Мата Хари допивает мед. Ее лицо перекошено, словно она снова чувствует, как пули пробивают ее грудь. Она встает, поворачивается ко мне спиной и смотрит на вершину горы.
– Вот так. Я путешествовала, у меня были сотни любовников, и я никогда никому не принадлежала. Но в то время свободная женщина вызывала только раздражение. Люди, которые вели «порядочный образ жизни», боялись, что мое отношение к жизни станет заразным. Ты ведь понимаешь? На протяжении сотни жизней моя карма – это карма свободной женщины. Я была королевой маленького независимого народа в Африке, куртизанкой в Венеции, поэтессой… Чаще всего я не выходила замуж, предчувствуя ловушку.
– Какую ловушку?
Мата Хари опускает глаза.
– Мужчинам всегда хочется держать женщину в клетке, потому что они боятся. А мы соглашаемся на это, потому что романтичны. К тому же нам так хочется доставлять удовольствие. Мужчины сковывают нас чувствами. Потом моим сестрам приходится терпеть мужа-алкоголика, который дерется, или любовника, который не держит ни одного из своих обещаний. Они даже соглашаются сидеть взаперти и воспитывают дочерей в убеждении, что послушание благословенно. Они доходят до того, что делают собственным детям инфибуляцию.
– ЧТО они делают?
– Девочкам зашивают влагалище, чтобы сохранить девственность. И иголки далеко не всегда стерилизуют.
В ее голосе слышится с трудом сдерживаемый гнев.
Я подхожу к ней.
– Но я не обольщаюсь. Я знаю, что женщины сами виноваты в том, что оказались в таком положении. В Индии свекрови поджигают сари невесток, чтобы завладеть приданым, понятно, что мужчины тут ни при чем. Они учат сыновей подчинять себе будущих жен, а потом еще жалуются. Нужно ясно понимать: разорвать замкнутый круг насилия можно, только если матери будут воспитывать сыновей непохожими на отцов.
– Мужчины знают, что будущее за женщинами, и они цепляются за свои привилегии, – говорю я, чтобы успокоить Мату.
– Однажды, – отвечает она, – мужчины на «Земле-1» будут умолять женщин, чтобы они согласились брать их в мужья.
Я качаю головой.
– Мы возьмем реванш. Сначала так будет в демократических странах, потом и во всем мире. Женщины скажут: «Нет! Мы не хотим ваших обручальных колец, свадеб, детей. Мы хотим быть свободными».
Она ударяет кулаком в стену.
– Это и есть твоя утопия?
– Да, потому что у нас, у женщин, есть ценности, которые мы можем передать. Ценности, связанные с нашей способностью давать другим жизнь. И ценности, связанные со смертью и подчинением, не должны победить.
– Я могу подлить воды на твою мельницу. Раньше, на «Земле-1», я был ученым, и я узнал то, что мало кто знает. Будущее принадлежит женщинам по той простой причине, что все меньше сперматозоидов несут мужские гаметы. Они слишком слабы, недостаточно приспособлены, малейшее изменение окружающей среды еще больше ослабляет их. Таким образом, мужчины исчезают как биологический вид.
Я вспоминаю, что в подвале Атланта видел планету, которая далеко обогнала нашу в своем развитии. На ней не было ни одного мужчины.
Мата Хари выглядит очень заинтересованной.
– Может быть, и так. Но культурные процессы прямо противоположны биологическим. Я читала, что в Азии широко используется ультразвуковое исследование плода. И если должна родиться девочка, женщина делает аборт. Поэтому в будущих поколениях будут преобладать мужчины.
– Биология сильнее любых искусственных систем, выдуманных человеком.
Чтобы прекратить дискуссию, я говорю:
– Однажды на земле останутся только женщины, а мужчины станут легендой.
Эта фраза заставляет Мату задуматься.
– Это возможно?
– У муравьев в основном самки и бесполые особи. А это вид, который намного древнее человека. Они появились на «Земле-1» 100 миллионов лет назад, а приматы только 3 миллиона. Муравьи пришли к этому. Будущее за женщинами. Только за ними.
