Да, процветать… – Сид прикрыл глаза, словно устал говорить. Сколько можно ее уговаривать! – Ну, Дейни, покажи мне, что ты все поняла.
– Послушай, Сид, – спокойно начала Дейни. Она еще надеялась вернуть его к реальности. – И ты, и я иногда совершаем ошибки. Я ошиблась много лет назад. И мой просчет пошел на пользу делу. Клиент остался доволен, а вырученные деньги спасли агентство. Давай забудем об этом. Просто забудем, как будто ничего не было. Что ты на это скажешь?
«Спокойно, спокойно», – приказала она себе. Он блефует. Однако Сида нельзя недооценивать. Неизвестно, куда он направит следующий удар.
Сид отвернулся от окна и пригладил ладонью седеющие волосы.
– Нет, Дейни, – тихо ответил он. – Ни ты, ни я не забудем того, что случилось между нами сегодня. Ты прекрасный работник, Дейни, но чересчур… увлекающийся. Ты взвинчивала цены и манипулировала со счетами. Я поймал тебя за руку. По-моему, настало время попросить тебя о маленьком одолжении. Совсем пустячном – по сравнению с теми услугами, что я не раз оказывал тебе.
Он шагнул вперед, пожирая глазами ее стройную, гибкую фигуру. «Моя награда», – думал он. Как идет ей желтая шелковая блузка! А брюки из матовой кожи! Впрочем, раздевшись, она будет еще прекрасней. Милая, желанная – несравненно желанней той, что ждет Сида дома. Его жена красива, но ей не хватает изюминки. Дейни – та загадочна и непредсказуема, каждое ее слово, каждое движение – как вызов… Сид шел вперед, как слепой. С губ его срывались бессвязные слова, вызывающие страх.
Дейни – красавица, умница Дейни – не двигалась с места. Она думала о том, какую глупость сделала много лет назад, когда доверила Сиду свою карьеру. Но сейчас он делает еще большую глупость.
– Твоя судьба у меня в руках, – промурлыкал он. – Ты будешь играть по моим правилам – или выйдешь из игры. Навсегда, Дейни.
Он умолк, и наступило молчание. Дейни почувствовала, как сгущается и тяжелеет воздух, готовый взорваться в крике. Чего же медлить? Решение принято: пора действовать. Быстро и без колебаний, как учил отец. И Дейни сказала свое слово. Как ни странно, голос ее не дрогнул: он звучал звонко, уверенно и гордо. Боже, как она ловко блефует!
– Убирайся к черту! – сказала она.
– Я уничтожу тебя, Дейни!
– Мечтать не вредно, Сид.
Опомнилась Дейни уже за дверью. Она влетела к себе в кабинет, не глядя по сторонам, ибо знала: один взгляд на стены, увешанные грамотами и фотографиями, – и она на коленях поползет обратно к Сиду. А этого не должно случиться. Агентство – ее бывшее место работы, а Сид – бывший коллега. Вот и все. И смысл жизни не потерян, и сердце не вырвалось из груди. Разве не так?
Десять минут спустя Дейни завела «Мерседес» и поехала домой. Но, выехав из шумного центра, вдруг свернула на обочину и задумалась. Дома ее ждет одиночество. А ей сейчас позарез нужно выговориться. Куда отправиться? Кто ее поймет? Глупый вопрос. Есть только один человек – к нему-то она и поедет.
Поворачивая руль, Дейни заметила, что руки у нее дрожат. «От гнева, страха или волнения?» – мимолетно удивилась она. В веренице автомобилей на шоссе появился просвет, и Дейни вдавила педаль в пол. Она знала ответ.
Она была до смерти напугана.
Глава 3
– Послушайте, мистер Эрскин! Я вам говорила уже миллион раз и повторять не собираюсь. Мистер Синклер работает, к нему нельзя. У него запарка, он должен сделать все снимки, пока камера не остыла – если вы понимаете, что это значит.
Маленькая брюнетка растопырила руки, загораживая толстяку вход в студию. Руки у нее были удивительно длинные для такой коротышки, а ноги неправдоподобно кривые. На обильно напудренном лице, похожем на японскую маску, навек застыло выражение презрительной скуки.
