Хотела спрятать птичку в дупло. Но это лишь в сказках у нужного дерева дупло всегда в наличии. У кедра не было. Поэтому, подумав, принесла из дома стул, забралась с его помощью на нижние ветки, потянулась повыше и привязала свою птичку к основанию одной из ветвей. С земли не видно. А летать среди колючих иголок, я надеюсь, желающих не найдется.
А вот встретиться с Анхеном я не только очень хотела, но и пыталась всеми возможными способами. Нет, лететь в Ичиасэ, чтоб разобраться во всем на месте, я, разумеется, не могла. Водить вампирские машины мне было не дано, а слуги не получали указаний вывозить меня куда-либо за территорию дома авэнэ. Но визуализатор, прекрасно заменявший вампирам телефон, и во многом превосходивший его, поскольку давал еще и изображение, в доме, разумеется, имелся. Активировать его самостоятельно я тоже, разумеется, не могла (ну не срабатывает вампирская техника на человеческие прикосновения!), но тут у слуг не было распоряжения мне перечить.
И Тхандл'гр'нр'рла терпеливо сидела со мной возле визуализатора, перебирая возможные точки вызова авэнэ. Дом Арчары молчал. Как мы выяснили потом, он был попросту продан, поскольку перешел Владыке, а тот не видел необходимости в сохранении за собой этой собственности. У Ясмины собственности в Ичиасэ зарегистрировано не было. Среди постояльцев гостиниц авэнэ тоже не значился. Подтверждение дала лишь служба общественного питания. Да, они имеют честь обслуживать светлейшего авэнэ. Но нет, доставкой ему они не занимаются, его слуги отбирают и отвозят ему еду лично. Как и возвращают остатки либо материал для утилизации. Нет, адреса они не знают. Был еще передатчик непосредственно у Анхена в машине. Но он был выключен. Просто выключен. Чем бы и где бы ни был занят Анхенаридит ир го тэ Ставэ, он предпочел, чтобы его не отвлекали. О его возможной женитьбе тоже никто ничего не слышал…
А приехал он по весне, как Лоу и обещал. Была середина марта, и заоблачный его сад благоухал ароматами цветов — знакомых и экзотических — заполнивших, казалось, все пространство вокруг. И по нежнейшему ковру весенних цветов он вел Ее — свою любовь, свою весну…
«Лоу не соврал», — было первым, о чем я подумала, увидев их вместе. Он держал в своей ладони ее тонкие пальцы, что-то говорил ей негромко, куда-то показывал, и улыбка ни на секунду не покидала его губ. Лицо его буквально сияло, а в глазах, стоило ему обратить их на спутницу, появлялось выражение безграничного обожания.
Она… Да, она и впрямь казалась Весной в этом цветущем саду. Красивая нереальной, сказочной красотой, сияющая счастьем, безумно похожая на собственного брата и, в то же время, совершенно другая — открытая, непосредственная, веселая. Невозможно белые волосы подстрижены коротко, по последней вампирской моде, а пронзительно голубые глаза вмещают небо.
Они идут через сад, поглощенные лишь друг другом, а я стою и смотрю… и смотрю…
И, надо, наверное, что-то сделать — подойти и поинтересоваться, как же он мог, вот так… или, напротив, сбежать от них, скрыться, уйти, чтоб только не видеть их счастливых лиц, не слышать его не нужных уже никому объяснений… Но я просто стою, не в силах сделать ни шага.
— Ой, качели, — восторженно выдыхает эта сказочная фея. — Ты помнишь, да? Ты распорядился восстановить их? Для меня? К нашему приезду?
— Едва ли бы я успел, — мило улыбается ей в ответ герой ее грез… и встречается взглядом со мной.
«Давай, расскажи», — мрачно сверлю его взглядом, — «расскажи этой восторженной дурочке, как ты их вешал. Не для нее, но под гнетом воспоминаний и в надежде, что однажды…». Злая усмешка кривит мне губы.
— Их повесил твой брат позапрошлым летом, — не переставая улыбаться, сообщает Анхен своей зазнобе. — Идем, познакомлю тебя кое с кем, — он решительно направляется прямо ко мне.
