— Фамилия моего мужа фон Мюллер. Он изменил ее на Миллер. У его отца фабрика электрического оборудования в Берлине.
Как раз в это время Энн громогласно потребовала еще порцию мороженого, и Джой не заметила, какое впечатление произвели на профессора ее слова.
— Вы обязательно должны посетить нас, — сказала она, оборачиваясь к нему. — Стивен будет счастлив познакомиться с вами, и он сделает все, чтобы помочь вам.
— Да, да, — опираясь на палку, старик с трудом поднялся со скамьи, и, хотя его движения были затрудненными, все же видно было, что он чем-то встревожен и спешит уйти. Он резко окликнул Петера, но что именно он сказал, Джой не могла понять. Мальчик переводил взгляд со старика на Джой, и улыбка сбежала с его лица.
— Мы должны уйти, — прерывающимся голосом сказал старик. — Я не думал, что так поздно. Извините меня.
— Но, может быть, вы назначите день? — Джой взяла его за руку. — Приходите с Петером, Энн будет рада поиграть с ним. В нашем доме нет детей, кроме нее.
— Хорошо, хорошо, — профессор резко высвободил свою руку. Сказал что-то мальчику, тот чинно поклонился, и они удалились, ни разу не обернувшись, чтобы на прощание помахать рукой.
«Удивительно, что с ним случилось?» — спрашивала себя Джой, задетая его внезапным уходом. Но тут же сердце ее смягчилось. Со спины он казался таким стареньким: согбенные плечи, старческая походка. И она вспомнила его таким, каким он был, когда дирижировал студенческим оркестром: высокий, представительный, во фраке с развевающимися фалдами, он казался воплощением самой жизни, и вы невольно попадали под влияние магических движений его рук.
Ей стало грустно. Он стар и, видимо, неудачлив. Может быть, это была не просто старость; может быть, от перенесенных страданий он немного помешался. Его история казалась ей невероятной. Она решила спросить домашних, не слышал ли кто-нибудь о нем.
Досадно, он даже не дал ей своего адреса.
В тот вечер Хорст, как всегда, ужинал в американском офицерском клубе. За ужином Джой решила, что рассказ о сегодняшней встрече разрядит тяжелую атмосферу, обычно царившую за столом в отсутствие Хорста.
— Я встретила своего бывшего профессора музыки, — бойко начала она, — и вновь почувствовала себя совсем девчонкой.
— Очень мило, — сказала мать. — Вы можете пригласить его к нам, если хотите.
— Ну конечно, очень хочу! — Неприязненное чувство, вызванное странным поведением профессора, было мгновенно забыто. Для Джой он опять стал кумиром, которому она поклонялась подростком. — Он был замечательным педагогом и знаменитым пианистом, — продолжала она. — Мы все обожали его. Особенно я горжусь тем, что исполняла концерт Грига на его прощальном вечере.
С подчеркнутой любезностью Берта переводила ее слова отцу. Джой с удивлением почувствовала, что Стивен нажал ей на ногу.
— Он совершает турне по Европе? — спросила мать.
— О нет! Он немец. Вернулся на родину после войны.
И вдруг она поняла, но слишком поздно. Стивен так крепко нажал ногой на ее ногу, что она невольно вскрикнула. Взоры всех, кроме Стивена, обратились к ней.
— Немец из Австралии? — воскликнула Берта, подчеркивая последнее слово. — Что за немец?
— Настоящий немец, — ответила Джой, задетая ее тоном.
— Настоящийнемец? — Своей интонацией Берта как бы подчеркнула огромное значение этих слов.
— Да. Вы, верно, слыхали об Артуре Шонхаузере? Он был пианистом с мировым именем, пока нацисты не искалечили ему руки в Дахау.
За столом наступило молчание. Стивен как-то весь подобрался, сидел, опустив глаза. Мать крепко сжимала ножку бокала. Ганс, более чем когда-либо, казался отсутствующим. Высоким, презрительным тоном Берта переводила отцу.
