Сквайры, соседствовавшие с Лэнгами, симпатизировали им и часто предоставляли отцу и сыну своих лошадей для участия в скачках, стипль-чезе
, кроссе и выездной охоте.
Они никогда бы не отказали и красавице Канеде, однако последние годы она обходилась собственным конем, которого любила больше всех на свете.
Так что Гарри, сделавшись владельцем имения, немедленно прибавил к нему первоклассную конюшню; возможность выезжать на собственных лошадях была для него верхом блаженства.
А открыв двери дома Лэнгстонов на Гросвенор-сквер
, брат и сестра стали пользоваться неизменным успехом.
Соблюдая приличия, они шесть месяцев выдерживали траур по покойному дяде и лишь потом вихрем ворвались в свет.
Внешность и обаяние Гарри — вкупе с титулом — открывали перед ним любые двери; Канеда пользовалась успехом иного рода, но не меньшим.
Если Гарри внешностью и манерами напоминал своих предков-англичан, то невысокая Канеда была похожа на мать.
По ее темным волосам пробегали таинственные синие огоньки, а огромные глаза в обрамлении длинных темных ресниц притягивали к себе как магнит.
На этом французские черты кончались: голубые, как у брата, глаза, сочетаясь с темными волосами, делали ее очаровательное лицо еще прекраснее. И любой мужчина, раз поглядев на нее, уже не находил спасения.
— Гарри, это немыслимо! — выпалила Канеда вскоре после их появления в Лондоне. — Только сегодня вечером мне сделали три предложения!
— Меня это не удивляет, — ответил Гарри.
Он-то видел, как сестра блистала в тот вечер на балу среди своих ровесниц, казавшихся рядом с ней неуклюжими, косноязычными и застенчивыми.
Ну а в обществе ослепительных, умудренных опытом женщин постарше Канеда заметно отличалась некой особенностью, делавшей ее совершенно неотразимой.
Наверное, секрет заключался в присущей ей живости — в свечении глаз, изгибе губ… Словом, Гарри еще не встречал женщины, столь наполненной жизнью.
Брат и сестра в детстве были необычайно дружны, и эта родственная близость между ними сохранилась до сих пор, а посему Гарри, как друг и покровитель, не торопил Канеду с замужеством.
Пожилые тетушки, сами назначившие себя к ней в компаньонки, уже пытались надавить на него: мол, сестра должна принять одно из перспективных предложений.
— Лорд Уоррингтон, — настаивали они, — чрезвычайно богат, а его дом в Хантингдоншире почти ни в чем не уступает Лэнгстон-парку.
Молчание графа лишь подлило масла в огонь.
— Нам сообщили, — не унимались они, — что Канеда отвергла графа Хедингли, даже не выслушав его предложения. Как можно вести себя столь опрометчиво?
Тирада эта не произвела особого впечатления на Гарри, имевшего собственное мнение о графе Хедингли.
— Канеда может выйти замуж за кого захочет и когда захочет, — ответил он, — и чем больше времени уйдет на это, тем лучше. Я рад видеть ее у себя в доме.
— Ты не вправе ухудшать ее шансы, — дружно запротестовали тетушки, но Гарри только расхохотался.
Что тут поделаешь, если сестра не желает воспринимать всерьез претендентов на ее руку и сердце! Он-то, конечно, понимает, как они разочарованы, а лорд Уоррингтон и вовсе впал в отчаяние.
Впрочем, прежде чем он успел что-то сказать, вошел дворецкий с утренней почтой на серебряном подносе.
— Поклон от мистера Барнетта, милорд. Он решил, что это личная переписка, и не стал вскрывать конверты.
— Благодарю вас, Доусон.
Гарри взял письма, небрежно вскрыл первое и, делая это, заметил, что остальные два — от симпатичных дам, за которыми он ухаживал.
Эти дамы, как он и рассчитывал, обратили внимание на то, что он уже несколько дней не был у них. Гарри удовлетворенно моргнул.
Но то, что вскрытое уже письмо было из Франции, он понял, лишь достав листок из конверта.
К огромному удивлению графа, под впечатляющей виньеткой, которую венчала корона, значился адрес: замок де Бантом.
Канеда встала из-за стопа, чтобы положить себе шампиньонов, запеченных в сметане по-деревенски.
При этом она заметила удивление на лице брата и то необычайное внимание, с каким он читает письмо.
Канеда села за стол, и граф, закончив чтение, протянул ей письмо.
— Не знаю уж, что еще сможет так рассмешить тебя…
— От кого оно?
— И не поверишь, — ответил Гарри, — это письмо от родственников maman! И как они только смеют писать мне по прошествии стольких лет лишь потому, что я унаследовал титул! Воистину хочется плюнуть.
Его возмущение заставило Канеду расхохотаться.
Тем не менее она взяла письмо со стола и принялась с интересом читать.
Оно было написано по-французски, а этим языком она владела так же свободно, как и английским.
Твердая и властная рука писала:
— Виноват проклятый герцог, — ответил Гарри. — Когда papa, посещавший Францию с самого детства, обнаружил, что более не может бывать в любимой стране, он был страшно обескуражен.
Канеда вздохнула.
— Родители, конечно, дорого заплатили за свое бегство, однако явно не сожалели об этом.
— Конечно же, нет, — согласился Гарри. — Я просто не видел более счастливой пары, чем papa и maman; остается только мечтать, чтобы нам столь же повезло в браке.
— Именно так считаю и я, — проговорила Канеда, — поэтому ты наверняка поймешь что бы там ни говорила тетя Энн, что я не могу выйти за лорда Уоррингтона, как, впрочем, и за любого другого молодого дурачка, который не может придумать ничего лучшего, чем лезть ко мне с поцелуями!
Гарри расхохотался.
— Ты должна быть польщена.
— Вот еще! — вспыхнула Канеда. — Я выйду замуж только за мужчину, совершенно не похожего на тех, с кем случалось знакомиться до сих пор.
— Извести меня, когда ты найдешь такого, — сказал Гарри. — Не забывай: тетушки постоянно жалуются, что ты даешь пищу для пересудов.
Канеда передернула плечиками откровенно на французский манер.
— Ну что я могу поделать, если они все влюбляются в меня, — возразила она. — Да, вчера вечером тетя Энн была вне себя из-за того, что я слишком задержалась в консерватории. Но я просто не представляю, каким образом можно было без посторонней помощи избавиться от ухаживаний лорда Уоррингтона.
— Должен ли я напомнить ему, как следует вести себя? — спросил Гарри.
— Едва ли это поможет. Какая скука… Он повсюду увязывается за мной как пес. А не уехать ли нам из Лондона — подальше от него?
— И что же ты предлагаешь — возвратиться в Лэнгстон-парк или съездить во Францию?
Канеда не ответила, и он воскликнул: