Мариса всей кожей ощутила на себе внимание придворной толпы. Шепот тех, кто побывал накануне на приеме у русского посла, разросся теперь до зловещего гула.
– Говорят, он поселил ее под своей крышей и выдает ее за крестницу своей бедняжки-супруги…
– Но кто она? Фамилия у нее испанская, но верно ли, что ее мать была француженкой? Как она здесь оказалась?
– Не припомню, чтобы графиня де Ландри когда-либо упоминала о своей племяннице, – фыркнула леди Марлоу. – К тому же эта юная особа ничего собой не представляет. Вчера в театре я обратила на нее внимание из-за платья, совершенно не подходящего для девушки ее возраста. – Она понизила голос, чтобы ее не могла услышать дочь, и постучала сложенным веером по руке британского посла. – Какая стремительность! Впрочем, чего еще ожидать от…
Уитуорт, видевший, как к королеве бала подходил Синклер, нахмурился, но промолчал. Странно, что Филип не сообщал о знакомствах, которые завел в таких кругах! Хотя чему удивляться: накануне у него были другие заботы… С притворным вниманием слушая леди Марлоу, Уитуорт обводил зал своими глазами навыкате, отыскивая коллегу-американца. Возможно, заговорив с американским послом как бы невзначай, он сумеет пролить свет на загадку, с которой столкнулся вчера Филип Синклер. Ситуация хуже некуда, если Синклер прав и этот американский капер с подозрительной фамилией – на самом деле английский виконт, давно считавшийся погибшим. Наследник Ройса? Невероятно! Уитуорту следовало бы переговорить с Талейраном, однако этому коварному лису нельзя было давать ни малейшего намека на истинную причину его внезапного интереса к необычному американскому капитану. Нелегка доля дипломата: сколько вокруг замысловатых интриг! Кстати, об интригах: куда, черт возьми, исчез Синклер? Ему давно пришло время пригласить на танец Анабеллу Марлоу.
Филип Синклер, расхрабрившийся от непривычно большой дозы вина и впавший в отчаяние от сцены, которую только что наблюдал вместе с остальными гостями, заставил Марису покраснеть, с поклоном пригласив ее на танец. Сейчас его уже не интересовало отношение к этому Анабеллы и ее маменьки, а также самого Наполеона. Марисе тут не место! Она слишком невинна и не понимает всей серьезности происходящего, о чем злорадно шептались все вокруг. Во всем виновата ее тетка, замужняя дама, не отличавшаяся разборчивостью в своих связях. Он даже забыл, что пожаловал сюда именно затем, чтобы задать ей несколько вопросов.
Теперь танцевали все, даже Гортензия в интересном положении, и Мариса уже почувствовала себя отверженной, когда перед ней вырос как из-под земли Филип. Как раз перед этим в ее сторону двинулся герцог Оранский; тетушки Эдме нигде не было видно, поэтому Мариса улыбнулась Филипу с искренней радостью и охотно протянула ему руку. Он не мог не посочувствовать ее отчаянию и не поспешить ей на выручку. Вот кому она может безоговорочно доверять!
На беду, музыканты заиграли кадриль, и танцоры, вставшие друг против друга, лишились возможности побеседовать.
– Мне надо с вами поговорить! – все же умудрился шепнуть он.
Мариса озабоченно кивнула. Танец развел их, потом свел снова. Видя в его взгляде отчаянную мольбу, она прошептала:
– Скоро я притворюсь уставшей и скажу, что меня мучит жажда и духота. Встретимся на террасе.
– Я вас найду. Если позволите, я подожду.
От такой настойчивости у Марисы заколотилось сердце. Филип влюблен в нее! Конечно, его душит ревность, но в этот вечер она услышит от него предложение сбежать с ним и, разумеется, ответит согласием!
Так ли уж важно, если он небогат? Вопреки всему они будут счастливы.
