– А другие боги знают, что они созданы по мотивам человеческой мифологии?
– Нет. Они, конечно, чувствуют, что с их существованием связана какая-то тайна. Они знают, что я хранитель последней тайны. Истины. Поэтому они время от времени являются сюда и задают вопросы… как ты. У них это стало навязчивой идеей. Они хотят знать, кто они на самом деле и почему живут так долго.
– Поэтому Сфинкс преграждает им дорогу? Зевс кивает.
– Как правило, никто не может разгадать загадку. Они все замкнуты на своем эго. Они раздуваются, как шар, и не могут пройти в узкую дверь. Я не думал, что кто-то сможет обойти Сфинкса. Обычно достаточно приставки «бог», чтобы ученики возомнили о себе невесть что.
Зевс предлагает продолжить осмотр.
– Тебе удалось пройти, потому что у тебя психологическая болезнь. У тебя очень своеобразный невроз.
Я жду, когда он разъяснит свои слова.
– Ты себя недооцениваешь. До такой степени, что даже удивительно. В принципе на «Земле-1» тебе бы надо было обратиться к психотерапевту. У тебя удивительно негативное представление о себе самом. Ты считаешь, что ты «меньше, чем ничто».
Типично французский оборот приобретает в нашем разговоре странное значение.
– А если ты меньше, чем ничто, то стоит лишь немного подняться над собой, и ты – ничто!
Собственные слова опять вызывают у него приступ веселья.
– Вот так ты и обыграл Сфинкса. Так ты обыграл меня. Из-за избытка смирения. Браво! И вот я все тебе рассказываю, в то время как с двенадцатью олимпийскими богами даже не разговариваю. Но мне хотелось, чтобы ты разобрался с собственной самооценкой.
– Поэтому вы заставили меня пройти испытание в клетке?
Зевс подмигивает.
– Ты уверен, что в живых остался «именно тот Мишель»?
– «Именно тот» – это Мишель, в котором моя душа.
– «Именно тот» – это тот, которого ты способен любить. Любишь ли ты себя немного больше теперь, когда поднялся на гору и говорил с самим Зевсом?
– На самом деле я еще не осознал, что со мной происходит.
– Вот в чем проблема с теми, кто «меньше, чем ничто». Они получают награду, но чувствует себя настолько недостойными, что не ценят ее.
Он встает передо мной. Его лицо уже не так сурово.
– Ты представлял меня именно таким? И таким ты представлял себе Зевса греческих мифов? Признайся, что, когда ты только попал сюда, ты был впечатлен моим видом. Чего ты ждал?
К моему огромному изумлению, он начинает уменьшаться и превращается в пигмея-альбиноса с курчавыми волосами и красными глазами.
– Может быть, ты представлял меня таким? Он превращается в белого красноглазого быка.
– Или таким? Именно в таком образе я являлся некоторым смертным женщинам на «Земле-1».
Он превращается в белую птицу. В Лебедя. Он был Лебедем, который указал мне путь, когда я заблудился в тумане.
Он летает вокруг меня по комнате. Я тру глаза.
– Или таким?
Теперь он превратился в белого кролика. Это он выскочил из норы и указал мне дорогу за водопадом.
– Я тебя не так пугаю теперь? Стоит немного увлечься представлением, и люди теряют веру. Вам нужно, чтобы были соблюдены условности. Всем нужен образ отца-великана, бородатого, властного и загадочного. Только это действует. Пффф…
Кролик внимательно смотрит на меня, опускает длинное ухо, моргает и говорит:
– Похоже, все, что я тебе рассказываю, не очень-то потрясает твое воображение.
Его глаза меняют цвет. Они становятся синими, начинают увеличиваться, становятся больше головы. Один глаз начинает уменьшаться, а другой растет. Вскоре передо мной плавает в небе глаз длиной в три метра. Его гладкая поверхность блестит. Зрачок расширяется, он похож на черную пропасть, которая зияет за блестящей роговицей. Я отступаю. Глаз еще увеличивается. Я снова отступаю, теряю равновесие, падаю на четвереньки. Поднимаю голову – глаз парит надо мной.
