– При данных обстоятельствах меня бы не тревожило ваше будущее, если бы я знал, что осталось достаточно рисунков, и вы можете, продолжая свою работу, обеспечивать себя. Почему бы не показать рисунки мне?
– Конечно, лорд Линдейл. Подождите здесь, я сейчас их принесу.
Обогнув стол, Брайд прошла в дальний конец к двум ящикам и, увидев Мэри, которая выглядывала из-за полуоткрытой двери, сделала ей знак войти.
– Оставайся тут, – прошептала она сестре, – и притворись, что готовишься к работе. Когда я отвлеку Линдейла, возьми другой ящик и отнеси наверх. Он везде сует нос, а я не могу рисковать.
Мэри кивнула, и Брайд, забрав ящик, вернулась к графу. При этом она обнаружила, что он изучает ее столь же пристально, как те гравюры. «Достаточно ли ценен этот заслуживающий внимания экземпляр? Хочу ли я приобрести его для своей коллекции?» Правда, здесь чувствовалась разница: это был взгляд мужчины, оценивающего женщину. Разумеется, Брайд ответила ему самым презрительным взглядом, давая понять, что его поведение выходит за рамки приличий, но Линдейла это ничуть не смутило; он неторопливо закончил свой осмотр, как человек, привыкший в таких делах полагаться только на собственное мнение, и жестом указал на ящик.
– Можете принести его сюда. Вы не должны осторожничать со мной.
Очевидно, работ, подписанных «Брайд Камерон», для этого знатока было недостаточно, что, как ни глупо, задело ее. Все же она поставила ящик на стол, а затем открыла крышку. Тем временем Мэри начала возиться на другой стороне комнаты, раскладывая инструменты.
– Здесь оригинальные рисунки, а также собственная коллекция моего отца, состоящая из гравюр старых мастеров. Они могут показаться вам интересными: большинство из них сделано художниками-граверами, и все очень редкие.
Как она и предполагала, слово «редкие» немедленно пленило Линдейла, и он начал быстро перелистывать гравюры. Брайд не сомневалась, что он их считал. Увидев последнюю, одну из жемчужин отцовской коллекции, граф испустил благоговейный вздох.
– «Меланхолия» Дюрера. Превосходный экземпляр, никогда такого не видел, – пробормотал он и, словно боясь повредить, отложил гравюру в сторону. Однако следующий лист чуть не лишил его сознания. – «Три дерева» Рембрандта. Боже мой!» Лишь еще один экземпляр в таком состоянии документально подтвержден.
– Два на самом деле, – сказала Брайд, и он вопросительно посмотрел на нее. – Третий находится в Германии.
– Благодарю. Ваши знания превосходят мои.
Помогая гостю раскладывать листы на столе, Брайд незаметно сделала знак Мэри. Граф был слишком поглощен своим занятием, чтобы смотреть на ее сестру.
– Значит, вы говорили именно об этом наследстве? Теперь, я полагаю, оно принадлежит вам как старшей.
– Наследство в ремесле, сэр, а это наши фамильные вещи.
– Многие бы дали значительную сумму за любую из них. – Эван выпрямился и повернулся к ней: – Вы никогда не думали что-либо продать? Я заплачу…
Увидев Мэри, он тут же с вожделением уставился на нее, но Брайд попыталась отвлечь его.
– Я не собираюсь продавать их, и тем не менее… Сколько мог бы стоить Рембрандт?
Но граф ее не слушал; алчный блеск приобретателя мерцал в его глазах, устремленных на другой стол.
– Там тоже есть работы? Я должен все посмотреть. – Он быстро подошел к Мэри, которая вздрогнула от страха. Брайд поспешила за ним. – Что у вас тут? Маленькие, видимо, немецкое Возрождение.
Замерев от ужаса, Мэри прижимала к груди деревянный ящик, словно вор, пойманный на месте преступления, однако, к счастью, граф не обратил внимания на ее странное поведение; его мысли были заняты исключительно редкими гравюрами, документами и прочими научными тонкостями. Слишком хорошо зная, насколько редки гравюры, которые пыталась защитить Мэри, Брайд встала между гостем и сестрой.
