Совсем недавно он считал лучшими духами в мире запах порохового дыма и смоляных канатов, – я добавлял к ним дымок бивуачного костра и соленую свежесть океана, – а сегодня он надушился какими-то кислыми духами, – сестра плеснула! – «ландышевым одеколоном», напоминавшим уксус.
– «Здоро-во, милый друг… здоро-во, ме-э-льник!…» – выкрикнул он с порога, и я сразу почувствовал, что у него что-то радостное.
Недавно мы видели «Русалку», и Женька стал величать меня «мельником», когда был в духе. А в это утро он прямо сиял от счастья, и веяло от него отвагой. Пропев «мельника», он сунулся в окошко, потянул и ноздрями, и губами и потащил ветки в комнату.
Ната-ша, ангел мой,
Как счастлив я-а-а-а…!
Он дергал ветки, словно звонил на колокольне, задел и свалил подснежники.
– Что это ты такой?… – удивился я его резвости. – Денег дали?
– Так, хорошее настроение… – улыбнулся чему-то он, и его остренькое лицо стало глупым. – А ты все зубришь… – увидал он книгу и заглянул. – А, «Первая любовь»… Знаю, чепуха!
Я только хотел спросить, почему он такой парадный, мы же идем на «Воробьевку», но его восклицание потрясло меня.
– Как чепуха?! По-моему, это… прелесть! Я прямо… влюбился в героиню!… – Никакой и героини нет, а… размазано, больше ничего! – презрительно сказал Женька, отталкивая книгу. – Терпеть не могу сентиментальностей!
– Ноонаже страдала… от любви?!. – растерявшись, пробовал я отстаивать. – Ты нарочно…?
– Чушь. Почитай-ка про физиологию, узнаешь! – сказал он басом, напруживая горло.
Я был обескуражен. А он бухнулся на кровать, закинул ноги и стал насвистывать.
– А на «Воробьевку» как же?… Мы же условились… – говорил я растерянно, чувствуя, что случилось что-то.
– Сегодня не придется. Разные обстоятельства…
– Какие обстоятельства?
– Домашние…
Меня кольнуло. Я хотел упрекнуть его, но он перебил меня:
– На любовь, брат, надо смотреть проще. Как вдумаешься хладнокровно, с точки зрения… физиологии… – с важностью сказал он, словно читал по книжке, – просто… физическая потребность! Мужчина… гм!… – продолжал он басом, разглядывая Пржевальского на стене, – чувствуя прилив… гм… физической потребности,беретженщину, как добычу! Это совершенно просто. И с ней бы не так надо, как размазано у Тургенева твоего, а… иди навстречу физическому влечению!…
Когда он сказал – «берет женщину» и «физическая потребность», по мне пробежало искрой, и я смутился.
– Но… почему снейне так бы надо?… – спрашивал я растерянно, избегая глядеть в глаза. – Как же надо?… Я тебя не понимаю. У героя такая чистая, возвышенная любовь… к женщине… – с усилием выговорил я это, зазвучавшееновымслово, и сердце мое заликовало, – к прекрасной Зинаиде…
– «Во-звышенная»! – передразнил Женька. – Сама навязывалась, а этот слюнтяй Володька не сумел ее взять под жабры! Вон, Македонов-шестиклассник, влюбился – сразу и овладел. Теперь иживетс шикарной дамой, с бельфам! Так и снейбы. Если бы со мной было…
Зинаида светилась передо мной, но сладостьгрехаманила. Мне было жутко, и подмывало слушать.
– Но это же идеальная любовь! И тут… поэзия! – с восхищением спорил я. –Она,в своей ослепительной красоте…женщины… –выговорил я смущенно, чувствуя, что грешу, – была для него как небо, как… богиня, как идеал?!
Я смотрел в изумрудные листочки, иновое –открывшееся мне счастье – переполняло душу. Милая! – отзывалось в сердце.
– Хо-о!… – засмеялся Женька каким-то бесстыжим смехом. – Даонасамая настоящая гете-ра! сколько хочешь!… Сама лезет – и хватай под жабры! – сделал он пальцами, словно помял резину.