Вдруг ее отец сменит гнев на милость и даст за ней приданое? Молодожены отправятся в Новую Испанию, где у нее произойдет трогательное примирение с отцом, после чего все заживут припеваючи. Так и будет!
Размечтавшись о лучезарном будущем, Мариса незаметно приобрела живость, которой ей недоставало весь вечер, и снова заулыбалась. Зато эта перемена не укрылась от многих пар глаз, далеко не всегда дружелюбных.
Жозеф Фуше усмехнулся, не разжимая тонких губ, принц Беневенто озорно приподнял бровь, хотя в голове у него вертелись заготовки хитроумных козней. Лицо Наполеона стало холодным и угрюмым, а Эдме, только что возвратившаяся из прохлады сада и не успевшая отдышаться, в тревоге всплеснула руками:
– Только не это! Как она могла? Стоило мне отвернуться, и… Что у этой дурочки в голове?
От расстройства она сказала больше, чем следовало, но высокий мужчина, ее спутник, только презрительно фыркнул:
– Выходит, ma chere, у вашей так называемой «племянницы» нет недостатка в поклонниках. – О его отношении к увиденному трудно было судить по безразличному тону, лицо превратилось в невозмутимую маску, на нем можно было прочесть разве что пренебрежение.
– Не говорите так! – рассеянно отозвалась Эдме. – Молодой англичанин, разумеется, всего лишь ее знакомый, хотя ей, конечно, не следовало так рисковать, особенно теперь!
– Значит, возлюбленная Цезаря находится примерно в том же положении, что и жена Цезаря? Напрасно вы не научили ее более тщательно скрывать свои чувства.
Голос Доминика Челленджера звучал невозмутимо, однако Эдме расслышала за его небрежной язвительностью другую интонацию и укоризненно оглянулась на него.
– Вы не понимаете…
– Разве это так необходимо?
Словесная дуэль заставила ее забыть про Марису. Ее губы еще ныли от его безжалостных поцелуев, кожа горела от грубых ласк. Если бы им не помешали парочки, тоже ищущие уединения, то он, по ее ощущениям, вполне был способен овладеть ею прямо в залитом лунным светом саду как последней шлюхой, подобранной на улице. Эта мысль в сочетании с памятью о ее собственной готовности к такой развязке вызывала у нее трепетную дрожь. Опытная кокетка, неизменно уверенная в себе и в своих чарах, Эдме не желала признавать, что способна пойти на поводу у вульгарного вожделения, особенно в объятиях у подобного кавалера, не затрудняющего себя ухаживаниями. Чутье подсказывало ей, что она имеет дело с мужчиной-зверем, который обойдется с ней точно так же, как со всеми остальными женщинами; тем не менее ее влечение к нему не ослабевало.
Музыка смолкла. Эдме облегченно перевела дух: только сейчас она заметила, что почти перестала дышать.
– Мне надо идти, – пробормотала она слабым голосом и увидела, как поползла кверху его черная бровь.
– Собираетесь приструнить зарвавшуюся племянницу? Что-то я с трудом представляю вас в роли защитницы ее добродетели, ma chere. Позвольте вас проводить.
Он застал ее врасплох и не оставил иной возможности, кроме как принять его протянутую руку. Что крылось за этой внезапной любезностью?
Они медленно пробирались по запруженному гостями залу. Эдме то и дело кланялась и улыбалась бесчисленным знакомым. Она трепетала от наслаждения под завистливыми взглядами дам, сопровождающими ее высокого, видного спутника. Ее подзадоривала мысль, что их отношения только начались.
Их ждала встреча лицом к лицу с Филипом Синклером, который проводил Марису к ее креслу и теперь возвращался.
Филип окаменел. Кровь разом отхлынула от красивого лица. Он застыл как вкопанный. Эдме открыла было рот, чтобы непринужденно защебетать, но Филип поспешно ретировался, не проронив ни слова.
– Что это с ним? Такой учтивый молодой человек… – Эдме ощетинилась, в голове ее прозвучали сварливые нотки.
– Наверное, угрызения совести.