Иногда можно мыть весь день, но не получить ни одного грамма. Но бывали дни, когда улов составлял и двадцать, и тридцать, а то и сто граммов. Вот к этому-то намытому своим трудом золоту и подсыпали бесконвойники украденное.
Золотая касса в поселке принимала металл по одному рублю за грамм. Спекулятивная цена пятидесятиграммовой пачки чая на зоне равнялась пятидесяти рублям. То есть тоже по рублю за грамм. В полном смысле слова чай на вес золота.
Частенько в кассе проводили анализ металла. На разных полигонах различное золото. Оно отличается по цвету и химическим характеристикам. И если анализ покажет, что сдаваемое золото поступило с действующего полигона, на котором ведется промышленная разработка, владелец его безоговорочно получает двадцать пять лет, а о расконвоировании может забыть навечно. Именно в этом и заключался риск. Немалое количество подобных прецедентов происходило в реальности
Всю эту информацию я получил от своих новых попутчиков по дороге на полигон.
- Генрих, хочешь поработать на бульдозере? - спросил меня бригадир, коренастый мужик, с круглым, обветренным лицом и доверчивыми глазами. - А то у нас бульдозерист освободился.
- Ты меня, что ли, Иван? - удивился я необычному обращению. - Зови лучше по кличке - Сека. А то непривычно!
- Так что, Сека, ответишь?
- Да я к такому динозавру ближе десяти метров никогда не подходил! Глядишь, гусеницей лапу отдавит! А вообще-то неплохо было бы покататься. Опыт есть. Я в детстве на педальной машине ездил. Только вот водительские права не было времени получить!
- Права здесь у «хозяина» и у конвоя. И светофоров нет. А управляться с ним я научу тебя за десять минут, - убеждал меня Иван, подводя к бульдозеру. - Это С-80. Сталинец. Давай залезай! Вот видишь, два рычага. Один на правую гусеницу, другой - на левую. Оба рычага потянул на себя - машина поехала вперед. Если нужно назад, то рычаги толкай от себя. Левый отпустил - левая гусеница остановилась - развернулся влево. Правый - вправо. А это педаль газа. Дави, и все дела! - доходчиво объяснял Иван. - Даже руля нет, как на твоей педальной машине. Мотор я сам буду тебе запускать. Годится?
- Давай попробуем, - с сомнением ответил я.
Бульдозер взревел и шустро покатил по полигону.
- Легче дави, а то вышку вместе с попкой снесем! - судорожно хватался за рычаги сидящий рядом Иван. - Он со страху нас перестреляет!
- Слушай, так клево кататься! - обрадовался я своим первым успехам, действительно, чуть не задев ковшом сторожевую вышку. - Я покручусь на месте, ладно?
Бульдозер, взрывая гусеницей грунт, завертелся вокруг своей оси.
- Лафа! - орал я в восторге.
- Хорош! - охладил мой отчаянный пыл Иван. - Теперь давай попробуем работать с ковшом. Вот этим рычагом ковш поднимается и опускается. Когда гребешь грунт, ковш слегка приподнимай, чтобы не упереться в землю. Но, только не высоко. А то грунт останется под ним. Со временем сам все почувствуешь.
Вечером после работы я с азартом рассказывал Морозу о проведенном дне. Он с нескрываемой завистью выслушивал мои восторженные эпитеты.
- Мороз, а в зоне гитара есть?
- И не одна. Ты иди в клуб. Там найдешь Якова Моисеевича. Хороший мужик! Он даст, - ответил Мороз и поведал мне историю этого человека.
Заведующий клубом пятидесятилетний Яков Моисеевич Зельцман на свободе работал директором крупного гастронома. Чем-то не угодив начальнику из управления, он вступил с ним в продолжительный конфликт. Начались бесконечные проверки. Различные комиссии приезжали почти каждый день, пытаясь разыскать хоть какие-нибудь злоупотребления. Но ничего не получалось. Взяток Яков Моисеевич не брал, продукты не воровал, приятелям по блату дефицит не отпускал.
