Вот в таком воинственном настроении граф Лайл и подошел к Оливии, которая стояла на углу и беседовала с торговками пирогами. Рядом возвышался бык в обличье мальчика: несомненно, сам Нат Диггерби. Голова отрока переходила непосредственно в плечи, минуя стадию шеи. Плечи же казались настолько широкими, что, должно быть, их хозяину приходилось протискиваться в дверь боком. Да и стоял он точно так, как стоят быки: склоненная голова застыла в неподвижности, а глаза вращаются, не пропуская ни единого дюйма прилегающей территории.
Перегрин решительно расправил собственные плечи – увы, не столь впечатляющей ширины, надулся для солидности и решительным шагом двинулся на соперника. Вместо заранее приготовленного убедительного и тактичного монолога коротко произнес:
– Мисс Уингейт, я явился, чтобы немедленно отвезти вас домой.
Огромные, синие, как у куклы, глаза, округлились:
– Почему? Неужели с мамой что-то случилось?
– Нет, случилось с вами, – возразил Перегрин. – Насколько могу судить, серьезные неприятности с разумом. Только этим можно объяснить ваш безумный план.
Бык нахмурился и сделал шаг вперед.
– Ну ты, вали отсюда, – лаконично произнес он.
– Сам вали, – огрызнулся граф. – С тобой не разговаривают.
Бык сделал еще один шаг и схватил Перегрина за лацканы красивого пиджака.
– Убери руки, – приказал граф.
– О, что он говорит? – удивленно протянул парень. – Разве он не благородная леди?
– Нет, – коротко ответил Перегрин и нанес противнику точный удар прямо в челюсть.
Бенедикт сидел в своем клубе, когда ему сообщили, что один из слуг добивается возможности немедленно с ним поговорить.
Сам факт не сулил ничего хорошего.
В последний раз слуга беспокоил виконта в клубе в тот самый вечер, когда Ада вернулась с молитвенного собрания и почувствовала себя совсем скверно.
И нее же Бенедикт постарался успокоиться и спустился в холл, где и ожидании стоял Томас.
При виде хозяина лицо верного камердинера заметно напряглось.
Очень плохой знак.
Подавляя неумолимо расползающийся ужас, Бенедикт попросил изложить суть дела как можно лаконичнее.
– Лорд Лайл, милорд, – произнес Томас, усиленно моргая. – Не знаю, где он. Как всегда, в назначенный час вошел в магазин гравюр и эстампов. Я же отправился в кофейню Портера, чтобы спокойно дождаться конца урока – тоже, как всегда. Вышел и подошел к крыльцу, как всегда, за несколько минут до срока. Но граф так и не вышел, сэр. Я подождал четверть часа, а потом поднялся наверх. Классная комната оказалась заперта. Я долго стучал, но никто так и не ответил. Спустился в магазин и спросил мистера Попхема, давно ли закончился урок. Он ответил, что сегодня урока не было. Миссис Уингейт ушла домой рано, так как ученик не явился.
Холод безжалостно расползался, замораживая мысли и чувства. Само время замедлилось, как будто тоже замерзло.
– Понятно, – коротко произнес Бенедикт. Приказал подать шляпу и плащ и вместе со слугой вышел из дома.
Быстрая ходьба и, вечерний воздух немного привели в порядок чувства. Бенедикт усилием воли привел в действие разум и попытался спокойно проанализировать случившееся – так, как будто возникла обычная ситуация; одна из тех, которые случаются каждый день.
Возле дома круг из тысячи самых разнообразных возможностей сузился до двух наиболее вероятных. Они заключались в следующем:
1. Перегрин убежал.
2. Несмотря на все предосторожности, кто-то все-таки узнал, к какой семье принадлежал Перегрин, и похитил его.
Вместе с Томасом Бенедикт поднялся в комнату племянника. Никаких признаков запланированного ухода обнаружить не удалось. Одежда, как всегда, в идеальном порядке висела в шкафу. По словам слуги, отсутствовал лишь костюм, который лорд Лайл надел сегодня утром.
