- Эх, - мрачнея, вздохнул капитан, - дивизия на этом участке стояла, а теперь один батальон. Где-то севернее прорыв, и дивизию туда бросили. Вот какие дела! Ну, давай заходи, чего стоишь?
- Я лишь на минутку, - проговорил Андрей, входя за ним в хатку. Глиняный пол был чисто выметен, на окнах висели занавески, а в углу спал кто-то, накрывшись шинелью.
- Мой начштаба, - кивнул Самсонов. - Первый раз на этой неделе уснул. Рассказывай, как живешь?
- На войне, как на войне, - ответил Андрей.
- Да, - хлопнул его по плечу Самсонов. - И надо выпить за встречу! Тут, понимаешь, фрицы у меня бойца утащили. Я рассвирепел из в следующую ночь переправился, двух Гансов цапнул... Записку оставил, что был капитан Самсонов. Ну и трофей прихватил, - он взял со стола флягу, обшитую желтым сукном. - Коньяк... Ей-богу, рад тебя видеть, философ! А главное, что ты жив. И еще один человек будет рад тебя видеть!
Он тихонько стукнул пальцем в дверь каморки и позвал:
- Нина, ты спишь?
Дверь тут же открылась. Нина Владимировна шагнула навстречу Андрею. Солдатская гимнастерка и зеленая юбка обтягивали ее похудевшую фигуру, волосы были коротко подстрижены, и она точно помолодела.
- Наверное, забыли меня? - спросил Андрей.
- Что вы?.. С Ольгой много говорили про вас.
- Она здесь? - вырвалось у Андрея.
- Нет, - понимающе улыбнулась Нина Владимировна - Еще тогда говорили... Хорошая девушка.
- Наверное... Мне как-то все равно, - сказал Андрей, наклоняя голову и чувствуя, как румянец заливает щеки.
- Как это все равно?! - теперь возмущенно проговорил Самсонов - Когда человеку все равно, и жить не стоит... Давай рассказывай, как там.
- Обычно... Штаб вашей дивизии где?
- Ты погоди про штаб... Нина, так мы?.. - Самсонов тряхнул флягой и замолчал, перехватив ее укоризненный взгляд.
- Лейтенант, кажется, не пьет, - сказала она.
- Человек Днепр переплывал. И за встречу надо, - просительно уже заговорил Самсонов.
- Может быть, вы действительно замерзли? - спросила она, взяв из рук Самсонова флягу.
- Нет, спасибо, - удивляясь ее власти над отчаянным капитаном, сказал Андрей. - Я только хотел узнать, где штаб дивизии. Меня ведь ждут.
- Так хоть позавтракай. Роту заодно прикажу накормить. Пусть и этот сморчок, этот недомерок...
- Алексей, - с легкой укоризной тихо проговорила Нина Владимировна. И Андрей опять удивился, как Самсонов покорно изменил тон:
- Ну, этот старший лейтенант твой пусть завтракает.
- Нельзя... Торопимся.
- Ну вот... - огорченно вздохнул Самсонов.
Андрей попросил у Самсонова какую-нибудь одежду для Лютикова.
- Найдем. Каптерка у меня рядом, - пообещал тот.
Когда они вышли, Самсонов проговорил:
- Что, брат, не ожидал?
- Не ожидал, - засмеялся Андрей.
- То-то... Я и сам не ожидал. Это, брат, как весенняя гроза... Пришлось ее зачислить телефонисткой. Любовь на войне по штатному расписанию не предусмотрена. Вот какие дела!.. Эх, жаль, что мы с тобой не выпили... Знаешь, отчего бог сперва мастерил Адама и затем Еву? Чтоб работать советами не мешала! Ну, ладно, выпьем в другой раз. Вот обстановка у нас здесь, скажу тебе, непонятная. Паршивая обстановка! Дивизия тебе для чего?
- Узнать, где штаб фронта.
- Так бы и говорил. Штаб фронта в Киеве.
XIII
Возле арки, на которой большими буквами было написано: "Добро пожаловать в Киев", окапывали пушки. Маленький броневичок стоял на дороге. Широкоскулый, высокий, с нависшими черными бровями генерал-майор в помятом кителе, держась рукой за дверцу броневичка, говорил вытянувшемуся перед ним седому полковнику-артиллеристу:
- За невыполнение прикажу вас расстрелять как изменника. Самовольничать не позволю! Чтобы сегодня же!..