В канун Нового года в магазин доставили расфасованные детские новогодние подарочные наборы с конфетами. На этикетке был указан вес - пятьсот граммов. В действительности же вес подарка был на тридцать граммов меньше. На другой день нагрянула проверка. Раздражению проверяющих не было предела, когда, взвесив подарки, они убедились, что каждый из них весит ровно пятьсот граммов.
Все оказалось очень просто. Накануне Яков Моисеевич, проверив вес подарков и убедившись в недостаче, распорядился доложить конфеты в каждый пакетик до нормы, указанной на упаковке. Определенный процент продукции, предназначенной для возмещения усушки, утруски и других потерь, выручил его. Пришлось начальнику прибегнуть к помощи высоких друзей из Наркомата внутренних дел, и однажды на квартиру к Якову Моисеевичу пожаловала милиция с ордером на обыск.
- В соседнем доме произошла квартирная кража. Пропали ценные картины. У нас имеются данные, что вы купили одну из похищенных картин, - объяснили ему.
- Ну что вы? - ответил им Яков Моисеевич. - Во-первых, я неважный ценитель живописи, а во-вторых, я никогда ничего с рук не покупаю.
- А это мы посмотрим. Понятые, заходите! - позвал оперативник в штатском. - Сейчас мы будем проводить обыск. Запрещенные предметы, оружие, наркотики имеются? - спросил он хозяина квартиры.
- Никак нет, - ответил армейским выражением Яков Моисеевич, прошедший всю войну в чине рядового от Москвы до Берлина, трижды раненый и получивший одну единственную медаль «За победу над Германией».
Внимательно наблюдающий за обыском, он вдруг заметил, как у одного из оперативников из рукава на полку с книгами выпал маленький пакетик.
- А это что такое? - взяв пакетик в руку и показывая его всем присутствующим, вопросил страж порядка.
- По-моему, это вы случайно обронили, - наивно ответил Яков Моисеевич.
- Понятые, подойдите сюда! - вскрывая пакетик, нюхая и пробуя на язык содержимое, скомандовал оперативник. Это сильнейшее наркотическое вещество - кокаин. Вы употребляете наркотики? - обратился он к Якову Моисеевичу.
- Ну что вы? - растерянно ответил тот. - Как можно?
- Все ясно. Сам не употребляет, следовательно, хранил с целью продажи. Понятые, подпишите!
Картину не нашли, а Якова Моисеевича увезли в Таганскую тюрьму и посадили в трехместную камеру. Двое сидящих там сокамерников громогласно возмущались несправедливостью Советского строя. Яков Моисеевич скромно возразил, что не строй виноват в их бедах, а лишь некоторые нерадивые руководители. Через несколько дней его вызвал следователь и предъявил обвинение в распространении антисоветской агитации и пропаганде. Свидетелями по делу шли два его сокамерника.
Получив свои пятнадцать лет, бывший директор гастронома прикатил на Колыму и поселился в сей приветливой обители. Начальник лагеря, лично убедившись в порядочности и скромности Якова Моисеевича, назначил его заведующим библиотекой, а затем по совместительству и заведующим клубом. С утра Яков Моисеевич обменивал книги, а также разносил по баракам письма и подписные издания. Когда все уходили на работу, начинал мыть полы в библиотеке и клубе. Окончив уборку, принимался приводить в порядок обветшавшие книги. По возвращению бригад с работы вновь выдавал книги и наконец после ужина вступал в должность заведующего клубом. Он организовывал различные викторины, самодеятельные концерты, различные интеллектуальные игры и показы кинокартин.
Завершив под покровительством Мороза роскошный коммерческий ужин, я направился в клуб. Подойдя к клубу, увидел Якова Моисеевича, который, встав на табуретку, аккуратно прилаживал очередной плакат на стену здания.
- Яков Моисеевич! Я хотел бы поиграть на гитаре! Мне сказали, что в клубе есть.
- Это вас привезли с Будугучака? - спросил он. - Наслышаны о вашем полете.