.. Уверяю вас, не больше, чем кое-кем другим, - прибавила она и на его недоуменный вопрос, что она, собственно, имеет в виду, ответила лишь загадочной улыбкой.
- Я все-таки просил бы сказать.
Густа покровительственно прищурилась.
- Я говорю это только потому, что желаю вам добра. Вы ничего не заметили, правда? Например, как она относится к асессору Ядассону? Да и вообще Кетхен из таких... - Густа вдруг громко рассмеялась, такой оторопелый вид был у Дидериха. Девушка пошла вперед, он последовал за ней.
- К Ядассону? - переспросил он робко.
В это мгновение грохот машины оборвался, задребезжал звонок, возвещавший конец рабочего дня, со двора уже доносились удаляющиеся шага рабочих.
Дидерих пожал плечами.
- Меня нисколько не интересует поведение фрейлейн Кетхен, - сказал он. - Жаль, правда, старого пастора, если она действительно, как вы говорите... Вы точно знаете?
Густа отвернулась.
- Убедитесь сами, если не верите!
Дидерих польщенно засмеялся.
- Не гасите газ! - крикнул он механику, проходившему мимо. - Я сам выключу.
Двери тряпичного цеха, на которого выходили работницы, были настежь распахнуты.
- О! - воскликнула Густа, - как там романтично! - В сумрачном полусвете зала ей представилось множество красочных пятен на серых холмах, а поверх них - лес ветвей. - Ах, - сказала она, подходя ближе. - Что только не почудится в темноте... а это всего-навсего мешки с тряпьем и трубы отопления. - Она скривила презрительную гримаску.
Дидерих разгонял работниц, которые, в нарушение правил, расположились на мешках. Одни, едва закончив работу, взялись за вязанье, другие что-то жевали.
- У вас губа не дура! - рычал он. - На даровщинку греться! Вон!
Медленно, молча, без слова протеста, женщины поднимались и проходили мимо незнакомой дамы, с тупым любопытством оглядываясь на нее и тяжело, точно стадо, топая ногами, обутыми в мужские ботинки. Они уносили с собой удушливые запахи, среди которых жили. Дидерих в упор разглядывал каждую, пока не вышла последняя.
- Фишер! - крикнул он вдруг. - Что там у этой толстухи под платком?
Механик, по обыкновению двусмысленно ухмыляясь, ответил:
- У нее скоро ребеночек будет.
Дидерих с досадой повернулся к нему спиной.
- А я-то думал, что накрыл воровку, - поучал он Густу. - Все они крадут лоскутья. Да-да. Шьют из них детские платьица. - И так как Густа сморщила носик, он добавил: - Да ведь это роскошь для детей пролетариев!
Кончиками пальцев, обтянутых перчаткой, Густа подняла с полу лоскуток. Дидерих внезапно схватил ее за кисть и жадно припал к просвету на застежке перчатки. Густа испуганно оглянулась.
- Ах так, все уже ушли. - Она самодовольно рассмеялась. - Я сразу смекнула, какие такие срочные дела у вас на фабрике.
Дидерих состроил вызывающую мину.
- Ну, а вы? Что вас привело к нам сегодня? Убедились, что я не так уж плох? Конечно, ваш Вольфганг... Не каждый сумеет опозориться так, как он на процессе.
Густа возмутилась:
- Помалкивали бы. Вам никогда не дотянуться до такого благородного человека, как Вольфганг.
Но глаза ее говорили другое. От Дидериха это не укрылось; он возбужденно засмеялся.
- С вами он не торопится! Знаете, что вы для него? Горшок с колбасой и капустой, он предлагает мне помешивать его!
- Лжете, - с убийственным презрением бросила Густа; но Дидерих не оробел.
Вам никогда не дотянуться до такого благородного человека, как Вольфганг.
Но глаза ее говорили другое. От Дидериха это не укрылось; он возбужденно засмеялся.
- С вами он не торопится! Знаете, что вы для него? Горшок с колбасой и капустой, он предлагает мне помешивать его!
- Лжете, - с убийственным презрением бросила Густа; но Дидерих не оробел.
- С него мало, видите ли, колбасы и капусты, что в горшке... Сначала он думал, что вам достался миллион. Ну, а пятьдесят тысяч марок для такого аристократа не приманка.
Густа вскипела. Дидерих даже попятился - так она разбушевалась.
- Пятьдесят тысяч? Да вы что, спятили? Этого еще не хватало - выслушивать такие бредни! Когда в банке у меня в надежных бумагах триста пятьдесят тысяч! Пятьдесят тысяч! Да вы знаете, что я могу упечь всякого, кто распускает обо мне такие возмутительные слухи!
В глазах у нее стояли слезы. Дидерих бормотал извинения.
- Ах, оставьте! - Она вынула носовой платок. - Вольфганг хорошо знает, что получит за мной. Но вы-то, вы! Поверили бессовестным россказням и совсем обнаглели! - вскрикнула она. Ее пухлые розовые щеки дрожали от гнева, вздернутый носик побелел.
Дидерих овладел собой.
- Из этого вы можете только заключить, что вы мне и без денег нравитесь, - нашел он довод в свое оправдание.
Густа закусила губу.
- Кто вас разберет? - сказала она, бросая на него исподлобья капризный и неуверенный взгляд. - Для таких, как вы, и пятьдесят тысяч деньги.
Он решил, что разумнее промолчать. Она достала из своей позолоченной сумочки пушок и пудру.
- До чего же я разволновалась. А все из-за вас. - Но ее уже снова разбирал смех. - Ну, а чем еще замечательна ваша так называемая фабрика?
Он важно кивнул.
- Известно ли вам, на чем вы сидите?
- На мешке с тряпьем!
- Да, но на каком! В этом самом углу, вот за этими мешками, я застукал однажды рабочего и работницу в ту минуту, когда они... догадываетесь? Конечно, оба тут же вылетели вон, а вечером, да-да, в тот самый вечер... - в глазах его появилось выражение мистического ужаса, - парня застрелили, а девка сошла с ума.
- Это был... Ах, боже мой, это был тот рабочий, который задел часового?.. И за мешками...
Взгляд ее скользил по мешкам, точно искал на них следы крови. Густа в страхе придвинулась к Дидериху. Оба вздрогнули и посмотрели в глаза один другому: из них глядел один и тот же бездонный омут - не то похоть, не то безумие. Они со свистом дышали друг другу в лицо. Густа на секунду закрыла глаза - и оба рухнули на мешки, скатились с них, сплелись в тесном объятии и в темноте за мешками трепыхались, сопели, фыркали, - словно шли ко дну.
Густа первая выбралась в полосу света. Дидерих хотел удержать ее за ногу, но она лягнула его в лицо и с шумом выскочила из-за мешков. Дидерих благополучно вылез вслед за нею; пыхтя, стояли они лицом к лицу. Грудь Густы и живот Дидериха бурно колыхались. Первая обрела дар слова Густа.
- Для таких забав поищите себе другую! И как только я могла допустить! - И, свирепея: - Я же вам сказала: не пятьдесят, а триста пятьдесят тысяч!
Дидерих двинул рукой, как бы в знак раскаяния. Густа вскрикнула:
- Ох, и на кого я похожа! Вы думаете, я в таком виде пойду по городу? - Он опять испуганно посмотрел на нее и растерянно улыбнулся.