Мата Хари поворачивается ко мне и жадно целует.
– Пусть Бог услышит тебя. Завтра – день отдыха, – продолжает она, помолчав. – Но потом игра станет сложнее. Теперь есть великие империи: орлы Рауля, термиты Жоржа Мельеса и тигры Густава Эйфеля. Мне кажется, теперь разрыв между победителями и побежденными станет еще больше.
И мы засыпаем, плотно прижавшись друг к другу, словно ложки.
Мне снится, что я все еще занимаюсь любовью с Матой Хари, когда меня будит какой-то шум.
Это Афродита. Она смотрит на меня тяжелым взглядом, ее лицо искажено. И она уходит.
Я хочу бежать за ней. Потом отказываюсь от этой мысли. Пытаюсь заснуть, но у меня не получается. Тогда я встаю и выхожу в сад. Афродита еще здесь, смотрит на меня издали.
Сколько времени она следит за мной? Видела ли она, как мы занимались любовью? Слышала ли она наш разговор? Я хочу подойти к ней, но она убегает. Я пытаюсь догнать ее. Она исчезает.
Я возвращаюсь. Проскальзываю в постель, прижимаюсь к Мате Хари и засыпаю.
67. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ИСТОРИЯ О ЯЩЕРИЦАХ
Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V
68. НА ПЛЯЖЕ
Когда я просыпаюсь, она оказывается рядом. Такая теплая. Она прижимается ко мне. Приятно пахнет. Она все время меняется. Не животное, не растение и даже не человек. Это Мата Хари, и она божественна.
Я встаю. Солнце уже высоко в небе. Должно быть, уже 10 утра. Колокол сегодня не звонил. Я потягиваюсь. У меня каникулы! Два дня каникул в раю, на острове, с замечательной, любимой женщиной. Не знаю как, но мир, который несколько дней назад казался мне серым, вдруг обретает цвет.
Я встаю и выхожу из дома навстречу Солнцу.
Приветствую тебя, сияющая звезда.
Я жив. Благодарю тебя, мой Бог.
Мой народ еще должен быть жив. Благодарю.
Я любим. Благодарю тебя, Мата Хари.
Я люблю. Еще раз благодарю, Мата.
Я больше не один. Теперь я «вдвоем».
Что же касается Афродиты… Чем больше я об этом думаю, тем меньше она мне интересна. Удивительно, насколько женщина может завладеть твоим разумом, и вдруг ты понимаешь, что ошибся. Мне кажется, что Афродиту нужно скорее жалеть, чем желать.
Я продолжаю обдумывать то, что сказал Гермафродит: «Ей доставляет удовольствие соблазнять, а не любить». «Она получает жизненную энергию, выкачивая энергию из других». Я, конечно, догадываюсь, что Гермафродит сводит таким образом счеты с матерью, но он не мог выдумать все это. Афродита питается желанием, которое она вызывает. Самое страшное для нее было бы оказаться одной, лишенной восхищения окружающих.
Бедная Афродита. Но даже откровений ее сына оказалось недостаточно, чтобы заставить меня оторваться от нее. Мне было необходимо встретить настоящую любовь, чтобы я увидел западню.
Почему я был так очарован ею? Может быть, потому, что меня поразила собственная беспомощность, когда я был с нею? Или же мне было интересно узнать, смогу ли я преодолеть стоящие передо мной препятствия. Всегда хочется узнать, на что ты способен.
Я смотрю на спящую Мату Хари. Она что-то бормочет во сне. Наверное, ей что-то снится. Я не могу разобрать ни слова. Целую ее в шею. Одна женщина превращает меня в раба, другая освобождает. Лекарство и яд состоят из одного вещества, разница только в дозе.
Я бужу голландскую шпионку поцелуями.
– М-м-м-мм… – ворчит она.
Я добрался до ее нежной шеи.
