— Думаю.
— О Данике? — Глупый вопрос, и так все понятно.
— Теперь ясно, почему она не хотела проходить тест. — Голос у него злой.
— Она боялась.
— А ты знал про ее способности? Только честно.
— Нет. То есть сначала подозревал, пока мы не познакомились поближе. Из-за всей этой суеты с «Колдунами». Но потом решил, что Данике просто хочется быть мастером. Как мне самому раньше. Пойми, очень страшно…
— Я не обязан ничего понимать.
До меня наконец доходит, на что похож «Кадиллак» изнутри — на багажник машины Антона. Как тогда, когда я ехал вместе с трупами, завернутыми в мешки для мусора. Хорошо помню тот запах. Нет, надо сосредоточиться на настоящем.
— Ты ей не безразличен. А когда кто-нибудь не безразличен, еще труднее…
— Я тебя никогда не спрашивал, какой ты мастер. — Сэм выплевывает слова, одно за другим.
— Нет, не спрашивал. И я очень тебе благодарен.
— А если бы спросил… Если бы спросил, ты бы рассказал?
— Надеюсь, что да.
Больше он ничего не говорит. Мы молча лежим на заднем сиденье катафалка, как два трупа.
ГЛАВА 11
Нельзя же вечно торчать возле дома Вассерманов. Едем к Сэму, утаскиваем из запасов его отца упаковку пива и распиваем его в гараже, сидя на старом темно-красном диване. Там еще стоит ударная установка — старшая сестра Сэма играла в группе.
— А где она сейчас? — Я отправляю в рот горсть арахиса в кунжуте (нашли пакетик рядом с пивом); орешки хрустят на зубах.
— В колледже Брин-Мар в Филадельфии. — Сосед громко рыгает. — Родители бесятся, потому что у нее девушка вся в татуировках.
— Да ну?
— А что? — ухмыляется он. — Думаешь, в нашей семье все насквозь правильные?
— Конечно, правильные, в таком-то навороченном колледже.
Сэм бросает в меня пыльной подушкой, но я отбиваюсь локтем, и она летит на бетонный пол.
— У тебя самого брат в Принстоне учился.
— Туше, — отпиваю еще немного теплого пива. — Устроим дуэль? У кого больше прав опорочить имя любимого родственника?
— А знаешь, — Сэм внезапно становится серьезным, — я вообще-то весь первый год, как нас поселили в одну комнату, думал, что ты меня убьешь.
От смеха чуть не выплевываю пиво.
— Да нет, с тобой жить — это как… Как постоянно заряженный пистолет. Ты похож на леопарда, который притворяется домашним котом.
Смеюсь еще громче.
— Да ну тебя, не смейся. Ведешь себя вроде как обычные люди, но ведь леопарды тоже пьют молоко и играют, совсем как кошки. Но ты совершенно другой. Отвлечешься на минуту, а ты уже точишь когти или, не знаю, антилопу загрыз.
— Да уж.
Сравнение нелепое, но мне уже не до смеха. Я-то думал, что неплохо маскируюсь в школе, а судя по словам Сэма — притворщик из меня совсем никудышный.
— И Одри тоже. — Сосед тычет в меня пальцем; уже порядком набрался и не успокоится, пока не выложит свою теорию во всех подробностях. — Вы встречались, и ты вел себя так, словно она с тобой именно из-за этого — потому что ты умело притворяешься хорошим парнем.
— А я и есть хороший парень.
Во всяком случае, стараюсь им стать.
— Да ну, — фыркает Сэм. — Ты ее пугал, именно поэтому и нравился. А потом она испугалась слишком сильно.
— Да ладно, давай серьезно. Я ведь никогда ничего…
— А я и так серьезнее некуда. Всем известно — ты опасен.
— Прекрати. — Хватаю еще одну подушку и утыкаюсь в нее лицом.
— Кассель?
— Ты травмировал мою нежную психику. Больше не надо…
— Какой ты мастер? — В глазах у соседа пьяное доброжелательное любопытство.
Замолкаю на полуслове. Что сказать? Время замирает, мы застыли, как мухи в янтаре.