Теперь у нее оставалась лишь одна возможность отвлечь графа, и она молила Бога, чтобы этот способ не оказался слишком рискованным.
– В том ящике ничего ценного нет. Мэри до сих пор учится, и там ее пластины и оттиски. Это учебные работы, только и всего. – Она быстро выдвинула нижний ящик. – Зато здесь вы найдете несколько раритетов и, кстати, сможете определить для меня их ценность.
Упоминание о раритетах сразу привлекло внимание графа, и пока он открывал кожаную папку, которую протянула Брайд, Мэри потихоньку выскользнула из комнаты. Однако это так и осталось незамеченным: по изумленному лицу графа Брайд поняла, что Мэри для него больше не существует.
– Не знаю, о чем думал отец, храня подобные вещи, – сказала Брайд, – но когда я нашла это после его смерти, то была потрясена. Конечно, я тут же спрятала эти гравюры, и с тех пор они лежат в ящике.
– Вы поступили вполне разумно – они совсем не предназначены для глаз молодых леди.
– Полагаю, мне следовало их сжечь.
– Ну уж нет, только не это. Есть коллекционеры, охотно собирающие подобные гравюры.
– Правда? Какому сорту людей нужны такие скандальные вещи? Думаю, вряд ли речь идет о выходцах из приличных семей.
– Мисс Камерон, вы хотя бы понимаете, что находится в ваших руках?
– Безнравственные изображения любовного характера.
– Да, но именно они представляют особый интерес. По-моему, это адденда Каральо, то есть дополнение к серии, и вы единственный в мире обладатель таких хороших отпечатков.
Брайд повернулась к гостю, стараясь выглядеть смущенной, и лорд Линдейл быстро захлопнул папку, дабы не оскорбить ее целомудренный взгляд.
– Мисс Камерон, вы слышали о большом каталоге оттисков старых мастеров, составленном Адамом фон Барчем?
– Разумеется.
– Может быть, вам известно, что в эпоху Возрождения несколько итальянских граверов делали серии… любовного характера вроде этих.
– Все, что я знаю, я узнала от своего отца, и он никогда мне ни о чем таком не говорил.
– Нуда, поскольку вы женщина… – Эван сочувственно посмотрел на нее, словно это все объясняло. – Недавно один ученый расширил и дополнил каталог Барча. Он разыскивает гравюры старых мастеров, а зовут его Иоганн Пассаван. Год назад этот человек приезжал в Англию и сказал мне, что одна серия любовных гравюр Каральо представлена у Барча неполно. Он видел еще шесть гравюр этой серии, но очень низкого качества и в плохом состоянии. Пассаван уверен, что подлинный комплект включает и другие гравюры.
Брайд махнула в сторону папки, на которой по-хозяйски лежала его рука.
– Так это те самые?
– Они соответствуют данным мне описаниям, но я, конечно, должен изучить их более тщательно.
– Изучать скандальные рисунки? Не представляю, чтобы такой порядочный человек, как вы, мог взять на себя столь неприятную обязанность. Я не имею права обременять вас. Не лучше ли просто сжечь их? Раз они столь редки, то только потому, что остальные уже сожжены. И слава Богу…
Глядя в пол, Эван задумчиво почесал голову.
– Мисс Камерон, в интересах истины, познания и искусства я готов исследовать эти гравюры, чтобы убедиться, действительно ли они являются дополнением к серии Каральо. Разумеется, вам неудобно обращаться к другому эксперту, но ведь я приехал сюда помочь вам.
– Очень любезно с вашей стороны, лорд Линдейл… и даже удивительно, поскольку это слишком неприятная задача.
– Не думайте об этом.
– Наверное, вы должны взять их с собой. Граф сунул папку под мышку.
– Превосходная мысль. Я заберу их в комнату, а то здесь на меня, чего доброго, еще наткнутся молодые наивные девушки.
– О, я не то имела в виду. Возможно, утром вы заберете их с собой в Лондон…
– Утром?
– Не сомневаюсь, что вам хочется как можно скорее оказаться в Лондоне. Ваша миссия теперь закончена.