Мельтюхов, пытаются доказать, что в соответствии с ним проводились конкретные организационные мероприятия, а это, по их мнению, было бы невозможно, если бы документ не был одобрен на самом верху. Кроме того, было обращено внимание на содержащееся в так называемом "Неопубликованном интервью" А.М.Василевского указание на тот факт, что отсутствие подписей под "Соображениями..." не означаело отклонение их руководством: "Все стратегические решения высшего военного командования, сообщал А.М.Василевский, - на которых строился оперативный план, как полагали работники Оперативного управления, были утверждены Советским правительством. Лично я приходил к этой мысли потому, что вместе с другим заместителем начальника Оперативного управления тов. Анисовым в 1940 году дважды сопровождал, имея при себе оперативный план вооруженных сил, заместителя начальника Генштаба тов. Ватутина в Кремль, где этот план должен был докладываться наркомом обороны и начальником Генштаба И.В.Сталину... Никаких отметок в плане или указаний в дальнейшем о каких-либо поправках к нему в результате его рассмотрения мы не получили. Не было на плане и никаких виз, которые говорили бы о том, что план был принят или отвергнут, хотя продолжавшиеся работы над ним свидетельствовали о том, что, по-видимому, он получил одобрение". Косвенное свидетельство правоты Василевского содержится непосредственно в тексте документа от 15 мая: пункт VII гласит: "Задачи Военно-морскому флоту поставлены согласно ранее утвержденных Вами моих докладов" - таким образом, составители прямо указывают, что предшествующие этому варианту "Соображения" получили одобрение И.В.Сталина.
Тем не менее, большинство исследователей пришло к выводу, что "Соображения..." от 15 мая 1941 г. были отклонены руководством. О.В.Вишлёв приводит в этой связи сообщения германской разведки, полученные в Берлине в июне 1941, свидетельствующие о негативной реакции Сталина на проект. Некоторые исследователи ставят под сомнение даже сам факт того, что эти "Соображения..." были доложены Сталину. Однако, как справедливо заметил П.Н.Бобылёв, научные проблемы не решаются большинством голосов.
Вопрос о правомерности той или иной интерпретации майских "Соображений..." Генштаба ставился в зависимость от содержания всего комплекса связанных с ними документов военно-оперативного планирования, относящихся к маю - июню 1941 года: к комплексному исследованию этих документов призывали и М.И.Мельтюхов, и Ю.А.Горьков. После публикации в 1997 году, пусть и частичной, директив Генштаба командованию приграничных военных округов, планов прикрытия, разработанных в округах в конце мая начале июня на основании этих директив, директив штабов этих округов подчинённым им армиям стало возможным утверждать, что планы, с которыми советские вооружённые силы вступили в войну, носили оборонительный характер. П.Н.Бобылёв, однако, указывает, что это не может служить доказательством отсутствия у советского руководства намерения нанести упреждающий удар, поскольку "...оборонные мероприятия планировались в округах вне всякой зависимости от реакции Сталина на предложение об упреждающем ударе и на майский план Генштаба в целом".
Выше уже было сказано: "Соображения..." не содержат прямых указаний на то, что их составители предполагали открыть военные действия наступлением Красной Армии. Единственным свидетельствовать в пользу того, что Генеральным штабом такой вариант развития событий не исключался - это замечание М.А.Гареева о плане, датированном 11-м марта 1941 г. Если верить М.А.Гарееву, этот вариант "Соображений..." содержит вписанную карандашом фразу: "Наступление начать 12.6".
Очевидно, историкам ещё предстоит найти объяснение этому факту: является ли указанная дата лишь тем ориентировочным сроком, к которому Генеральный штаб рассчитывал завершить сосредоточение и развёртывание в случае своевременно начатых подготовительных мероприятий, и, следовательно, Красная Армия могла бы перейти в наступление, или же составители предлагали эту дату как время начала войны. К сожалению, исследователи получили возможность ознакомиться лишь с небольшой частью имеющихся в архивах материалов. Многие из опубликованных документов (к ним относятся и "Соображения..." от 11 марта) приведены в сокращении. Это создает предпосылки для разных интерпретаций.
Окончательную точку в дискуссии о подготовке Генеральным штабом Красной Армии упреждающего удара ставить рано. В то же время, необходимо подчеркнуть: речь в дискуссии идёт именно об упреждающем ударе, который рассматривается исследователями как "способ сорвать готовящееся нападение Германии на СССР". Между тем, некоторые историки увидели в документах советского предвоенного планирования доказательство агрессивности "сталинского режима" и свидетельство намерения советского руководства совершить нападение на Германию в целях "советизации Европы". Учитывая особое место, которое занимала полемика по этим вопросам в литературе последних лет, значительное количество публикаций, посвящённых на эту тему, а также широкое распространение версии о намерении Сталина завоевать Европу, целесообразно более подробно рассмотреть содержание дискуссии.
Подготовка СССР упреждающего удара по Германии: границы дискуссии
В 80-е - начале 90-х годов на Западе (прежде всего в Германии) произошло оживление правоконсервативного (называемого ещё "ревизионистским") направления в историографии, пытающегося реанимировать версию о превентивном характере войны Германии против Советского Союза. Г.Городецкий в этой связи отмечает поразительные метаморфозы, которые претерпела немецкая историография после объединения Германии. Это оживление не в последнюю очередь связано с появлением ряда рассекреченных советских документов, а также с изменением позиции некоторых советских историков в отношении предвоенной политики СССР.
Обвинение Советского Союза в подготовке нападения на Германию летом 1941 г. впервые официально прозвучало в заявлении Шуленбурга, сделанном им сразу после начала войны советскому правительству, и в меморандуме, вручённом в тот же день советскому послу в Берлине. Что касается историографии, то миф о том, что нападение Германии на Советский Союз носило превентивный характер, появился сразу после войны в работах бывших генералов и офицеров вермахта, а также чиновниках третьего рейха, стремившиеся оправдать своё участие, часто активное, в подготовке и осуществлении плана "Барбаросса". Они заявляли, что СССР был намерен завоевать всю Европу, и если бы Сталин и не напал бы на Германию в 1941 году, то непременно сделал это позднее, поэтому они и поддержали "решение Гитлера начать превентивную войну с целью сдерживания советской экспансии". Германия в выступлениях этих авторов рисовалась как "хранительница Европы", "барьер против распространения коммунистического панславизма".
Показу несостоятельности тезиса о превентивности гитлеровского нападения 22 июня 1941 г. советские историки уделяли немало внимания, доказывая, что в 30-е годы советская дипломатия прилагала огромные усилия для предотвращения войны, последовательно боролась за организацию коллективного отпора агрессорам. Приведённые ими факты свидетельствовали, что версия о превентивности гитлеровского нападения была сфабрикована нацистской пропагандой перед 22 июня 1941 г..