– Отстань. Я хочу спать, – говорит она, зарываясь в одеяла.
Мне вдруг очень хочется подать ей завтрак в постель. Я решительно выхожу на улицу. Вокруг ни души. Я иду в Мегарон и набираю еды на поднос. Времена года охотно помогают мне.
Я возвращаюсь, насвистывая детскую песенку. Постель пуста. Я слышу, как в ванной льется вода, и тоже залезаю под душ.
Я замечаю, что мы начали жить как пара смертных.
Несколько эротичных минут в душе, и Мата Хари достает из шкафа купальные костюмы – черное бикини для себя, а мне синие плавки. Мы берем полотенца, солнечные очки и даже зонтик. Мы выходим из дому, собираясь как следует провести свободный день в Олимпии. Мы идем на пляж.
Там уже много богов-учеников в сандалиях и купальниках, с полотенцами на шее. Мимо проходит Эдит Пиаф, напевая «Мой легионер»: «Он был красив, он был высок, он пах, как в жаркий день песок, мой легионе-е-е-е-е-р».
– Привет, Мишель, привет, Мата, – здоровается певица.
Мы идем за другими учениками и попадаем на песчаный берег, которого я не видел раньше, потому что приземлился намного севернее. Это место для отдыха, напоминающее спортивный клуб при отеле на «Земле-1».
У моря расположен буфет, где оры и Времена года подают прохладительные напитки со льдом, фруктами и соломинками.
Ученики беседуют между собой. До меня доносятся обрывки разговоров. Двое обсуждают историю «Земли-1», пытаясь понять, что происходит на «Зем-ле-18».
– Афиняне опередили других благодаря одной мелочи, которую изобрел гражданин Афин. Скамьи гребцов стали обивать кожей, и гребцы могли теперь скользить вперед и назад по скамье. Таким образом, руки их теперь сгибались под одним углом, и они выиграли десять процентов мощности. Этого было достаточно, чтобы побеждать в сражениях.
– Греки побеждали на море, а римляне – на земле.
– Да, но если греки ограничивались тем, что назначали наместником лояльного к ним царя, римляне проводили настоящую оккупационную политику на захваченных территориях, оставляли там постоянный гарнизон. Они хотели быть уверены, что соберут свои налоги.
– Как бы то ни было, римляне оставили после себя дороги и много памятников.
– Да, они строили дороги, чтобы лучше грабить завоеванные земли. На закате римской империи в столице было собрано столько богатств, что они уже не знали, куда девать деньги.
– Почти как испанцы после завоевания Америки. Переизбыток золота разрушает империю.
Я понимаю, что в Олимпии готовят не только отличных правителей, но и теоретиков божественного ремесла.
Рядом двое других учеников беседуют о бунтах.
– Я знаю, что с этим делать. Нужно найти зачинщиков и изолировать их. Остальные будут предоставлены сами себе. Во время восстания бунтовщики становятся сообществом. Полиция, чтобы лишить их мотивации, должна заставить восставших снова стать отдельными личностями. По одиночке они беззащитны и не хотят проблем.
Я больше не хочу слышать разговоров «о работе».
Рядом одни боги-ученики играют в шахматы на походном столике, вкопанном в песок, другие – в го, в ролевые игры, в «Ялту» – игру, в которой на треугольном поле передвигаются белые, черные и красные шахматные фигуры.
Густав Эйфель против Прудона и Бруно.
– Привет, Мишель, привет, Мата! Хорошо провели ночь? – подначивает Эйфель.
– Никто не заметил, как вы ушли вчера вечером. Скрылись, как воры, – добавляет Бруно.
Не придумав оригинального ответа, я здороваюсь с остальными.
– Привет, Жорж.
– Привет!
Сегодня утром нет занятий, сражения, напряжения, и я чувствую себя необыкновенно легко.
– Давай сядем здесь, – предлагает моя спутница, указывая на свободное место, где можно постелить полотенца, – между Лафонтеном и Вольтером.
– Отлично, – соглашаюсь я, надевая солнечные очки.