При более строгом допросе, однако, открылись две важные детали. Во-первых, две недели назад в Британском музее молодой граф встретился с рыжеволосой девочкой. Во-вторых, в последнее время он приобрел привычку несколько раз в день посещать сад.
Принеся в жертву несколько кустов и цветочную клумбу, Бенедикт в конце концов обнаружил в дальней стене сада почтовый ящик. Один из кирпичей свободно вынимался. К нему даже прилипли вещественные доказательства: кусочек восковой печати и крошечный клочок бумаги.
Виконт вернулся в комнату. Взгляд упал на низкий подоконник выходившего в сад окна. Он нередко заставал племянника именно здесь. Перегрин всегда сидел, склонившись над книгой. Впрочем, через несколько минут удалось отыскать и письма: листки были спрятаны между страницами толстого тома Бельцони.
Лорду Лайлу понадобилось совсем немного времени, чтобы превратить Ната Диггерби в бесчувственную массу. Претендент на роль оруженосца так и остался лежать у края дороги. И все же этого времени вполне хватило, чтобы вокруг собралась целая толпа зевак. Оливия воспользовалась суматохой и незаметно улизнула.
Толпа привлекла всеобщее внимание; движение на проезжей части замедлилось. На обеих сторонах улицы образовались заторы из экипажей, лошадей и пешеходов. Среди тех, кому пришлось остановиться, оказался и молодой фермер в небольшой повозке. Оливия подошла к нему. Огромные синие глаза затуманились от слез. С дрожащих губ сорвалась горькая история о тяжелобольной матери.
Тронутый до глубины души, крестьянин предложил заботливой дочери доехать с ним до Брентфорда.
Оливия забралась в повозку.
Однако не успел сердобольный крестьянин миновать шлагбаум на углу парка, как из-за угла выскочил взмыленный лорд Лайл.
– Гадкая девчонка! – закричал он. – Я не позволю тебе уехать!
– Ой, смотрите, вот бежит мой бедный брат! – трогательно воскликнула хорошенькая рыжеволосая особа. – Совсем обезумел от горя. Я велела ему оставаться в Лондоне и продолжать поиски работы. Но он…
Она продолжила трагический рассказ о семейных бедах и горестях. Доверчивый фермер проглотил его целиком, со всеми душераздирающими подробностями, и предложил лорду Лайлу присоединиться к сестре.
Молодой граф посмотрел по сторонам. Двое военных подобрали Ната Диггерби и как раз в эту минуту волочили бесчувственное тело в участок.
Он проворно забрался в повозку.
Батшеба зажгла еще одну свечу и снова прочитала письмо. Первый раз она не поверила собственным глазам. Второе прочтение повергло ее в ярость.
План Оливии показался до боли знакомым. Точно такой же способ применяли для решения возникших трудностей родители. Выдумывали какой-нибудь безумный способ разрубить узел решительным ударом, вместо того чтобы устранять накалившиеся задачи методично, одну задругой. Они предпочитали бросить деньги на кон в азартной игре, но не спешили оплатить накопившиеся счета.
Наконец Батшеба положила письмо на стол.
– Ну подожди, доберусь я до тебя, Оливия Уингейт!
Однако сначала предстояло разыскать означенную мисс Уингейт.
Письмо утаивало предполагаемое направление движения. Однако Оливия сообщала, что твердо намерена отыскать легендарные сокровища Эдмунда Делюси. Этот важный факт давал ключ к разгадке.
Она наверняка отправится в Трогмортон, в поместье графа Мандевилла. Джек рассказывал, что клад спрятан именно там. Зачем слушать скучные мамины нотации, когда папины истории куда как романтичнее и увлекательнее?
Единственный вопрос заключался в том, когда именно Оливия отправилась на подвиги. Батшеба немного подумала и решила, что произошло это не раньше, чем часа три назад.