Надгробие Илзе было сделано из красивого черно-белого мрамора, поверх лежала маленькая латунная доска, на которой были вырезаны имя, дата рождения и год смерти. Джоли зябко передернула плечами, хотя было жарко, когда подсчитала, что первая миссис Бекэм умерла всего шестнадцать месяцев назад.
Джоли ощутила острую печаль и повернулась к маленькой могилке рядом с могилой Илзе, на которой была установлена небольшая фигура ангелочка, дующего в трубу. Когда Джоли разобрала надпись на плите под ангелочком, глаза ее вдруг наполнились слезами: на могильной плите были начертаны только два слова — «Нашему ребенку».
Джоли съежилась и откинула голову, чтобы глубоко вдохнуть и взять себя в руки. Дети умирают ежедневно, успокаивала она себя, такова жестокая реальность жизни, и если всякий раз останавливаться у детской могилки, чтобы погоревать, то глаза бы не просыхали от слез.
— Дан’л и я запросто съедим всего цыпленка, если вы не поспешите к столу, — раздалось у нее над ухом, и Джоли от неожиданности даже подпрыгнула. Она не слышала, как подошел Дотер. Надеясь, что слезы не оставили следов на лице, Джоли обернулась к своему другу и спросила:
— Отчего умер ребенок Даниеля и Илзе?
Дотер открыл перед ней калитку ограды, затем плотно прикрыл ее.
— Он заболел коклюшем сразу же после Рождества, — тихо и печально ответил Дотер. — Миссис Бекэм не смогла этого перенести. Она все бродила вокруг фермы, плача и ломая руки. Казалось, ей было все равно, что под сердцем она носит другого ребенка. Она была немного не в себе, как будто потеря первенца сломала ее.
Чувствуя врожденную доброту Дотера, Джоли погладила его по руке.
— И что было дальше? — мягко спросила она.
— Потом что-то пошло не так, когда миссис Бекэм стала рожать второго ребенка, — Дотер немного помолчал, задумчиво поглядывая на марево, поднимавшееся над золотым пшеничным полем, и на щеках его заиграли желваки. — Она умерла, а наш док не смог ничего сделать, чтобы спасти ее. Дан’л похоронил сына и жену в одной могиле.
— Расскажи мне о первом ребенке, — попросила Джоли, справившись со своими чувствами. Тем временем они уже подходили к дому Даниеля, но его самого не было видно.
— Девочку звали Евгенией, — вздохнул Дотер. — Ей было два годика, когда она заболела.
За свою недолгую жизнь Джоли достаточно испытала собственных трагедий, чтобы не понять и не воспринять горечь утрат Даниеля. Но ей стало грустно, когда она поняла, почему он женился на женщине, поставленной вне закона. Он выбрал преступницу, о которой не надо заботиться и которая не сможет принести ему зла.
Во дворе Дотер и Джоли разошлись. Джоли пошла прямо в дом, а Дотер вернулся к своим ступенькам. Джоли прошла через дом на кухню, где съела оставшийся кусок цыпленка, затем прибрала на столе и вымыла посуду.
После этого Джоли решила заняться шитьем. Расстелив на широком дубовом столе белую хлопчатобумажную ткань, принялась кроить. Когда подошло время ужинать, Джоли сидела под лампой в кресле-качалке и пришивала что-то к ночной рубашке без рукавов. Со вздохом оторвавшись от шитья, она пошла на кухню.
К ее крайнему удивлению, там был Даниель. Он готовил большие бутерброды с ветчиной, поверх которой клал нарезанные, только что сорванные с грядки, сочные помидоры.
— Ой, я должна была сама это сделать, — мгновенно огорчившись, всплеснула руками Джоли.
— Но ты же была занята, — пожал плечами Даниель.
Джоли заглянула в открытую дверь и увидела свежеприбитые ступени перед высоким кухонным порогом.
— А где Дотер?
— Ушел в город переночевать у сестры. — Даниель сделал последний бутерброд и поставил тарелку на стол. — Садись и ешь.
От одного этого приглашения у Джоли заурчало в животе. Она села за стол и взяла толстый бутерброд.