На берегу двое учеников играют в волейбол, перебрасывая мяч через сетку.
Я подхожу к группе учеников, играющих в карты. Я не сразу узнаю, что это за игра. Потом вспоминаю, что читал о ней в «Энциклопедии»: это Элевсинская игра. Она отлично подходит к этому месту, потому что игрокам нужно найти… правила игры.
Другие ученики купаются. Кажется, вода довольно прохладная. Они заходят в воду постепенно, обливая шею, плечи и живот. Эдит Пиаф напевает, чтобы подбодрить себя: «Нет, я ни о чем не жалею».
– Хорошая вода? – спрашиваю я.
Передо мной возникает сатир и тянет за руку:
– Хорошая вода, – повторяет он.
– Оставь меня в покое, – говорю я.
– Оставь меня в покое, оставь меня в покое, оставь меня в покое.
Эти сатиры со своей манией всех передразнивать прямо наказание какое-то.
– Сначала немного холодно, а потом уже и вылезать не хочется, – отзывается Симона Синьоре. Она стоит в воде по шею.
Я вытягиваюсь на полотенце.
– Что будем делать?
– Отдыхать, – отвечает Мата Хари.
Мне кажется несколько безнравственным вылезти из постели, чтобы спать на пляже, но я подчиняюсь. Вдруг кто-то загораживает солнце.
– Можно сесть рядом с вами? – спрашивает Рауль Разорбак.
– Конечно, – разрешает Мата Хари.
Мой друг устраивается на песке.
– Я хотел сказать тебе, Мишель, что твои люди-дельфины и китовый порт… В общем… В общем, мне очень жаль, что так вышло.
Он говорит так, словно его народ действовал сам по себе. Словно он отец детей, которые случайно разбили окно мячом.
– Ты сожалеешь, что дал тем, кто выжил, сбежать морем? – усмехаюсь я.
– Нет, я говорю серьезно. Я считаю, что во многом действовал неумело, и моя реакция на твои действия была слишком примитивной. Это ответный удар на действия твоего Освободителя. Я не был готов к тому, что все может рухнуть, повинуясь воле одного решительного человека.
Я стараюсь остаться безразличным.
– В игре много неожиданностей.
– После ужина мы с теонавтами собираемся устроить вылазку в Оранжевую зону. У нас есть шлемы. Помнишь, я тебе говорил, и…
– Постойте, я тоже предполагала сегодня отправиться в исследовательскую экспедицию, – протестует Мата Хари, которая слышала наш разговор.
– Да, и куда же?
– На материк пяти чувств.
Я улыбаюсь и целую ей руку.
– Очень жаль, Рауль, – отвечаю я. – Сегодня вечером обойдетесь без меня.
Оры устанавливают рядом с нами гриль для барбекю. Рауль идет купаться.
Мы с Матой Хари греемся на солнце, словно ящерицы.
– Сегодня вечером я не пойду с Раулем и не останусь с тобой, – говорю я.
Мата Хари сдвигает очки на нос и внимательно смотрит на меня.
– Что же ты будешь делать?
– Ничего особенного.
– Скажи мне, иначе я не оставлю тебя в покое.
Я шепчу ей на ухо:
– Я хочу продолжить партию.
– Но это запрещено. Сейчас каникулы. Наши народы живут без нас, по тому сценарию, который мы им дали.
– Вот именно. А я хотел бы изменить мой сценарий.
Мата Хари смотрит на меня с беспокойством:
– Мы ничего не можем сделать. У нас нет доступа к игре.
Я целую ее.
– Я уже делал это.
– Значит, это ты – тот наглый гость, о котором говорил Атлант?
– Я и Эдмонд Уэллс. У нас не было выбора. От наших народов осталась кучка потерпевших кораблекрушение, шторм трепал их в море на утлом суденышке. Нам оставалось нарушение правил или гибель.
– Теперь я понимаю, как вам удалось создать такую развитую цивилизацию на острове Спокойствия[19].