— Ладно, неважно, можешь не говорить.
Я знаю о его догадках: Сэм считает меня мастером смерти. Наверное, даже думает, я кого-нибудь убил. Сосед у меня совсем неглупый малый, раз догадался раньше меня самого, что я по-настоящему опасен. А значит, и про мое участие в убийстве одного из тех людей, из досье, тоже вычислил. Скажу, что мастер смерти — поверит и будет считать меня настоящим, честным другом.
Ладони потеют от напряжения.
Я и хочу быть настоящим, честным другом.
— Трансформация, — собственный голос больше похож на хриплое карканье.
Сэм резко выпрямляется. От былого веселья не осталось и следа.
— Что?
— Видишь? Натренировался говорить правду, — стараюсь казаться легкомысленным, а самого всего скрутило, вывернуло наизнанку.
— Ты с ума сошел? Не надо было мне говорить! Никому не надо говорить! Погоди, то есть действительно?..
Киваю.
— Ух ты! — К Сэму наконец возвращается дар речи, и он опасливо продолжает: — Ты же можешь создавать лучшие в мире спецэффекты. Монстры. Рога. Клыки. Настоящие, не накладные.
Мои губы невольно расплываются в улыбке: никогда не задумывался, что могу со своим талантом делать что-нибудь нестрашное, безопасное.
— А такие проклятия накладываются навсегда?
— Да, — вспоминаю про Лилу и Янссена. — Ну, я могу потом вернуть как было. В основном.
Сосед оценивающе меня рассматривает.
— Так ты можешь оставаться вечно молодым?
— Теоретически. Но тогда в мире было бы полно мастеров трансформации, поэтому вряд ли.
Ох, сколького же я не знаю о своем даре, о правилах и ограничениях — даже думать не хочется.
— А сделать себе огромный… ну, ты понимаешь, о чем я? — Сэм, откинувшись в кресле, обеими руками показывает себе на штаны. — Ну, гигантский такой.
— Издеваешься, да? Так тебе это интересно?
— У меня-то как раз все в порядке с приоритетами, а вот ты не желаешь правильно ставить вопрос.
— Впрочем, как всегда.
В кладовке мы находим пыльную бутылку рома и приканчиваем ее.
Просыпаюсь в воскресенье днем. Кто-то звонит в дверь. Как я вчера домой добрался? Не помню, пешком, наверное. Во рту — неприятный привкус, волосы наверняка торчат в разные стороны. Безуспешно приглаживаю их рукой, спускаясь по лестнице.
Кто там, интересно? Наверное, посылку принесли. Или бродячие проповедники, или школьники продают печенье. Что-нибудь в этом роде. Может, федералы. Но уж Захарова я точно никак не ждал. Стоит возле заднего входа, свеженький, как новая поддельная купюра. Открываю дверь.
— Здравствуйте. — Наверное, у меня изо рта сейчас смердит.
— Есть планы на вечер? — Он старательно не замечает, что я только что проснулся. — Хотел тебя кое-куда пригласить.
Позади топчется громила в длинном черном пальто. На шее — татуировка в виде черепа, как раз над ожерельем из шрамов.
— Нет, никаких планов. Подождете минутку?
— Да, иди оденься. Позавтракаешь по дороге.
Поднимаюсь в спальню, дверь оставляю открытой — пускай ждет меня на кухне, если ему так хочется.
Забираюсь в душ, горячая вода иголками впивается в шею. Как же странно — Захаров внизу ждет меня. Я уже почти полностью проснулся. Нет, очень странно, как-то неправдоподобно.
Через пятнадцать минут спускаюсь на первый этаж, на ходу жуя аспирин. На мне черные джинсы, свитер и кожаная куртка. Глава клана преспокойно сидит в моей кухне и барабанит пальцами по столу.
— Готов. А куда мы?
Он встает и приподнимает седые брови в притворном удивлении:
— Как куда — в машину.
Во дворе стоит блестящий черный «Кадиллак», за рулем мой давнишний знакомец Стенли. Парень с черепом усаживается на переднее сиденье. Захаров машет рукой, и я поспешно забираюсь на заднее, с удивлением обнаружив там пластиковый стаканчик с дымящимся кофе и бумажный пакет с булочкой и бутербродом из фастфуда.