— А у нее тоже библейское имя? — спросила Джоли, пытаясь завязать разговор.
— Я имею в виду сестру Дотера.
Даниель слегка улыбнулся, отрицательно покачав головой. Еда была превосходной. Она с удовольствием уплетала поджаренный ломтик хлеба с ветчиной и помидором, заедая свежим салатом.
— Расскажите мне о своей семье, — попросила она Даниеля.
Тот полоснул по ней взглядом, и Джоли почувствовала внезапный озноб, хотя ветер, дувший сквозь открытую дверь, был теплым.
— Тебя это не касается! — резко сказал он. Джоли положила свой бутерброд на тарелку, тут же потеряв всякий аппетит.
— Очень вежливый ответ! — сказала она, сверкнув глазами.
— Я уже говорил тебе: Илзе умерла.
— А я вовсе и не спрашиваю об Илзе. Я хочу знать о ваших отце и матери, братьях и сестрах.
Даниель продолжал есть.
— Они выращивают табак, — ответил он, выглядя несколько глуповато.
— А почему вы не остались в Северной Каролине выращивать табак вместе с ними?
— Я хотел найти место, которое принадлежало бы только мне, вот и отправился на Запад, где обзавелся домом с участком и службами.
Он не только построил свой дом, но и создал большую и продуктивную ферму, что вызвало в Джоли огромное уважение, но она никак не могла взять в толк, почему, имея дом, семью, родственников, человек бросает все и бредет неведомо куда на другой конец страны.
— А вы не скучаете по ним? — спросила Джоли. — Я имею в виду по остальным Бекэмам, — на всякий случай пояснила она.
— Они мне все время пишут, — ответил Даниель, принимаясь за другой бутерброд.
Но Джоли не отставала:
— А по кому вы скучаете больше всего? Даниель запил молоком большой кусок бутерброда.
— Думаю, что по Еноху, своему самому младшему брату. Он как-то писал мне, что хотел бы приехать сюда и помочь мне обустроиться на новом месте. Но у него жена и двое маленьких детей, которых надо кормить. Поэтому будет, наверное, лучше, если он останется там, где находится сейчас.
Глядя на жующего Даниеля, Джоли снова проголодалась и потянулась к еде. Даниель наполнил ее стакан молоком из желтого фаянсового кувшина, затем удовлетворенно откинулся в кресле-качалке, запустив пальцы в петли брючного ремня.
— Я собираюсь в Спокан, чтобы набрать людей на уборку урожая в начале следующей недели, — объявил он. — С собой я забираю и Дотера.
Джоли подобрала кончиком пальца крошки от бутерброда и проглотила их.
— А вы не боитесь, что я сбегу? — спросила Джоли, приподняв бровь.
Пока не был задан этот вопрос, Даниель казался спокойным, даже ленивым. А тут он склонился к ней, и глаза его сузились.
— Как я уже сказал тебе, не думаю, чтобы нашлось местечко, куда бы ты могла сбежать. Но, если ты все же попытаешься это сделать, я выслежу тебя, заберу из банка мой взнос за тебя в размере пятисот долларов и передам тебя властям в Спокане.
— Пятьсот долларов? — У Джоли слова застряли в горле: настолько огромной была эта сумма. — Так Блейк и Роуди поимели пятьсот долларов?
Даниель поднялся, кивнул головой и отнес свою тарелку в раковину.
— Я думал, ты знала об этом. Должно быть, об этом упоминалось во время судебного разбирательства.
Джоли во все глаза продолжала смотреть на Даниеля.
— Возможно, так и было, но, честно говоря, я совершенно не обращала внимания на детали. Мне только хотелось выбраться оттуда, чтобы вновь ощутить землю под ногами.
Даниель плеснул в тазик горячей воды и достал кусок мыла. Быстро вымыл всю посуду и жестом отстранил Джоли, когда она предложила свою помощь. Снова воцарилась тягостная тишина.
— Полагаю, что теперь вы не сможете приобрести новый навозоукладчик, — тихо заметила Джоли, стоя в свете небольшого ночника, который соорудил Дотер. Солнце в это время исчезло за конюшней, бросив последний огненный луч.