Жан де Лафонтен смущен тем, что его цитируют в таких обстоятельствах. Он делает вид, что погружен в свои мысли. Нужно сказать, что его люди-чайки до сих пор не сделали ничего значительного. Они живут на краю другого континента и только-только начинают снаряжать корабли, чтобы начать торговлю с соседями.
Я ищу взглядом поддержки, но не нахожу. Играя в богов, управляя собственным народом, все поняли, что добродетели, которые внушали нам родители или школьные учителя, не имеют здесь никакой цены. Эдем выше добра и зла.
Я смотрю на Геракла, который, похоже, искренне желает, чтобы и я это понял. Он так же свободен от иллюзий, как Рауль.
– Вы не на последнем месте только потому, что ваши ученые, люди искусства и исследователи, хранят дух вашего народа, даже если им приходится жить под гнетом иноземцев. Им удается передать этот дух следующим поколениям. Они лишены родины, но живы благодаря тому, что жива их культура.
Последний раз взглянув на мой народ через увеличительное стекло анкха, Геракл говорит:
– Ваши книги, Мишель, единственная территория, где вы можете чувствовать себя в безопасности. Книги, праздники, предания, мифология, ваши ценности… У вас виртуальная родина.
– Моя культура достаточно сильна, чтобы возродиться где угодно, когда угодно, – утверждаю я, хотя сам слабо в это верю. – Генерал Освободитель смог так быстро собрать армию именно благодаря тем самым ценностям, которые имеют значение для всех думающих людей.
Геракл оценивающе смотрит на меня:
– Пусть так. Проблема в том, что вы исходите из того, что интеллектуалов, одержимых идеей свободы, большинство.
Зал разражается смехом. Я молчу.
– Постарайтесь увидеть мир таким, каков он есть, а не таким, как вам бы хотелось.
Мне нечего ответить на это.
– Исключается ученик, занявший последнее место: Этьен Монгольфьер и его люди-львы. Обратный отсчет 79 – 1 = 78.
Монгольфьер вскакивает:
– Вы ошиблись! Это невозможно!
– Вовсе нет, – отвечает Геракл. – Вы думаете только о праздниках, наслаждениях и оргиях. Даже ваша поэзия пришла в упадок.
Монгольфьер бормочет:
– Дайте мне немного времени, я исправлюсь.
– Ваши города вырождаются. Они сутяжничают из-за каких-то мутных историй об охотничьих угодьях или изменении русла ручья. Люди-орлы обложили их данью. Флот устарел. У вас слишком много людей, население выплескивается за границы ваших земель, при этом нет средств, чтобы начать захватническую войну и расширить территорию. Кто не идет вперед, оказывается в хвосте, господин Монгольфьер.
Монгольфьер стоит совершенно красный.
– Это не моя вина! Это из-за Мишеля!
Почему все они рано или поздно начинают меня ненавидеть? Возможно, потому, что не боятся меня. Если бы они оскорбили Рауля, его люди-орлы тут же напали бы на обидчика.
– Приняв людей-дельфинов Пэнсона, я позволил червю проникнуть в плод!
Он забыл все, что я сделал для него, так же как Клеман Адер и его люди-скарабеи. Все они рано или поздно убеждают себя, что всегда владели тем, что я им дал. С каждым новым поколением они преуменьшают мой вклад, чтобы избежать необходимости благодарить меня.
– Пэнсон создал класс интеллектуалов и философов, из-за которого мой народ утратил воинственность.
Оказывается, Монгольфьер все-таки помнит, что я сделал.
– Пэнсон внушил моим людям желание праздновать, заниматься танцами, музыкой, театром…
Он указывает на меня, обвиняя:
– Он научил моих женщин покачивать бедрами в сладострастных танцах, из-за него мои мужчины предпочли праздники войне. Когда пришли люди-орлы, мой народ уже совершенно ослабел.
Монгольфьер встает и угрожающе надвигается на меня.
– Я должен был уничтожить твой народ, как только он ступил на мою землю!
Другие ученики удерживают его. Он поворачивается к ним и выкрикивает:
– Я советую всем ученикам гнать людей-дельфинов!
– Мои люди поделились с твоим народом всеми своими знаниями, – возражаю я.
– Я в этом не нуждался. Посмотри, к чему это привело. Я бы обошелся без этих знаний.
– Я дал тебе знания моего народа, потому что ты сам просил.
– Это было ошибкой. Лучше погибнуть без тебя, чем вместе с тобой добиться победы!
Он вырывается, но тут вмешивается Геракл:
– Довольно. Я не люблю тех, кто не умеет проигрывать. Есть некоторые фразы, которые слишком много значат для истории, чтоб их можно было оставить без ответа. Вы проиграли, Монгольфьер. Убирайтесь из истории «Земли-18». Примите поражение, как бог.
Геракл хлопает в ладоши, и вот кентавры уже здесь. Они хватают проигравшего.