Гигантский глаз в небе – это был он.
Веко опускается, как занавес. Глаз уменьшается. Зевс постепенно принимает вид двухметрового олимпийского бога. У него снова красные глаза.
– Вы лично наблюдали за мной с самого начала? – бормочу я, еще не оправившись от шока.
Вместо ответа он тянет меня в коридор, подводит к двери, за которой лестница. Лестница ведет в комнату, где двадцать четыре двери. Зевс открывает одну из них. Внутри комната, похожая на храм музы Талии. Стены обиты красным бархатом, трюмо, перед которым гримируются актеры, освещено. Меленькая сцена похожа на подмостки для кукольного представления в городском саду.
Зевс берет марионетку, деревянного человечка, управляемого при помощи ниток.
– Вот что происходит, когда человек появляется на свет.
Он берет куклу и ставит на сцену. Дергает за ниточки, и кукла двигается, как живая. Она вертит головой, изображая удивление.
– Вот что происходит, когда человек умирает. Зевс отпускает нитки, и кукла падает. Потом он снова поднимает ее.
– Все остальное время она двигается. Она не знает, что есть кто-то, кто дергает за нитки. Или не дергает. Нам, богам, важно, чтобы ниток не было видно. Марионетки думают, что ниток нет. Важно, чтобы они считали себя свободными. Иначе опыт провалится.
– А у нас, богов-учеников, есть нитки?
Зевс загадочно улыбается и убирает марионетку на место.
– У тебя есть утопия?
– Я думаю об этом.
– Это важно. Думая о лучшем будущем, ты даешь ему возможность однажды осуществиться. Я хочу задать тебе один вопрос. Ты любишь своих смертных или ты просто проводишь время, наблюдая за ними, как за красными рыбками, хомяками, кошкой или собакой?
– Должен признать, что я испытываю к ним некоторую привязанность.
– Ты страдаешь «болезнью переноса»?
Я понимаю, что речь идет о типично божественном неврозе, который заключается в том, что начинаешь путать себя со своим народом. Я отвечаю максимально честно:
– Нет, я не думаю, что у меня «болезнь переноса».
Царь богов не удовлетворен ответом. Вероятно, ему известно, что все боги рано или поздно начинают отождествлять себя со своим народом.
– Посмотрим.
Зевс хватает меня за руку, мы выходим из театрального зала и возвращаемся в круглую комнату со множеством одинаковых дверей.
Он немного медлит и открывает ту, что находится у нас за спиной.
– Ты сражался с самим собой. В следующем испытании тебе предстоит выступить против твоего народа.
111. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ИСТОРИЯ КОШЕК
Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V
112. ПРОТИВ МОЕГО НАРОДА
Дверь ведет в оранжерею, где на ветвях деревьев висят сферы с планетами. Это подобие подвала Атланта, так же как театральный зал, который мы только что покинули, был подобием жилища музы театра, а музей – лаборатории Гермафродита. Вернее, наоборот. Те, кто внизу, скопировали то, что я вижу здесь.
Зевс подходит к месту, куда я спрятал разбитую сферу.
– Ты, кажется, разбил мир?
– Я случайно, – признаюсь я.
Зевс хмурится.
– Не страшно, их тут полно. Проблема только в том, что тот, который ты разбил, был особенный. Я пытался взять от него отводок… Ладно, не стоит так привязываться к мирам, верно?
Он щелкает пальцами, и тут же появляется циклоп. Увидев меня, он удивляется. Но, поскольку Зевс не гонит меня, он сдерживается и не пытается меня схватить.
Зевс кивком указывает на кучу мусора. Циклоп опускается на колени и начинает рыдать. Он прижимает планету к груди.
