосы.
– В хорошенькую историю ты вляпался, Блэки О'Нил, – сказал он сам себе.
Пока он тщетно искал ответы на эти мучившие его вопросы, взгляд его блестящих черных глаз стал задумчивым и обращенным газ внутрь. Но этим ответам предстояло еще долго ускользать от него, сводя его с ума.
Глава 32
В это воскресенье около двух часов пополудни главная улица деревушки Фарли была пустынна. Стоял холодный апрельский день, обычный для этого времени года. По небу неслись пепельно-серые облака, собиравшиеся в большие темные тучи над вершинами черных, поросших вереском, голых холмов, простиравшихся до самого горизонта. Бледное солнце уже несколько часов было закрыто облаками, и деревня выглядела совсем негостеприимно. Серые каменные стены и сланцевые крыши домов сливались с угрюмым, металлического оттенка, небом, образуя унылый, монотонный полуиндустриальный пейзаж. Ветер, дувший из соседнего известнякового карьера, нес с собой дожди с Северного моря, и ливень был неминуем. Он уже пролился немного раньше, мокрые крыши и булыжники мостовой отливали серебром, посверкивая в угрюмом, окружавшем юс, мире.
Эмме, взбиравшейся на крутой холм, деревня показалась намного меньшей той, что сохранилась в ее памяти, и как-то странно съежившейся. Ей теперь было с чем сравнивать, и Эмма поняла, что ее глаза привыкли к представительным зданиям Лидса и красивым постройкам Армли. Счастье так переполняло ее, что эта угрюмая обстановка, окружавшая ее, как бы смягчалась, становилась чем-то несущественным. Она улыбнулась.
Впереди ее ждала встреча с отцом и Фрэнком, и столь долгожданное воссоединение с родными сейчас, как и все последние дни, полностью занимало ее мысли. Они не знали, что она сегодня приезжает: Эмма, желая сделать приятный сюрприз, не написала им о своем приезде. Предвкушение радостной встречи было отчетливо написано на ее оживленном, сияющем лице.
«Фрэнк, должно быть, вырос за последние десять месяцев, – подумала она. – Интересно, как они выглядят: младший брат, которому исполнилось тринадцать, и отец?»
Сама Эмма потратила немало усилий, чтобы в это утро выглядеть как можно лучше. Это было необходимо, с одной стороны, чтобы удовлетворить собственную гордость, но, с другой стороны, ей требовалось доказать отцу, что она все-таки добилась успеха. Она была в красном шелковом платье и черном шерстяном пальто, принадлежавшем раньше Оливии Уэйнрайт, и в черных ботиночках на пуговицах, приобретенных ею всего неделю назад. Хозяйственная сумка была битком набита тщательно подобранными подарками: носки, рубашка и галстук для папы и к ним пачка его любимого трубочного табака; носки, рубашка, письменные принадлежности и книга «Дэвид Копперфилд» для Фрэнка. Поверх всего этого был осторожно положен букетик весенних цветов на могилу матери. Эмме пришлось основательно запустить руку в свои сбережения, но она сделала это с любовью и радостью, к тому же в ее черном ридикюле лежали целых три фунтовые бумажки для отца.
Крутой склон холма на этот раз Эмма преодолела легко. Походка ее была уверенной, и она ощущала удивительную бодрость. Будучи оптимисткой по природе, Эмма сейчас чувствовала необыкновенную уверенность в будущем. Ребенок был хорошо устроен у ее кузины Фреды в Райпоне. Как она и предсказывала Блэки, Фреда с большой охотой согласилась принять Эдвину, причем на любой срок, который устраивал Эмму. Даже если кузина и была удивлена неожиданным появлением Эммы на пороге ее дома или шокирована ее рассказом, то не подавала вида. Любящая, добрая, она все восприняла как должное и искренне приветствовала Эмму, возбужденно хлопоча вокруг нее и расточая восторги красоте и хорошему характеру Эдвины. Фреда обещала заботиться о ребенке, как о своем собственном, и сохранить в секрете от Джека Харта, с которым у нее были не очень хорошие отношения, все, что касалось нынешних дел Эммы. Впрочем, она ничего и не слыхала об отце Эммы со времени смерти Элизабет в 1904 году. Эмма вернулась в Армли совершенно успокоенной. Хотя расставание с ребенком расстроило ее, справиться с грустью ей во многом помогло доверие, которое она испытывала к Фреде, так похожей на ее покойную мать. Эмма знала, что Эдвина в надежных руках, где ее будут холить и лелеять. А это было главное.
Проходя мимо пивной «Белая лошадь», находившейся на полпути к вершине холма, Эмма ускорила шаг, не желая встречаться ни с кем из деревенских мужчин и парней, завсегдатаев пивной, которые никак не могли расстаться с последней кружкой и никогда не уходили из паба раньше двух часов. Они в любой момент могли оказаться на ее пути, направляясь домой к позднему воскресному ленчу. Едва Эмма успела миновать пивную, как услышала скрип открывающейся двери, и холодный воздух огласился громкими голосами группы мужчин, вывалившихся на улицу, шумных и оживленных от выпитого в большом количестве пива. Эмма ускорила шаг.
– Эмма!
Сердце ее упало, и она уже собралась бежать, лишь бы не пускаться в нежелательные для нее разговоры и расспросы местных жителей. Не оглядываясь назад, она прибавила ходу. «Пьяная деревенщина», – презрительно подумала Эмма.
– Эмма! Ради бога, подожди. Это же я, Уинстон!
Она резко остановилась и обернулась, лицо ее просветлело.