– Не трогайте меня! Химеры, лапы прочь от моей тоги! Мой народ образцовый, образцовый, слышите? Люди-львы изобрели все! Орлы все украли у нас! Даже твой генерал, Мишель, твой Освободитель, восхищался моим народом. Он перенял мою стратегию, я прекрасно видел, что делала твоя кавалерия на флангах! Это я придумал! Мы были маяком для всех народов, маяком! Без меня эта планета не была бы такой, какая она сейчас.
Монгольфьер продолжает сыпать проклятиями, которые доносятся даже снаружи:
– Убивайте дельфинов, убивайте дельфинов! Убейте Мишеля! Если среди вас есть богоубийца, вот его следующая жертва. Убейте Мишеля!
Аудитория не реагирует на эти крики. Я стою как в столбняке, пораженный такой враждебностью. Ведь он такой же, как я, он тоже бог.
Рауль подходит ко мне.
– Не бери в голову. Твои люди могут прийти ко мне, когда захотят. Я разрешу им строить школы, лаборатории, театры, как они делали это у львов и у других.
Я сомневаюсь, стоит ли принимать это предложение. Рауль продолжает:
– Безусловно, люди-дельфины получат у меня только статус «меньшинства, ограниченного в правах». Им будет запрещено владеть землей или оружием. Но я буду защищать тебя ото всех, Мишель.
Я не знаю, что ответить тому, кто готовится стереть с лица земли мою столицу.
– У меня нет предубеждения против интеллектуалов, – добавляет Рауль, стараясь внушить мне доверие.
36. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ДЭВИД БОМ
Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V
37. КАРТОЧНЫЙ ФОКУС
Три луны образуют идеальный равнобедренный треугольник над вершиной горы. Вместо тамтамов, звучавших в первые дни, в городе богов играет тихая музыка, скрипка и виолончель перекликаются, словно человеческие голоса.
Сегодня мы ужинаем не в Мегароне, а в Амфитеатре. Ужин накрыт на скамьях, расположенных полукругом. Нам подают лазанью, чтобы мы осознали существование различных слоев истории. Чтобы было уютнее, Времена года расставляют свечи.
Мы пробуем новые вина и пряности. Все устали от напряженной игры, говорить о ней больше не хочется. Теонавты собираются за одним столом. Жан де Лафонтен садится рядом с нами. Довольно долго мы едим в молчании.
– Покажи нам еще какой-нибудь фокус, – просит Мата Хари Жоржа Мельеса, чтобы развлечься.
– Хорошо, но мне нужны карты.
Танцовщица знает, где их взять. Она выходит и возвращается с колодой, которую режиссер принимается внимательно рассматривать. Затем он раскладывает карты в четыре ряда: король, дама, валет, туз пик, под ними – король, дама, валет, туз червей, потом трефы и бубны.
Жорж Мельес объясняет:
– Это круг, и в нем – история. История четырех царств – пик, червей, треф и бубен. Они живут отдельно друг от друга.
Он показывает на четыре параллельных ряда карт.
Я представляю себе карточные царства, где червовые короли, пиковые королевы, бубновые валеты правят своими народами-тузами.
– Но со временем, с развитием дорог, когда люди начали больше путешествовать и вступать в смешанные браки, народы перемешались между собой. И вместо четырех отдельных царств возникла федерация государств, на смену которой позже пришла одна нация, образованная четырьмя народами.
Жорж Мельес собирает четыре ряда карт в одну колоду – шестнадцать карт рубашками вверх.
– Государства объединились, и для федерации наступило время небывалого расцвета. Однако слияние народов произошло слишком быстро. Новое правительство, возглавившее федерацию, поддалось коррупции. Олигархия злоупотребляла властью, возник новый слой нищих. Люди, которым не хватало жилья, начали селиться в пригородах, стали возникать ужасные трущобы, язвы на теле городов. Появилась организованная преступность. Развитие промышленности вызвало загрязнение окружающей среды, пробки на дорогах, всеобщий стресс. Росла безработица, и одновременно падал уровень безопасности. Люди больше не решались выходить из дома по вечерам. Тюрьмы были переполнены.
– Это мы уже видали, – усмехнулся Густав Эйфель.
Жорж Мельес не обращает внимания на его слова и невозмутимо продолжает:
– Политики бессильны, они не могут вывести страну из кризиса. Вернуться назад невозможно, идти вперед страшно. И тогда правительство решает обратиться к… Мишелю Пэнсону.
Фокусник протягивает мне карты.
– Только ты можешь теперь все спасти, Мишель.
Я беру карты, но не знаю, что с ними делать.
– Мишеля назначают чрезвычайным премьер-министром. Он решает немедленно принять драконовские меры, – объявляет Мельес. – Он приказывает произвести перестановку в правительстве. Давай, Мишель, разбей колоду.
– Все равно как?
Я делю колоду на две части и перекладываю нижнюю наверх.
Фокусник комментирует:
– Министр Пэнсон только что провел первую реформу, но население по-прежнему колеблется и не доверяет ему, поэтому он приступает к осуществлению следующей меры. Мишель, пожалуйста, сделай это еще раз.