– Подарил бы ей там душков, прокатил бы на лихаче в Сокольники… а он со стенки прыгнул, дурак! Отец его понимал, в чем штука, хлыстом ошпарил! С женщинами надо всегда решительно!… И он затянул песенку про «Анету»:
Рраз Анета,
Без корсета,
Вышла в залу,
Неодета…
Я не узнавал Женьку! У него даже голос изменился, стал каким-то расслабленным и наглым, и манеры стали нахальные, словно его испортили.
– Женька!… – кинулся я к нему, – услышат!! Это же… Мы же дали слово не осквернятьсятакимимыслями, грязными разговорами…! Помнишь, как у Сергия-Троицы с старцем Варнавой говорили!…
– В каждом индивидууме должна происходить ломка… убеждений! Прогресс идет вперед. В последнее время я много узнал из споров с очень развитыми людьми! К нам, к сестрам, приходят студенты-медики и даже приват-доцент! Спорим… Есть идеализм и реализм! И есть две дороги – жизнь со всеми… гм… страстями и наслаждениями, и монастырь! Я выбираю дорогу наслаждений и борьбы за право на счастье, чтобы все страсти и потребности… находили полное удовлетворение естественным путем!… – сказал он бесстыжим тоном, распирая кровать ногами. – Быть жертвой женских капризов недостойно мужчины! Иначе он будет влачить жалкое состояние раба и… не совершит подвигов!
– А знаешь, и я бы прыгнул кееногам! – вырвалось у меня в восторге, и закололо в носу от счастья.
Она, чистая и прекрасная, представилась мне так ярко, склонилась ко мне так нежно… И я закричал на Женьку:
– Ты оскорбляешь идеалы! Женщина – это… божество!
И виденное во сне сегодня, чего я совсем не помнил, – как будто мелькнуло мне.
– Да, я непременно бы прыгнул к ногамее!Пусть я сломал бы ногу, но… чувство выше ноги!…
– Ты уж блоха известная! – сказал Женька, сплюнув уголком рта, как всегда делают бандиты, и встал с кровати. – «И-эх, да на последнюю да на пятер-рку… наймем с ми-лай ло-ша-де-эй!…» – затянул он разнузданно и вытащил розовую коробочку с «Голубкой»… – Не трусь, я в окошко буду… Все чепуха… Почитай-ка физиологию… Лью-иса!… – сказал он, расставив ноги и выпуская в ноздри густыми струями дым, как всегда делают матросы. – В сущности любовь происходит от раздражения… нервов, факт! Доказано на лягушке! Поговори с медиками… Например, Базаров у Тургенева… такой же взгляд. У нас спорили, и я согласен с медиками, а не с сестрами. Только приват-доцент колеблется. Доказано, что если мышам давать только воду, они могут жить, а любви и потомства у них не будет! Факт!… Даже и поэзия прямо смотрит. Декамерона как-нибудь притащу… тогда увидишь!…
– Ах, гости у вас!… – хихикнула в дверь Паша и убежала. Должно быть, хотела убирать комнату. На Женьку она всегда смеялась, а он напускал суровость. Так и теперь случилось: Женька насупил брови.
– Недурна девчонка! Только не советую тебе, рано. Лучше занимайся гимнастикой. Впрочем, она для тебя… богиня, не опасно.
Мне стало стыдно, что я написал стишки, и я сказал, стараясь прикрыть смущение:
– Да, я признаю только идеальную любовь!
– А если она вдруг сама придет к тебе ночью, с распущенными волосами?…
– Как же она… может ко мне прийти?! – изумился я искренно и тут же вспомнил, – «а она ведь ко мне входила, когда принесла подснежники!» – Неужели сама женщина… может прийти к мужчине?! Это же неприлично… – ужаснулся я, сознавая, как мне приятно, что Паша ко мне входила.
– Это бывает часто, потому что… физи-оло-гия! – сказал Женька уверенно. – Когда мужчина нравится женщине… Со мной раз было, когда гостил на даче у Соколова… гм!… Там была одна дама… очень эффектная…
– Да?!. – задохнулся я от волнения, – что же было?…
– Что… Понятно, пал!… – небрежно ответил он, отводя глаза.
– Ты… пал?! – ужаснулся я, чувствуя жгучее любопытство услышатьвсе. –Но ты же мне не рассказывал… Неужели ты…?
– Обэтомне говорят. Лучше заниматься гимнастикой. Он проделал несколько упражнений.