— Анхен, — заметив меня, его ненаглядная лишь смеется, — ты все такой же! Сто лет прошло, а ничего ж в твоем доме не поменялось! Девочки, цветочки, бабочки… Я словно опять вернулась в детство.
— Привет, Ларис, — он подходит ко мне вплотную и… обнимает. Крепко, нежно, искренне. Так, словно ничего же совсем не случилось. Словно не пропадал он почти на три месяца и не возвращался домой с молодой женой. — Как я рад тебя видеть, ты бы знала, — целует. В щеку, зарывшись рукой в мои волосы, прижавшись ко мне, вдыхая аромат. Затем спускается дорожкой поцелуев к губам, очень осторожно целует губы. Словно прислушиваясь к моим ощущениям, ловя искорки эмоций. А я… я… Мне горько до слез, но мне так приятно. Вновь чувствовать его внимание, его руки, его губы, его запах… Нет, голова не кружится от возбуждения, а горло перехватывает если только от горьких слез.
— Ну что ты, малыш, — его пальцы стирают покатившуюся по щеке слезинку. — Все хорошо будет. Все у нас теперь обязательно будет хорошо.
— Ты обещал, — только и могу вытолкнуть сквозь непослушное горло. — Ты обещал, а сам… только бросил…
— Лара, ну что ты придумала? Я же сказал — мне надо закончить с делами…
— И что теперь? Закончил? — интересуюсь, не скрывая горечи. Отстраняюсь, чтоб заглянуть в его глаза. Нечеловеческие, да. Без единой капли сомнений, неловкости или сожаления.
— Да, Ларис, — он просто расплывается в улыбке — широкой, шальной, счастливой. — Вот теперь уже точно со всеми делами закончил, — он чуть разворачивается в сторону своей распрекрасной, приобнимает ее одной рукой, мимоходом целует в сияющую счастьем щечку. — Осталось только расплеваться с Владыкой — и можем ехать.
— Куда, если не секрет? — тут же интересуется его любезная. Как и Анхен при разговоре со мной, она переходит на человеческий. — Ты, кстати, нас познакомить обещал. А сам?
— Знакомлю, знакомлю, куда ты так спешишь? — он чуть склоняет к ней голову, чтоб мимолетно коснуться виском виска. — Это Лариса, Ясь. Моя самая дорогая, самая любимая и самая невозможная человеческая девочка.
Я впечатлена, да. Это я ему не просто любимая, а самая любимая из всех любимых человеческих девочек! Впору начать гордиться. Впрочем, его «самая любимая из всех любимых» вампирских девочек, и по совместительству, как я уже нисколько не сомневаюсь, его жена, кивает на подобное его заявление весьма благосклонно.
— Лара, знакомься, это Ясмина…
— Дочка твоя, — «понятливо» перебиваю его я. Очень уж взглянуть хочется на реакцию. Но нет, ни капли смущения, только смеются весело. Довольные-э…
— Нет, Лар, дочка — это давно и неправда, — не прекращая улыбаться, сообщает мне Анхен. — Ясмина носит моего ребенка. И потому теперь она — моя жена, моя авенэя, — его рука обхватывает ее осиную талию, ладонь ложится на абсолютно плоский живот, пальцы чуть скользят по нему, даря мимолетную, едва ли осознаваемую им самим ласку. — А я — самый счастливый вампир на свете, — он блаженно жмурится, словно сытый кот, обхватывает меня второй рукой, и ведет нас обеих к дому, не переставая делиться впечатлениями. — Ты даже не представляешь, насколько свободным я себя чувствую. Я, наконец-то, никому — ничего — не должен! Я не осознавал даже, насколько меня гнетет эта проблема наследника. Весь этот долг, верности которому от меня требовали едва ли не с младенчества… А теперь — всё, я действительно сделал для своей страны все, что мог, и имею право просто пожить для себя… И даже где-нибудь очень далеко отсюда…
— Ты не слишком спешишь? — перебивает его Ясмина. — Ребенок еще не то, что не родился, он еще даже на материальном плане не воплощен…
— Яся, чего ты боишься? Этот ребенок уже есть, он существует, он создан. И, если б богам было не нужно его рождение, они никогда не даровали бы нам его с нашей первой просьбы. Этот ребенок родится, я знаю. И станет самым великим правителем в истории Эльвинерэлла…
Все, не могу больше этого слушать, не выдерживаю. Это самодовольное самолюбование, эта неколебимая уверенность, что я должна искренне разделить его радость… Выворачиваюсь из его рук и убегаю. Прочь, вдаль, в чащу. Не важно, лишь бы не слышать, не видеть, не ощущать…
— Что случилось? — несется мне вслед удивленный голосок Ясмины, вновь перешедшей на эльвийский.
