Вижу, дела плохи, надо принимать какие-то меры. Ускорил события приезд Георгия Константиновича Жукова. Ознакомился он с ходом подготовки операции, выяснил, что с боеприпасами и горючим у нас неблагополучно, и помрачнел. Тут же помог исправить положение. Приказал выделить нам транспортную авиацию для подвоза всего необходимого.
Банк Георгий Константинович и в работу штаба и тоже остался недоволен.
- Подумайте и доложите, что надо предпринять, - сказал Жуков на прощание.
В тот же день я позвонил маршалу по ВЧ. Попросил заменить начальника штаба армии.
- Товарищ Дронов, - сказал я, - человек старательный, исполнительный, по от танкового дела далекий.
- А кто на примете? - спросил Жуков. Отвечаю, что в 22-й армии начальником штаба служит генерал-майор Михаил Алексеевич Шалин. Хорошо знаю его и считаю, что он вполне справится с обязанностями начальника штаба танковой.
- Ладно, - сказал Жуков, - сажай в самолет Дронова и пусть он летит в двадцать вторую армию. Тем же самолетом обратным рейсом прилетит к вам Шалин. Сейчас дам команду в двадцать вторую.
Часа три-четыре прошло, не больше, и мы уже руку жмем Михаилу Алексеевичу. Накоротке объясняем ему замысел операции.
Шалин - человек дела. Тут же принимается за работу. С удивительной быстротой вошел он в курс происходящих событий. Завертелись, закружились колесики штабной машины, и все планы, приказы, расчеты были сделаны вовремя и как надо.
17 февраля, завершив подготовку к боевым действиям, армия вышла в исходный район. Думали, вот-вот высадим десант, двинемся на Псков и Лугу - и вдруг весна. Нежданно ранняя для этих мест, она спутала нам все планы. Солнце, теплый ветер - началось бурное снеготаяние. По полям и оврагам разлилась вода.
Гитлеровцы к этому времени оставили демянский плацдарм. Казалось, такое стечение обстоятельств облегчало выполнение задуманной операции. Но как ее проведешь, если танки, пущенные для пробы, пройдя сотню-другую метров, погрузли в талой воде по самую башню. С громадным трудом мы вытащили их на сушу.
Стало ясно, что в таких условиях большая операция, основу которой составляет мощный танковый удар, просто невозможна. Неминуемо застрянешь, а то и погибнешь в половодье. Правда, мы не теряли надежды, а вдруг также внезапно нагрянут морозы, затянут ледком раскисшие дороги, скуют реки.
Штаб наш перебазировался в деревню Худые Речицы, обосновался под прикрытием соснового бора. В канун праздника 23 февраля приехала к нам в гости делегация вологодских колхозников. Возглавлял ее первый секретарь Вологодского обкома партии товарищ Анисимов. На свои средства труженики полей построили столько боевых машин, что укомплектовали ими целый танковый полк, вошедший в состав нашей армии.
Были, конечно, по этому случаю торжественный митинг и обед. А когда мы распрощались с делегацией, проводили ее, дал я штабу команду: немедленно переместиться на новое место, ближе к войскам.
Сборы были молниеносные, как по тревоге. Словно сердце чувствовало: задержишься на час-другой - быть беде. И что же? Не прошло и получаса, как мы покинули Худые Речицы, - налетели на деревню фашистские бомбардировщики и разнесли ее в пух и прах. На войне так часто бывает: вовремя уйдешь - все найдешь, лишнюю минуту проволынишься - все потеряешь!
Наконец 23 февраля пришла директива, извещавшая, что намеченная операция отменяется. И тут же войскам 1-й танковой армии приказ: срочно грузиться на железную дорогу и следовать в новом направлении. Куда? Зачем? Пока мы не знали.
Известно было лишь, что наши соединения, правда не полностью (воздушно-десантные дивизии, лыжные бригады и еще кое-что у нас отобрали), должны выйти к железной дороге, на линию, пролегающую от Бологого до Андреаполя, и на разных станциях грузиться в эшелоны.
