Джек почувствовал, что она смотрит ему вслед, не испытывая признательности и удовлетворения; сотня отданных ей лир не избавила его от ощущения вины, вызванного вкусной горячей пищей, обществом хорошенькой девушки, роскошью гостиничного номера.
– Это напоминание, – серьезно сказала Вероника. – Я о женщине.
– Напоминание о чем?
– О близости Африки и о той цене, которую мы за нее платим, – пояснила девушка.
– В Америке тоже есть нищие, – заметил Джек.
– Не такие, – сказала Вероника.
Она ускорила шаг, словно спеша уйти подальше от женщины с ребенком.
– Вы бывали в Америке? – спросил Джек.
– Нет, – сказала девушка. – Но я знаю.
Они молча перешли улицу, свернули за угол, миновали витрину бакалейного магазина, уставленную сырами, колбасами и оплетенными узкогорлыми бутылками с кьянти.
– Вам безразлично, – негромким голосом спросила внезапно Вероника, – что ваша жена танцует с кем-то в Париже в три часа утра?
– Да, – сказал Джек и подумал: «Это не совсем верно».
– Американские семьи счастливее итальянских, – с досадой произнесла она.
Ну, подумал Джек, тут я мог бы с ней поспорить.
– И вообще, – заметил он, – я не уверен, что она на самом деле танцевала в три часа утра.
– Вы хотите сказать, Жан-Батист соврал?
– Сочинил, – произнес Джек.
– В нем плохое перемешано с очень хорошим, – сказала Вероника.
Джек почувствовал влагу на верхней губе. Он понял, что из носа снова потекла кровь. Смутившись, он остановился, вытащил платок и приложил его к носу.
– Что с вами?
Вероника испуганно посмотрела на Джека.
– Пустяки, – глухо ответил он. – Нос кровоточит. Королевская болезнь, – попытался пошутить Джек.
– Это всегда так начинается? Без всякой причины? – спросила Вероника.
Только в Риме, – сказал он. – Вчера какой-то человек меня ударил.
Ударил вас? – изумленно произнесла она. – Почему?
– Понятия не имею.
Джек тряхнул головой, раздосадованный усилившимся кровотечением и вниманием прохожих.
– Как предупреждение.
Он стоял посреди оживленной улицы, расстроенный, подавленный снами, недобрыми предчувствиями, образами мертвых, близостью опасности, одиночеством, страхом, который внушала ему грядущая ночь.
– Надо поскорей добраться до вашего отеля, – сказала Вероника.
Остановив такси и держа Джека за локоть своей сильной и нежной рукой, она усадила его, точно инвалида, в машину. Сейчас Джек радовался тому, что в такой момент он был не один.
Возле гостиницы Вероника, не позволив Джеку расплатиться с водителем, сделала это сама; потом она взяла ключ у портье и остановилась у двери лифта рядом с Джеком, готовая в любой момент подхватить его, если он начнет падать. Кровь не останавливалась.
В кабине лифта перед глазами Джека, старавшегося ничем не привлекать внимания рослого парня в ливрее, нажимавшего кнопки рукой, обтянутой белой перчаткой, появилось странно ясное видение. Он явственно осознал, что, пока девушка ходила за ключом, в дальнем конце коридора он заметил Деспьера и женщину в голубом платье; они сидели рядом и серьезно беседовали о чем-то. Джек был уверен в том, что в какой-то момент Деспьер поднял голову, узнал его, улыбнулся и снова опустил ее.
– Вы их видели? – спросил он Веронику, которая замерла возле него.
– Кого?
– Деспьера и какую-то женщину, – сказал Джек. – В вестибюле.
– Нет, – ответила Вероника, удивленно посмотрев на Джека. – Я никого не видела.
– Наверно, мне показалось, – глухо сказал Джек. Теперь живые преследуют меня средь бела дня, подумал он. Зайдя в номер, Джек снял пиджак, расстегнул воротничок рубашки, ослабил галстук и прилег на кровать. Вероника повесила пиджак в шкаф; нашла в ящике стола чистый платок и дала его Джеку. Она остановилась возле него; черты ее лица исчезали в полумраке зашторенной комнаты. Капли дождя стучали в окно.