Чернильные глаза были старательно подведены, а веки покрыты бледно-желтыми тенями. Прическа – из тех, что снятся в кошмарном сне. Однако сама Регина полагала, что в ней что-то есть – особенно с тех пор, как продела кольцо в нос. Мистеру Эрскину она напоминала морское чудовище из фильма ужасов. Но ему нужно увидеться с Синклером, и никакие барракуды его не остановят!
– Убирайся с дороги, нахалка, – прорычал он, – пока я не применил силу!
– Не очень-то это вежливо, мистер Эрскин, – сделала замечание Регина, отправляя в рот новую порцию жвачки.
– Я тебе покажу вежливость! – загремел толстяк. – По-твоему, если я уберусь отсюда к чертовой матери вместе с деньгами, это будет вежливо? А что скажет твой босс? А? Что он скажет, когда узнает, что по твоей милости полторы сотни тысяч уплыли у него из-под носа? Девочка моя, я и до дома доехать не успею, как ты окажешься на улице!
Регина вздохнула. Эрскин, король простыней и покрывал, в своем репертуаре: этот раскормленный денежный мешок думает, что весь мир вертится вокруг его баксов! Глядя на него, она едва удерживалась от смеха.
– Говорите что угодно, мистер Эрскин, а я вас не пущу, – повторила она скучающим тоном. – Мистер Синклер сказал, чтобы его никто не беспокоил. – Она выдула изо рта пузырь жвачки. – Хоть вы, хоть конец света, хоть что угодно – я выполняю распоряжение босса. Ясно?
– Просто возмутительно, – пропыхтел толстяк. – Какого черта он там заперся? Можно подумать, что у него есть какие-то тайны! Послушай, у меня деловое предложение. Я плачу хорошие деньги…
Договорить он не успел. В приемную вошла незнакомая женщина. Регина заулыбалась во весь рот и поднялась ей навстречу… и мистер Эрскин забыл о своем предложении, о ста пятидесяти тысячах и о барракуде-секретарше. В голове его крутилась одна мысль: «Бывает же, черт возьми, такая красота!»
За закрытой дверью студии Блейк занимался тем, что ему так хорошо удавалось: сочетал работу и удовольствие. Сейчас, пока фотомодель приводила себя в порядок в уборной, он экспериментировал с освещением, добиваясь нужной яркости.
Мег выплыла из уборной и, прикрыв от яркого света ладонью подведенные глаза, грациозно опустилась в шелковый шезлонг. Блейк улыбнулся, любуясь ею: он любил профессионализм во всем. Фотограф прикрыл лампу цветофильтром, и обнаженные плечи модели словно засветились теплым розовым светом. Блейк повернулся к другой лампе.
– Извините, что так холодно, – заметил он.
Мег бросила взгляд на его мускулистую спину, на обнаженные по локоть руки, колдующие над очередным светильником.
– Я и не заметила, – мягко ответила она, и Блейк ей поверил. – Знаете, на работе чаще приходится потеть, чем мерзнуть. – И этому он поверил, ибо знал по собственному опыту.
Мег потянулась и устроилась в шезлонге поудобнее. Когда она говорила, полные яркие губы приоткрывались совсем чуть-чуть, а теплый мурлыкающий голос, казалось, согревал холодную студию. Теперь Блейк улыбался во весь рот. Что поделать, любил он женщин. Хотя одну все-таки любил больше всех.
Закончив свои приготовления, Блейк повернулся и окинул взором декорацию. Умелый дизайнер создал в студии обстановку спальни прошлого века. Камчатные шторы прикрывают резной оконный переплет, сколоченный сегодня утром из фанеры. На столе, покрытом тяжелой скатертью до пола, в беспорядке разбросаны изысканные украшения. Пол, несколько часов назад холодный и безликий, скрывается под восточными коврами, одолженными на день у антиквара с Мелроз-стрит. В стороне от шезлонга, где привольно раскинулась Мег, возвышается необъятная дубовая кровать. Стараниями Блейка вся картина залита нежным золотисто-розовым светом, напоминающим о закате.