— Привет, пацан.
— Привет, Стенли. Как дела у домашних?
— Превосходно.
Захаров садится рядом, и матовая перегородка между передним и задним сиденьями тут же поднимается. «Кадиллак» выезжает на дорогу.
— Я так понимаю, вы с моей дочерью в пятницу вместе провели вечер?
— Надеюсь, ей понравилось, — приходится говорить с набитым ртом.
Интересно, а он часом не прознал про мамино проклятие? Тогда очень мило с его стороны — позволить мне перед смертью вымыться и поесть. Но Захаров лишь улыбается.
— А за день до того ты пообщался с федеральными агентами.
— Да, — приходится притворяться испуганным, чтобы он не увидел, что я на самом деле выдохнул от облегчения. — Они в школу приходили. Расспрашивали про Филипа.
— А что с Филипом?
— Брат заключил сделку, — врать бессмысленно, Филип мертв, вреда ему уже не будет, но все равно я чувствую укол совести. — Сказали, что он стал их осведомителем, а потом его убили.
— Понятно.
— Хотят, чтоб я помог найти убийцу, — на мгновение замолкаю. — По крайней мере, так они сказали.
— Но ты думаешь, врут.
— Не знаю, — задумчиво отпиваю кофе. — Понятно одно — они законченные придурки.
— Как их зовут? — смеется Захаров.
— Джонс и Хант.
Как же приятно выпить кофе и чего-нибудь съесть. Мне уже гораздо лучше. Какие удобные кожаные сиденья. Хорошо бы, конечно, еще знать, куда мы едем, но пока и так сойдет.
— А, мастера удачи.
— Я думал, они мастеров ненавидят.
— Вполне возможно. Но при этом сами мастера. Агенты, которые имеют дело с нашим братом, в основном волшебники.
«С нашим братом», видимо, означает «с людьми из преступных кланов Восточного побережья». Вроде его клана.
— Ясно.
— А ты не знал? — Он улыбается, похоже, доволен, что сумел меня удивить.
Качаю головой.
— Они ведь угрожали, что прижмут твою мать? Я их методы знаю. — Захаров кивает, словно давая мне понять «хочешь — отвечай, не хочешь — не отвечай». — Могу помочь стряхнуть их с хвоста.
Пожимаю плечами.
— Конечно, ты еще не решил. Я, наверное, слишком сильно давил на тебя на похоронах Филипа. Во всяком случае, Лила так думает.
— Лила?
— Когда-нибудь она возглавит клан, — он улыбается почти с гордостью. — Мужчины будут идти ради нее на смерть. Убивать ради нее.
Киваю. Конечно, Лила же его дочь. Только когда он говорит об этом вслух — неприятная правда становится очень уж очевидной. Будущее наступит уже скоро, чересчур скоро. Машина резко сворачивает.
— Но некоторые не захотят подчиняться женщине. Особенно женщине, которую так хорошо знают.
Заезжаем в гараж и паркуемся.
— Надеюсь, вы не меня имеете в виду.
Щелкают замки на дверях.
— Да, я тоже надеюсь.
Гараж не достроен: на голом бетоне даже нет привычной разметки. У владельца, наверное, закончились деньги прямо в процессе работ.
Так что помощи тут не дозовешься.
Выходим. Иду вслед за Стенли и Захаровым, а громила с татуировкой замыкает шествие. Когда я принимаюсь озираться, он легонько подталкивает меня в спину затянутой в перчатку рукой.
Гараж новый, а здание, которое к нему примыкает, наоборот — старое. На табличке значится: «Таллингтонская фабрика по изготовлению ниток и иголок». Тут уже давно никто не работает: окна заколочены, а доски заросли толстым слоем жирной черной грязи. Кто-то, наверное, решил перестроить ее в жилой дом, как раз перед последним экономическим кризисом.
Гоню прочь непрошеные мысли — меня же не убивать сюда привезли? Дедушка рассказывал: привозят тебя обычно куда-нибудь такие все дружелюбные, а потом бах — пуля в затылок.