Увидела Аурелия и женщину, избитую утром не проспавшимся жестоким мужем, которая когда-то была молодой и красивой, верящей в любовь и мечтающей о нежности и заботе. Она никогда не видела и не чувствовала этого в своей семье, но слышала, что так бывает.
Увидела старуху, которая изрыгала беззубым ртом проклятия, и была поглощена ненавистью ко всем, кто был молод, красив и здоров, к тем, у кого, как она считала, еще все впереди, в то время, как ее жизнь почти окончена. Постепенно она превратилась в молодую неяркой внешности девушку, ревностно следящую за успехами подруг. Украсить ее мог только приятный нрав, коим она не обладала. Женщина и в молодости всех ненавидела, боялась старости, ревновала и завидовала. Быстро состарившись, она укрепилась в своей злобе еще больше.
Увидела громко говорящего мужчину в доспехах, испытывающего досаду за смерть подопечной, злящегося на то, что ее сестра оказалась жестокой и неуправляемой, превратив обычный игровой турнир в казнь. Теперь ему нужно было что-то придумать во избежание бунта. Сама необходимость придумывать удобные объяснения раздражала его, но не оставляла выбора.
Увидела и стоящую на балконе темноволосую женщину-убийцу, страсть к власти которой была сильнее всех остальных эмоций. От нее веяло холодом и затаенной тоской по чему-то доброму и светлому, пустившему росточек в когда-то нежной детской душе. Росток этот быстро засох. Решила ли так она сама, или выбор был сделан за нее, Аурелия уже не видела, потому что поняла другое. Им всем сейчас нужна была жертва – кто-то, кто должен был заплатить за их беды. И этой жертвой была она.
Видела Аурелия и себя, жалкую и одинокую, задыхающуюся от окружающей ее ненависти больше, чем от дыма, который скоро ее поглотит. И в момент, когда дикий злобно шипящий огонь почти касался ее ног, подбираясь к ней все ближе и ближе, она поняла их, поняла их боль, досаду, тоску, у каждого из них были свои упущенные шансы и мечты, тяготы и невзгоды, потери и разочарования.
И Аурелия вдруг почувствовала в своем сердце жалость, за которой неожиданно пришло прощение. Странная легкость заполнила девушку, и она услышала свой собственный голос, который ветер подхватил и понес над толпой, далеко за пределы площади, города, края…
Я – птица!
Не белая и не черная –
Просто крылья в облаках.
Моя душа невесомая –
Для добра!
Пламя у ее ног осветилось привычным белым холодным пламенем, не причиняя ей вреда. Она окунулась в знакомую гладь озера, радующуюся изменившейся девушке. Радовалась и Аурелия, потому что она смогла принять тех, кто был другим, простить, отпустить. И ей, наверное, было уже не важно, что подумали люди, когда белые птицы налетели на город, закрыв своими большими крыльями утреннее небо. Что подумали те немногие, кто не успел разбежаться с площади, когда увидели девушку, спокойно выходящую из пламени. Узнали ли они в ней одинокую и напуганную жертву? Наверное, нет…
Глава 9
…Ночные путники – народ живущий ночью. Они чувствуют дорогу, как свои собственные мысли, а может быть это именно их мысли становятся дорогой, по которой они идут. Видят в ночи, чувствуют дар людей, скрытый или уже обнаруженный. Найдя такого человека, они должны назвать дар, дав, таким образом, человеку возможность признать и принять его. В дальнейшем часто помогают найти таким людям собственную дорогу, ненавязчиво подсказывая направление…
* * *
Егула – худощавый паренек лет четырнадцати, сидел на пне у обочины дороги и неотрывно смотрел в стремительно темнеющее небо. Дома его ждал сытный ужин у теплой печи, но он никак не мог насмотреться на ночное полотно, на котором проступали пока еще едва различимые точки звезд. Занятый своими мыслями он не заметил приближающегося путника в пыльном плаще.
– Считаешь? – голос принес с собой, кажется, всю пыль, собранную на долгой дороге.
– Считаю, – Егула ответил машинально.
«А я ведь и в самом деле считаю», – подумал мальчик. Он внимательнее посмотрел на путника. В сгущающейся темноте он заметил лишь белозубую широкую улыбку под скрывающим верхнюю часть лица капюшоном.
* * *
– Ты знаешь, похоже, мы будем с тобой встречаться часто, – скрипучий пыльный голос вырвал девушку из раздумий.
– Добрый день, Путник, – ответила машинально Аурелия, почувствовав себя на пыльной дороге, стелющейся под ногами. Жаркое полуденное солнце делало кожу золотистой, а губы – просящими воды. Рядом с ней шел человек в пыльном плаще. – Я думала, вы путешествуете только по ночам.
– Мы – да. Но главное – идти за ищущим. Твой выбор – жаркое солнце, так что я потерплю.
– И что ты хочешь мне сказать на этот раз?
– Что ты мало задаешь вопросов… – скрипучий смех практически перенес девушку в безжизненную пустыню, но она силой удержала себя отдельно от всплывающей в голове картинки… – Это хорошо… Хорошо… У тебя уже получается…
– Что получается? – девушка чувствовала, что вот-вот прикоснется к чему-то новому, жажда становилась все нестерпимей.
– Ты думала, почему свое место силы ты находишь через огонь?
– Нет, – девушка только сейчас поняла, что, в самом деле, никогда об этом не задумывалась. Так получилось однажды, и она приняла это, как факт.
– Что ты чувствуешь там?
– Энергию, силу, покой, чистоту, радость…
– Тебе этого достаточно?
– Не знаю. А что может быть еще?
– Ты подумай, чего бы тебе еще хотелось?
– Не знаю… Может быть легкости? Наполненности… Правильности… – говорить дальше девушка не хотела, но, кажется, он все равно услышал следующее слово.