Затем Вероника молча легла рядом с Джеком, обняв его. Они слушали дождь, нарушавший тишину затемненного номера. Спустя некоторое время он отнял платок от лица; кровь остановилась. Джек повернул голову, поцеловал девушку в шею, плотно прижимая губы к упругой теплой коже; его сознание освобождалось от всего, что существовало вне этой комнаты, этого момента, этой кровати, – от недобрых предчувствий, ран, крови, воспоминаний и привязанностей.
Он лег на спину; она положила голову ему на плечо. Длинные темные волосы Вероники разметались по его груди. Джек медленно возвращался к реальности, снова становясь обитателем номера 654, мужем, отцом, человеком сдержанным, здравомыслящим, рациональным. Он посмотрел на лицо Вероники, которое еще два часа назад казалось ему глупым и самодовольным. Ее широко раскрытые глаза смотрели в потолок, на губах девушки застыла безмятежная улыбка. Да, снова подумал он, у нее действительно глуповатое лицо. Джек вспомнил первую характеристику, которую он мысленно дал ей, сидя в уличном кафе, – эффектная бездушная самка. Какую радость способна подарить эффектная бездушная самка, подумал он, улыбаясь.
Они лежали, внимая дождю, слушая звуки Рима, пробивавшиеся сквозь окна и шторы.
Джек еле заметно усмехнулся.
Почему ты смеешься? – раздался возле уха Джека ее нежный, похожий па пение флейты голос.
– Я смеюсь, потому что я оказался весьма умен, – сказал он.
– Ты о чем?
– Я все вычислил, произнес Джек. – За ленчем. Решил, что в конце концов ты уйдешь с Жаном-Батистом.
– Ты подумал, что я – его девушка?
– Да. Это не так?
– Нет, – сказала она. Я не его девушка. Она взяла руку Джека и поцеловала его ладош,.
– Я – твоя девушка.
– Когда ты пришла к такому заключению? – спросил он, приятно удивленный ее словами.
Как давно со мной не случалось ничего подобного, подумал Джек.
Теперь пришел ее черед усмехнуться.
– Два дня назад, – заявила она.
– Два дня назад мы не были знакомы. – сказал он. – Ты даже не знала о том, что я существую.
– Да, мы не были знакомы, – отозвалась она, – но я знала о том, что ты существуешь. И даже очень хорошо. Я видела твой фильм. Ты был так прекрасен, так умел любить, что я стала твоей девушкой.
Возможно, позже, с грустью подумал Джек, все это будет вызывать у меня смех, но сейчас мне не хочется смеяться.
Но, детка, – сказал он, – там я на двадцать лет моложе. Мне было тогда даже меньше лет, чем тебе сейчас.
– Я знаю, ответила она.
– Теперь я – другой человек, – сказал Джек, с горечью ощущая, что эта очаровательная, простодушная, не слишком умная девушка обманута, обманута временем и коварной долговечностью целлулоида, а он бесчестно воспользовался этим. – Совсем другой.
– Сидя в кинотеатре, – сказала Вероника, – я знала, как все было бы у нас с тобой.
Джек рассмеялся.
– Кажется, я должен вернуть тебе деньги, – сказал он.
– Что это значит?
– Ты не получила того, за что заплатила, – сказал он, вытаскивая руку из-под ее головы. – Тот двадцатидвухлетний паренек, за которого ты заплатила, давно не существует.
– Нет, – медленно выговорила Вероника, – я ни за что не платила. И тот двадцатидвухлетний паренек никуда не исчез. Когда я сидела в ресторане и слушала твой рассказ о мистере Делани и несчастном сценаристе, я поняла, что тот юноша жив.
Усмехнувшись, она теснее прижалась к нему, повернула голову и зашептала Джеку на ухо:
– Нет, это еще не вся правда. Все было не так, как я представляла себе в кино. Все было гораздо, гораздо лучше.
Они оба рассмеялись. Благодарю тебя, Господи, за то, что на свете существуют поклонницы, подумал Джек, стыдясь своих мыслей. Он снова обнял ее, коснувшись рукой густых темных волос Вероники.