Длинное тонкое лицо полковника выражало растерянность, его пенсне немного съехало, и надо было поправить, но полковник не решался и только двигал мышцей левой щеки, чтобы оно не упало.
Затем генерал, взглянув на остановившуюся роту курсантов, на подбежавшего Солодяжникова, хмуро выслушал его и переспросил:
- Так что вам надо?
- Штаб фронта, - ответил Солодяжников, держа руку все еще у козырька.
Генерал подвигал бровями.
- Документы!
Проверив документы, он сказал:
- Штаба фронта нет в Киеве.
Он сел в броневичок, захлопнув дверцу, и машина покатилась к городу.
Близкий пригород, тонувший меж садов, был залит солнцем, блестели позолоченные купола древних соборов, но какая-то необычная мертвая тишина висела там. А с юга и с севера доносилась непрерывная канонада.
- Ну как это понять? - вздохнул полковник. - Дают распоряжение установить пушки. И, с моей точки зрения, правильное распоряжение. Я тороплю всех. .
А потом делается наоборот. И меня отзывают.
- Где же искать штаб фронта? - проговорил Солодяжников.
- Идите на Прилуки, - сказал полковник, - там, я думаю, узнаете... Что-то непонятное творится.
И, махнув рукой, как бы подчеркивая этим жестом, что творится действительно непонятное, он зашагал к пушкам.
- Значит, в городе нам делать нечего, - сказал, поворачиваясь к Андрею, Солодяжников. - Только время потеряем. Как думаете, лейтенант?
Андрея после встречи с капитаном Самсоновым не покидала мысль о том, что люди, взрослея, как будто прикрываются от других какой-то маской и настоящий характер скрывают под ней. И, думая о себе, человек представляет себя иным, чем другие, которые видят лишь ту маску и судят о человеке по ней. И сам Андрей вдруг обнаружил, что говорит и поступает зачастую, исходя из того, как подумают о его словах и оценят поступок другие, а не так, как сказал бы или поступил, будучи предоставлен сам себе... И глядя с этими мыслями на генерала, который только что уехал, Андрей заметил: при всем его грозном виде он был растерян и напуган. Полковник-артиллерист же, с виду растерянный, лишь не мог понять бессмысленного крика, испытывал неудобство за грубость другого, а это и воспринимается порой как слабоволие...
- Двинемся на Прилуки, - ответил Андрей.
- Вот еще один интеллигент на войне, - сказал Солодяжников, разворачивая карту, но локтем указав на пушки, где полковник отдавал команды. - Вместо того чтобы быстро выполнить новый приказ, он рассуждает, правильный ли, с его точки зрения, этот приказ... Русский интеллигент обо всем должен иметь собственное мнение.
- Разве плохо иметь собственное мнение? - стараясь защитить полковника, возразил Андрей. - Вы тоже рассуждаете, даже теперь...
- А кто говорит, что я из другого теста? - сердито буркнул Солодяжников. - О том и речь идет... И до Прилук больше ста километров. Ну что ж, в дороге какой-нибудь попутный транспорт найдем.
- И уточним, где штаб фронта, - сказал Андрей.
- Ро-ота, марш! - прокричал Солодяжников. - Идти вольно. А ну-ка песню!
Кто-то в переднем ряду запел "Крепка броня...".
- Не то. Не то, - проговорил Солодяжников и вдруг сам запел тонким голосом потешные солдатские напевки, которые распевали еще гренадеры времен Суворова на дорогах Европы, острыми словечками повергая в ужас и бывалых маркитанток.
Лютиков, одетый в узкую гимнастерку, в ботинки, которым пришлось отрезать носы, чтобы втиснуть ноги, устроивший из плащ-палатки что-то вроде длинной юбки, приплясывал на ходу, изображая кокетливую девицу, робевшую от нескромных взглядов курсантов.
- Эх, выспимся нынче, - говорил Иванов, с которым Андрей тогда полз к водокачке. - Эх и выспимся!
Как, лейтенант, дадут нам хоть сутки?
- Не меньше трех, - уверенно сказал Андрей.
И никто не думал, что вместо отдыха придется уже сегодня опять вести тяжелые бои, и многие, кто в эту минуту наслаждается ласковым солнечным теплом, надеясь скоро отоспаться, еще до ночи будут убиты.