– Я подарил ему этот мир, и он очень старательно ухаживал за ним. Видишь, «болезнь переноса» несколько выбивает из колеи.
Циклоп в растерянности разглядывает разбитую планету, гладит осколки.
– А ведь он не бог, даже не бог-ученик, но он привык ухаживать за этой планетой. Как привыкают ухаживать за цветком. Должен сказать, что этот мир действительно был особенным.
– Что же в нем было особенного? Зевс почесывает бороду.
– Я ставил там опыт «антисимметрии». Взгляни на себя. Если твое тело сверху донизу разделить пополам вертикальной чертой, обе половины окажутся совершенно одинаковыми. У тебя по одному глазу справа и слева, то же самое с руками, ноздрями, ушами, ногами. На планете, которую ты разрушил, были существа, у которых парные органы были расположены посреди тела или только с одной стороны. Естественно, циклопа интересовал опыт, который я ставил. Он сентиментален.
– Я не понимаю, почему здесь на деревьях настоящие миры, – говорю я, чтобы сменить тему.
– В то время как у Атланта и на лекциях вы видели только копии? Это довольно сложно. Это «материализованное представление». Планета внутри сферы реально переживает физическое воздействие. Это тот же процесс, в результате которого ты только что встретился сам с собой. Лучше будет, если пока ты не будешь вникать во все мои секреты. Ты должен понимать, что это…
Он срывает плод-сферу и протягивает его мне.
– Это настоящая «Земля-18». Если ты ее уронишь, от нее ничего не останется.
Я не решаюсь ее взять.
– Возьми же, – требует Зевс. Я держу планету в руках.
– Мы сейчас немного поиграем.
Он проходит в черный кабинет, на стенах которого десятки киноэкранов. В центре низкий стол, на котором стоит подставка. Зевс велит мне положить туда планету. Я делаю это как можно осторожнее.
– Ты когда-нибудь начинал играть другими фигурами посреди партии в шахматы?
Я не понимаю, к чему он клонит.
– Предположим, ты играл белыми, которых ты считаешь «хорошими». А теперь ты будешь играть черными, «плохими», и будешь атаковать «хороших».
– А если я откажусь?
– У тебя нет выбора. Ты не смертный. Свобода выбора есть у смертных, на которых боги могут только влиять.
Он разражается раскатистым смехом, умолкает и смотрит на меня.
– Это испытание, в котором твоя душа поднимется выше. Ты не можешь миновать этого этапа посвящения. У тебя нет выбора, – снова повторят он.
Он протягивает ко мне руку, и мигрень начинает плющить мою голову. Боль настолько сильна, что я готов на все, лишь бы она прекратилась.
– Это испытание легче тех, которые ты уже прошел. Ты будешь страдать, только если поражен «болезнью переноса». Ты сумел отпустить себя, теперь ты должен отпустить твой народ.
Я киваю, и мигрень прекращается.
– Каковы правила?
– Ты будешь играть черными, на «Земле-18» это люди-орлы твоего друга Рауля. Я возьму белые, то есть твоих людей-дельфинов. Твоих дельфинов.
Я пытаюсь схитрить:
– Вы, естественно, играете лучше меня. Моему народу нечего бояться.
– Ты так думаешь? Ну что ж, тогда приступим. Он поднимает палец, и все экраны включаются одновременно.
– Посмотрим, где остановилась партия… Ага, твою крепость захватили после долгой осады. Итак, я играю за народ дельфинов. Ты можешь следить, глядя на экраны. Жезл не нужен, экраны заменяют множество анкхов.
На восьми экранах под разным углом появляется изображение земель людей-дельфинов. Столица. Улицы. Рынки. Королевский дворец, где поселился марионеточный правитель людей-орлов. Казармы.
– Ты готов? Я все-таки Зевс, поэтому начинай. Достаточно поднять руку над планетой и подумать о том, что ты хочешь сделать. Внимание! Не вздумай жульничать. Никаких чудес. Никаких мессий. Договорились?