Я снова разбиваю колоду пополам и перекладываю нижнюю часть наверх.
– Министр Мишель может повторить этот шаг столько раз, сколько сочтет нужным. Он – глава правительства и знает, что делать.
Семь раз я повторяю то же действие. Мельес говорит:
– Народ все время сомневается, ему постоянно нужны новые доказательства. Люди говорят: «Ну хорошо, он занимается перестановками, но чем это поможет нам?»
Я сам думаю об этом.
– Тут Мишель решает применить новую тактику. Мишель, бери всю колоду.
Я подчиняюсь.
– Клади первую карту рубашкой вверх в левый верхний угол. Вторую – справа от нее. Дальше третью и четвертую.
Я выкладываю первые четыре карты.
– Следующий ряд ниже, слева направо. Пятую карту под первой, шестую под второй и так далее. У тебя должно получиться четыре ряда карт, лежащих картинками вниз.
– И что? – ехидно спрашивает Рауль. – Что такого чудесного сделал чрезвычайный министр Мишель?
– Он предлагает нам новый порядок, – спокойно отвечает Мельес и просит Рауля открыть первый ряд карт. Четыре короля. Во втором ряду – четыре королевы, в третьем – валеты, в четвертом – тузы.
Все аплодируют. Я пытаюсь понять, в чем секрет. Ведь я сам решал, сколько раз и как именно перемешать карты. Мельес ни разу не прикоснулся к картам и сидел в стороне, показывая, что он тут вообще ни при чем. Как же вышло, что карты легли строго по значению?
Сара Бернар внимательно рассматривает карты, пытаясь найти обман. Она тоже в полном недоумении.
– Каждый толкует этот фокус как хочет. Можно, например, сделать вывод, что необходимо положить конец централизованной власти.
– Как ты это делаешь? – удивленно спрашиваю я.
– Фокусник никогда не раскрывает своих секретов, – отвечает Мельес.
Фокус произвел на меня странное впечатление. Произошли какие-то события, то ли хорошие, то ли плохие, и я был совершенно не властен над ними. Мне казалось, что мной манипулируют, как в фокусе про киви и Данию[10]. Я думаю, что сам делаю выбор, но это не так. Я считаю, что правлю народом дельфинов, самостоятельно принимаю решения, а на самом деле повторяю историю «Земли-1».
Поблагодарив Жоржа, я встаю и иду между скамьями. Ученики ужинают, музыканты играют, оры и Времена года разносят блюда. Чувствуют ли они то же бессилие, что и я, чувствуют ли, что нами манипулируют? Нет, они полагают, что игра движется благодаря их таланту.
Выходя из Амфитеатра, я замечаю, что за мной кто-то идет. Оборачиваюсь и вижу… маленькое сердце на ножках. Я наклоняюсь к нему, и оно робко останавливается. У него нет ни глаз, ни ушей. Еще одно чудо Эдема.
– Чего ты хочешь от меня?
Сердце подпрыгивает и дотрагивается до моих губ, оно хочет, чтобы его целовали. Трется о мои ноги, как кошка, которая просит ласки. Чего только не увидишь здесь!
Маленькая химера нетерпеливо подпрыгивает на месте. В эту минуту откуда-то сзади появляется сачок для ловли бабочек и накрывает сердце.
Тот, кто сделал это, молча появляется из темноты.
Я с трудом различаю очертания высокой фигуры. Это кто-то длинноволосый.
– Вы из тех, кто влюбляется в мою мать, – раздается гнусавый голос.
Видны только тонкие руки, освещенные лунным светом, который пробивается сквозь ветви. Они ловко извлекают сердце из сачка, кладут в банку и закрывают ее. Затем достают клок ваты, пропитывают его какой-то жидкостью и бросают в банку. Сердце начинает в панике метаться, бьется от стенки, крутится на месте, подпрыгивает и падает без движения.
– Вы убили его?
– Разумеется. И вы должны сказать мне спасибо. Влюбленное сердце, следующее за вами по пятам, может превратить вашу жизнь в ад.
– Значит, химеру можно убить?
– Это не совсем химера, – говорит фигура. – Скорее, живая игрушка. У нее нет настоящей души. Сильно любить – вот все, что она умеет. Как правило, это очень нравится детям.
Я не могу понять, кто со мной говорит – женщина или мужчина. Я смотрю на неподвижное сердце в банке. Оно лежит на спине, задрав маленькие ножки.
– Кто вы?
Незнакомец подходит ближе. Теперь я ясно вижу его. Мужчина или женщина с большой грудью, густыми усами, длинными волосами и могучими руками.
– Гермафродит. Приятно познакомиться, – говорит он насморочным голосом. – Вы Мишель Пэнсон, бог людей-дельфинов?
Это Гермафродит, сын Афродиты и Гермеса.
– Вы, конечно, захотите поговорить со мной, – говорит он.