Снова забота: как добраться до погрузочных станций по бездорожью? Ведь надо не только вывести из новгородских лесов танки, но и переправить боеприпасы и другое боевое имущество.
На помощь пришли свои токари, кузнецы, слесари, плотники. Их оказалось немало в наших танковых экипажах и боевых расчетах. Сделали они салазки, оковали полозья железом, уложили на самодельные санки все наше хозяйство. Затем прицепили те же санки к танкам по четверке цугом, и пошли "поезда" прямым ходом, пробиваясь по раскисшим дорогам к погрузочным площадкам железнодорожной магистрали.
Надо отдать должное тем товарищам, кто организовал переброску танковой армии в новый, неизвестный нам район боевых действий. Железнодорожные составы на все станции подавались без малейшей задержки, и эшелоны один за другим "зеленой улицей" мчались по направлению к Москве.
Куда приведет нас дальнейшая фронтовая дорога - не знали. На московские вокзалы мы не попали. Быстро передали наши эшелоны на окружную дорогу. В столице у меня и Попеля была лишь короткая встреча с Яковом Николаевичем Федоренко и другими начальниками. Вручили нам дальнейший маршрут, конечного пункта его, разумеется, не указали. Но было уже ясно, что 1-й танковой армии предстоит воевать на одном из южных участков советско-германского фронта. Промелькнули последние станции Московской окружной дороги, и наш эшелон повернул по направлению к Курску.
Глава двенадцатая. А выстояв - победили
До нового места дислокации армии я добирался в одном из эшелонов. Разговоры в штабном вагоне варьируют одну и ту же тему: куда, на какой фронт бросят армию? Положение стало проясняться, когда поздней ночью эшелон прибыл на станцию Касторное. Ясно, что нас направят куда-нибудь в район Курска.
Вместе с Шалиным вышли из вагона. Дул теплый мартовский ветер. Задранные стволы зениток и зачехленные танки на платформах четким силуэтом вырисовывались на фоне высветленного луной мартовского неба. Раздалась команда - из теплушек с гомоном и смехом высыпали танкисты.
Станционные пути были забиты составами.
- Неплохая мишень для гитлеровских асов, - сказал Шалин.
- Да, тут трудно промахнуться, - согласился я. - Надо принять меры, чтобы здесь не задерживаться.
Я послал группу штабных офицеров к коменданту станции. Вернувшись, они подтвердили нашу догадку: да, действительно, наш эшелон имеет станцией назначения Курск.
Не успел я выслушать доклад, как завыли сирены, пронзительно засвистели гудки паровозов. Откуда-то с запада нарастал тяжелый гул. Невидимые в ночном небе шли бомбардировщики. Судя по гулу, "Юпкерсы-88".
В небе заметались лучи прожекторов. На платформе рядом со штабным вагоном у зенитных орудий уже хлопотали артиллеристы. Раздались первые звонкие залпы. По крышам вагона дробно застучали осколки.
Меня удивило, что, несмотря на огромное скопление составов, противовоздушная оборона станции была слабой, и помощь нашей зенитной батареи, которой командовал опытный артиллерист старший лейтенант Г. Б. Зеленков, пришлась очень кстати.
Раздались близкие взрывы. Небо озарилось отсветом пожара. Налет был непродолжительным. Одна из бомб разорвалась недалеко от штабного вагона.
Когда был дан отбой, я вышел из вагона. На насыпи толпились бойцы. Подойдя к ним, я увидел лежавшую на насыпи девушку. Вглядевшись в ее лицо, я узнал официантку из столовой Военного совета - Лизу.
Смерть всегда нелепа. Но эта показалась мне особенно нелепой. Еще несколько часов назад мы отметили в столовой ее день рождения. Лизе исполнилось восемнадцать лет. Думали, думали, чем порадовать девушку, и решили подарить ей шубку под котик и духи. За обедом вручили Лизе подарки. Она была в восторге.