Я подчиняюсь. Люди-орлы заняли территории дельфинов. Я думаю, что им следует заняться благоустройством этих земель, чтобы население лучше приняло их. Орлы весьма искусны в этой области, и я строю акведуки, театры, дороги, оросительные системы. Я уверен, что развитие сельского хозяйства будет выгодно всем.
На всех экранах, как в ускоренной съемке, появляются дороги, мосты, орошаемые земли. Заметно, как повысился общий уровень развития. Страна богатеет, люди-дельфины живут не так бедно, а люди-орлы собирают больше налогов. Многие люди-дельфины начинают сотрудничать с орлами, чтобы научиться строить мосты и дороги. Восстаний становится все меньше.
– Ну-ну, – говорит Зевс. – Все тот же «мягкий» стиль игры? Теперь моя очередь.
Царь богов поднимает руку над сферой, и картина на экранах меняется. Люди собираются группами, разговаривают, спорят. Некоторое время спустя они вооружаются и начинают нападать на обозы людей-орлов. И не без успеха. Они убивают своих соотечественников, которые сотрудничают с наместниками орлов. Создают народную армию и начинают двигаться к столице.
Я поднимаю руку над шаром и посылаю несколько отрядов, чтобы остановить мятежников. Но мои солдаты сталкиваются со взбешенной толпой, скандирующей «Свобода!» «Справедливость!», «Нет!», «Угнетатели!», «Тирания!», словно все прошлые унижения, все пережитые ужасы выплеснулись в этом движении. Я знаю моих людей-дельфинов. Они долго терпели, стиснув зубы, под моим влиянием они многое вынесли, не жалуясь, многое простили, но давление на них слишком велико. Теперь же их бог сам разжигает огонь и предоставляет им свободу действий. Результаты такого управления сказываются тут же.
Я отправляю все новые отряды полицейских усмирять восставших, но в конце концов я вынужден призвать армию. Но в жилах людей-дельфинов течет кровь Освободителя. Они отличные стратеги. Во главе восставших встает командир, который непрерывно устраивает моим легионам засады, атакует, совершает обманные маневры, которыми Освободитель мог бы городиться.
Войскам моих людей-орлов сильно достается. Мы несем большие потери.
– Ты что, заснул? – спрашивает Зевс.
Нужно их остановить. Что ж, тем хуже, я приказываю арестовать зачинщиков. Суд, и бунтовщики в тюрьме. Но толпы «моих» людей-дельфинов устраивают демонстрации, требуя их освобождения. Я останавливаюсь и смотрю на Зевса.
– Почему вы заставляете меня пройти это испытание?
– Меня это развлекает. А тебя разве нет?
– Нет. Я больше не хочу играть.
– Ты не можешь сейчас остановиться.
Я скрещиваю руки на груди в знак бесповоротно принятого решения. Царь богов с интересом смотрит на меня.
– Всегда одно и то же. Требуется мотивация, да? Он задумывается.
– Хорошо. Вот тебе морковка… Если ты будешь хорошо играть, если ты будешь как следует играть на стороне орлов, я обещаю тебе, что ты сможешь спуститься в Олимпию и вернуться в игру, словно не было этой истории с Атлантом, Пегасом и Афиной. Я сотру это происшествие из их памяти.
Я ставлю на карту все.
– Гера уже предлагала мне это. Мне этого мало. Зевс удивлен моим бесстрашием.
– Хорошо, еще один подарок. Если ты с людьми-орлами будешь по-настоящему сражаться против моих людей-дельфинов, я обещаю, что, даже если ты проиграешь или погибнешь в Эдеме, я вмешаюсь в игру на «Земле-18». На этой планете всегда будет, как минимум, 10 000 твоих людей – живых и активных, хранящих культуру и ценности народа дельфинов.