— Лара очень необычная девочка, — еще слышу я объяснения Анхена. — Ей многое сложно, хоть она и старается… Собственно, именно поэтому мы и уезжаем.
— Но куда? Ты так и не говоришь…
— Ну… помнится, в детстве, ты очень хотела отправиться со мной в путешествие. Тогда я тебе отказал, а сейчас… Готов предложить в качестве свадебного кругосветное.
— Анхен! — от ее радостного вопля закладывает уши. Дальше, судя по паузе, следуют очередные объятья с поцелуями. А затем ее глубоко недоуменное, — но погоди, ты что, собрался везти нашу девочку за Границу? Но это же…
— Вот такой я неправильный вампир, — он лишь беззаботно смеется. — Найдем с тобой там для Лары хорошего мальчика, выдадим ее замуж…
Дальше я, наконец, не слышу. Мой очередной шаг оказывается шагом с платформы, я неловко падаю вниз, умудряясь ушибиться даже при падении на мягкую пружинящую пленку. В голове гудит, наружу рвутся судорожные рыдания. Бабочки, девочки, цветочки… Цветочки, девочки, бабочки… Я ничто, я всегда была для него лишь сорванной розой. Сорванной не им и по ошибке, и ее нужно было как-то спасать, пристраивать… Да, искать мне производителя, замуж меня выдавать… Что, собственно, изменилось с нашей первой встречи? Он тогда уже сообщил, что мальчики — на девочках, а вампиры — исключительно на вампиршах. Он миллион раз повторял мне это в самых разных формах. Он говорил о моем будущем муже — отце моих будущих детей — тоже едва ли не с первой встречи. И да, именно в этом ключе — он мне его подберет…
Почему, почему я пропускала все это? Почему мне казалось, что наша любовь — это что-то особенное для него, исключительное? Лишь потому, что она была особенной и исключительной для меня?
Анхен пришел через час. Или, может быть, через два. Или это всего пятнадцать минут прошло, а мне показалось — вечность. Подошел, обнял за плечи. Я неприязненно передернула ими, отстраняясь.
— Прости, — он не настаивает, присаживается рядом. — И спасибо, что не стала при Ясе… Я знаю, ты меня осуждаешь. И едва ли простишь, и едва ли поймешь…
— Но тебе плевать, верно? И на мое прощение, и на мое понимание. А иначе о твоей женитьбе я узнала бы как-нибудь иначе… Или и вовсе бы не узнала. Потому что ты сначала увез бы меня отсюда, как сам же мне предложил. И там, где у меня есть хоть какие-то шансы начать свою жизнь без тебя, ты расстался бы со мной достойно, и вернулся на родину — хоть жениться, хоть плодиться, хоть разводиться. И вот тогда бы я смогла тебя и простить, и понять, и даже не осудить — что делать, любовь проходит, ты не обязан любить меня вечно… Но подлости можно было и не совершать!
— Да я же не отказываюсь, Лара. Я отвезу. И ты сможешь начать без меня. Дело ведь не в любви или ее отсутствии. Дело в том, что наши отношения себя исчерпали, ты не можешь этого не понимать. Я пытался помочь тебе стать мне достойной спутницей. Но ведь тебе этого не надо. Ты не можешь принять мою жизнь. Ты продолжаешь ассоциировать себя с людьми, с рабами, стадами. А это путь в никуда, он тебя убивает. И пусть мы уедем туда, где нет ни одного вампира, я от этого вампиром быть не перестану. И способ питания там для меня лишь один — дикая охота. И все твои неврозы будут от этого лишь усугубляться, и перемена мест нам ничего не даст. Я не могу перестать быть вампиром, Лара. А вампир тебе не нужен. Никогда не был нужен. Ты превратила бы меня в мальчика Антона, если б могла.