— Das ist immoglich! [12] — громко сказал старик.
Джой вскипела.
— Нет ничего невозможного! Профессор Шонхаузер приехал в Австралию после освобождения из Дахау. Он не мог уже давать концерты. Руки у него были изуродованы пытками. Он стал профессором в нашей консерватории, и мне посчастливилось учиться у него. Он сам выбирал учеников.
Берта переводила слова отца, отвернувшись от него, но в ее голосе слышались интонации его тяжеловесной, неторопливой речи.
— Все знают, что Артур Шонхаузер был заключен в Дахау за то, что посягнул на честь германского рейха.
— Полноте, Берта! Неужели вы принимаете меня за младенца? Не бойтесь за меня. Я, как и большинство людей, знаю, что творилось в Дахау и в прочих подобных местах.
Берта презрительно посмотрела на нее.
— Если у него руки и действительно изуродованы, то по его собственной вине.
— Не он ли сам их изуродовал? — съязвила Джой.
— Возможно. Это международная еврейская ассоциация распространяла различные клеветнические слухи о лагерях, куда мы были вынуждены заточить евреев и коммунистов ради безопасности страны.
Отец проворчал: «Widerlicher Judenlummel».
— Что он сказал? — воинственно задала вопрос Джой.
Берта молча взяла нож и вилку, как бы прекращая разговор. Стивен не поднимал глаз от тарелки.
Усмехнувшись, Ганс проговорил:
— Гнусное еврейское отребье, пожалуй, это будет наиболее точный перевод, не так ли?
— Ганс! — прикрикнула на него Берта.
Он посмотрел на нее невинными глазами:
— Мама, ты же сама просила меня помочь Джой в немецком.
Джой торжествующе посмотрела на Берту.
— Профессор не еврей!
— Стало быть, коммунист.
Бокал матери ударился о тарелку, опрокинулся, и вино пролилось ей на колени.
Ганс и Стивен подскочили, чтобы вытереть платье салфетками.
— О боже, что я натворила! — воскликнула она. — Придется переменить платье, оно насквозь промокло. Боюсь, что будет испорчено. — Она умоляюще посмотрела на Джой. — Дорогая, проводите меня наверх и помогите переодеться. Прошу всех извинить меня.
Рука об руку свекровь и невестка вышли из столовой и медленно стали подниматься по лестнице наверх. Позади них слышалось непрерывное бормотание отца, напоминавшее бормотание священника, читающего псалмы.
Глава IX
На другое утро место матери за завтраком было не занято.
— Отец сказал, что она плохо спала, — объяснила Берта. — Ничего серьезного, но не нужно забывать, что у матери слабое здоровье и ее нельзя утомлять.
Она бросила укоризненный взгляд на Джой и Эни, которая, ничего не подозревая, показывала Хорсту, как подаренная им кукла говорит «ма-ма» по-английски.
— Оставь куклу в покое, дорогая, — сказала Джой, поймав взгляд Берты, и, взяв у девочки огромную красавицу блондинку, посадила на стул позади дочери.
— Простите меня, я должен спешить, — сказал Хорст с обольстительной улыбкой в сторону Джой. — Сегодня утром приезжает мой близкий друг, один американский полковник, и я должен встретить его.
Он встал из-за стола прежде, чем отец успел позавтракать. Энн, вцепившись в него, объяснила, что кукла названа Патти в честь ее сестренки.
Наконец отец поднялся и вышел из столовой. Джой хотела последовать его примеру, но Берта остановила ее.
— Обождите минутку, Джой, мне нужно поговорить с вами, но прежде я распоряжусь по хозяйству.
Джой, чувствуя себя провинившейся школьницей, нетерпеливо ждала, пока Берта созывала девушек, на лицах которых появилось испуганное выражение еще до того, как она с ними заговорила.
Когда девушки разошлись, Джой, все еще находившаяся под впечатлением вчерашних неприятных разговоров, спросила:
— Почему такая суматоха? В доме ведь все идет как по маслу.
Берта поджала уголки своего полного рта.