– Любви… – мужчина остановился и внимательно посмотрел на внезапно погрустневшую Аурелию. – Ты думаешь, что у тебя ее нет?
– У меня… Во мне… Путник, что ты хочешь мне сказать? – девушка начинала заметно нервничать, жажда усиливалась…
– Ты как водный старец в пустыне, – сухой смех поднял пылинки на дороге и растворился в воздухе, – но вода то там все равно есть…
* * *
Видение испарилось, как и жажда. Звездное небо вернуло девушку в темный лес, к костру, где она, собственно и находилась. Усталость неумолимо влекла ее в объятия сна. Двое слуг, закончив свои дела, тихо расположились поодаль. Верес мирно спал у костра, раскинув руки. Он всегда так близко ложился к огню, что девушка просыпалась ночью несколько раз только для того, чтобы проверить, что огонь не добрался до его одежды. Айя тихонько сопела, свернувшись калачиком и плотно укутавшись в накидку. Лист спал сидя, облокотившись о дерево, склонив голову на грудь. Последним, что попало в поле сонного взора Аурелии, было небо, на котором кто-то большой и сильный красиво разбросал причудливым узором светящиеся точки.
* * *
Во сне Аурелия увидела себя стоящей перед темной стеной, возможно, это было огромное дерево, настолько большого диаметра, что глядя вперед, она не видела всей ширины его ствола. Перед собой она увидела дупло, из которого исходил яркий белый свет. Сложив руки перед собой, ладонями друг к другу, она просунула их внутрь. Когда же девушка вынула руки из дупла, в ее ладонях оказалось светящееся сердце, светящаяся белая бабочка и такая же светящаяся книга в белом переплете. Сердце лежало по центру, бабочка сидела на указательном пальце левой руки, а книга лежала уже практически на кисти правой.
Внезапно бабочка слетела с ее руки и, подлетев к голове, обхватила аккуратно лапками длинную прядь темных волос, пролетела немного дальше и села на голову, превратившись в яркую цветную заколку. Аурелия подумала о том, что теперь она всегда будет у нее.
Внезапно справа от себя девушка увидела Борга, таким, каким она видела в последний раз – мрачным мужчиной в темном плаще с переливающимися разноцветными огнями в глазах. Какого цвета они тогда были? Аурелия судорожно пыталась вспомнить… и не могла… Она подошла к нему, держа в руке светящееся сердце и, отвернув полу плаща, поместила его внутрь грудной клетки мужчины. Затем прикрыв его плащом, она увидела, что света сердца больше не видно.
Она стояла и смотрела на темное одеяние, и вдруг поняла, что внутри это тело набито тканью, как чучело, и оно – не живое. И даже поместив внутрь светящееся сердце, она не сможет сделать его живым. Девушка уже ничем не может ему помочь. Понимая это она медленно вынимает сердце из его груди и помещает его в свою. Свет проникает в нее, наполняя жизнью и теплом ее собственное сердце.
В руках у нее остается книга и, опустив глаза на свои ладони, она поняла, что это – ее дневник, в который она, как и обещала должна записывать свои мысли. Это – все, что она может для него сейчас сделать…
Глава 10
С момента неудавшегося сожжения Аурелии прошло уже больше месяца. Сама девушка старалась не вспоминать события того страшного утра, наслаждаясь теплыми длинными, солнечными днями, но Верес постоянно переводил разговор на эту тему, хотя было видно, что это каждый раз расстраивало его все сильнее. Так произошло и сейчас. Веселый поначалу вечер постепенно превратился в повторение вопросов и ответов, которые уже порядком утомили девушку, не говоря об остальных свидетелях этого допроса. Бесконечно перебирать свои мысли, страхи, неприятные ощущения тех пугающих событий девушке не хотелось.
Лист старался сменить обсуждаемую тему много раз и, наконец, ему это удалось. Разговор плавно потек по другому руслу. К счастью всех присутствующих были в их путешествии и веселые дни, и приятные встречи, и интересные наблюдения.
Обсуждая постепенно забывающиеся мелочи, компания восстановила за столом теплую атмосферу, и даже, казалось, Верес, немного отвлекся. Несмотря на разгар лета, они решили еще раз остановиться на постоялом дворе, чтобы привести себя в порядок после долгого перехода и отоспаться на мягких кроватях. Впереди у них еще много дней не будет крова над головой, поэтому сейчас постоялый двор, похожий на все остальные, не казался им таким уж плохим вариантом.
Было далеко за полночь, когда Айя поднялась и, попрощавшись, отправилась в свою комнату. Чуть позже, сонно потягиваясь, ушел Лист. За столом повисла тишина, как будто темы закончились, или пора было сделать передышку. Аурелия заметила это, но уходить в комнату ей, почему-то, не хотелось.
В камине потрескивали поленья, освещая пространство вокруг желтым теплым светом, свеча на столе постепенно догорала, но ее никто не менял, гости постоялого двора потихоньку разошлись по своим номерам, и ей казалось, что они с Вересом остались совсем одни на всем белом свете. Как будто она увидела его сейчас впервые и смогла рассмотреть его хмурое лицо с какой-то печатью внутреннего мучения. Такое выражение она видела у него только после его выздоровления в замке Борга. Затем, постепенно, день за днем черты его лица просветлялись, становились мягче, и тяжесть в глазах постепенно растаяла, подарив возможность окружающим любоваться переливами цветов. Его притягательная улыбка действовала на людей магически, заставляя забывать обо всем и улыбаться в ответ. Вызывала она некоторые воспоминания и у Аурелия, сейчас они совсем некстати всплыли в ее сознании, заставив отвести взгляд. Впрочем, казалось, сам Верес этого не заметил, он был погружен в свои собственные мысли.