– Чем могу, – сухо бросила я. – Мне еще никогда не приходилось откровенно выступать за Высшие Силы, за Силы добра. Война идет постоянно, но большинству из людей, и даже экстрасенсам, удается прожить целую жизнь, не увидев боевых действий. Разве что в кино. А сейчас, Васька, я готовлюсь к битве. Смекаешь? Хотя я-то ни разу не боевой маг. Потому что не могу не готовиться и не могу оставить все так, как оно есть.
– Охренеть, – мрачно произнес Ларри.
– Угу. Итак, сколько людей… запытал некромант?
– Тринадцать известных, – с горечью ответил Ларри. – И, видимо, стаю ворон с голубями, видел еще черепа собак. Думали, дворники туда трупики сбрасывали. Но если ты говоришь… опять-таки из моего опыта и его педантичности следует, что в идеальном случае он убивал только тут. Так что можно предположить, что тринадцать – это весь его… стаж.
– Ага. Тринадцать за довольно много лет. Теперь дальше. А сколько народа погибло в дрянном домике за неделю?
Ларри уставился на меня круглыми глазами.
– Зло пробудилось, и всем нам гореть в геенне огненной. Грош мне цена как экстрасенсу, журналисту и Шерлоку Холмсу. Мерлин же пришел предупредить. Парень чудной, у него врожденная сопротивляемость к любым экстрасенсорным и паранормальным воздействиям. Он неподвластен… злу. Тоже Дар такой. Иммунитет. Он должен был погибнуть. Пережил нечеловеческий ужас. Когда тот, кого некромант поднял в подвале, прошел через его сущность и через его квартиру. Видимо, через первую в дрянном домике. Может, Олег даже умом слегка тронулся, потом посмотрим. Но у него хватило силы сделать портрет не самого зла, естественно, а, видимо, действительно некроманта. Хватило сообразительности написать статью о конце света и притащиться к тем, через кого он подсознательно надеялся оповестить как можно больше людей, – к журналистам популярной газеты! Но… у кое-кого… не хватило сообразительности его понять. Это я сейчас такая… умная. Тут некромант и обнаружил… утечку информации.
– А Мерлин каким-то образом стреканул в редакцию, – задумчиво заметил Ларри. – Спасаться.
– Может, – продолжала я, – и вправду почувствовал защищенную зону, может, бессознательно околачивался поблизости, ждал понедельника, поскольку дома ему было находиться опасно, а Дуня не отвечала. Может, отводил зло от своего дома, как умел. Как куропатка уводит лису от выводка. Такая подсознательная защита места гнезда. Или думал, тут не найдут. Или ничего не думал. Скорее всего, ему и некуда было идти. Мерлин чудак, друзей у него мало и практической сметки ноль. Мама, бабушка, единственный мальчик, ути-пути…
– Похоже, – согласился Ларри.
– Но я думаю, что Мерлину немного помогли. И оформить свои подозрения, и набраться решимости идти в редакцию, и спастись, когда его настиг Панда.
– Дуня?
– Нет. Про Дуню ничего не могу сказать, кроме того, что она, видимо, увлекается магическими практиками, иначе бы в подвал с нарисованными символами ее кулон не попал бы. В подъезде Мерлина точно живет еще человечек со светлым Даром. Слабеньким, но очень светлым, как… солнышко. Этот человечек отчасти оградил кого смог и чуть-чуть оберег Мерлина. Надо искать. Надо расспросить этого… человечка.
– Почему человечек? Почему ты так говоришь?
– Судя по тому, что я ощущала там, это или старенькая бабушка, или девочка, – ответила я. – Она – это точно женщина – знакома с Мерлином, хорошо к нему относится, но своим Даром пользуется неосознанно или неумело, она не была или пока не была инициирована и обучена.
– Так. А что у нас на фотке-то было?
– Да ничего, – с досадой сказала я. – Космы немытые длинные, как у Мерлина, жидкая бороденка, тоже длинная, узкое лицо, глубоко посаженные глаза с темными мешками под ними, и то ли дефект, так сказать, съемки, то ли нарисовано, то ли шрам в виде Z на лбу. Может, даже татуировка. В целом неприятная и вполне типичная физиономия. Фотка была на редкость поганой, они зря так забегали. Никого по ней достоверно идентифицировать невозможно. Хотя… если человека хорошо знать и если опубликовать его фото в газете…
– Ну… может, они-то в открытую с силами Добра и Света в виде российской полиции тоже пока не сражались, – пробурчал Васька. – Лажают. Перебарщивают. Так и прокалываются. Человек на потолке на шурупах из клейстера привлекает гораздо больше внимания, чем тыща первая статья про конец света.
Я вроде как незаметно поправила стринги сзади. Это просто пытка какая-то, а не трусы. Правда, как они оказались в комоде сверху?…
– Ну как тебе мои построения?
– Если бы поменьше экстрасенсорики – было бы просто прекрасно, – честно ответил Васька. – А так… так что там пробудилось? Саурон, Горыныч, Кощей?
– А ты позвони жене, попроси, пусть возьмет на пару дней георадар у коллег, – предложила я. – Надо посмотреть, что под домом. Только чтобы сама Катерина туда ни шагу. Как только я восстановлюсь, схожу сама.
Ларри замолчал, бултыхая ложкой в чашке.
– Так, и что у нас на сегодня в плане культурной программы?…
– Иди к Кате. Внимательно так иди, – сказала я. – Вот тебе. – И я прицепила на руку Ларри браслет моей Наставницы. – Не снимай, можешь спрятать под рукав, чтобы не было видно, или положить в карман штанов, если стесняешься. Я через него буду знать, если на тебя или на Катю что-то сделают. И отдыхай. Нам дорога каждая минута. Если некромант убивал по одному человеку в пару лет, то… Саурон будет убивать десятками. Завтра с утра спроси сводки из соседних домов, сам увидишь. Есть в этом пробудившемся зле что-то такое… материальное. Определенное. Оно идет по Москве во плоти. И скорее всего, его путь мы сможем отслеживать по… трупам.
– Никуська… мне теперь страшно, – честно признался Вася.
– Так и должно быть, – сказала я. – Я пока соображу, кого можно позвать на помощь. Дело такое. Если это… не остановить…
– Саурона…
– Ага… он выкосит множество людей. А когда он усилится, он заблокирует экстрасенсов со светлым Даром и… и образует темную зону. Ну, Барад-Дур.
– Воронку проклятия, – вдумчиво констатировал начитанный Васька.
– В таких ситуациях никто не может проанализировать, что происходит, – продолжала я. – Экстрасенсы попросту бегут, а если и говорят что-то – их не слушают. Вступить в единоборство с какой-то древней негативной сущностью, набравшей злобной мощи за столетия, никому не охота. Большинство надеется на то, что само рассосется. Ну, скажем, в Германии рассосалось… со временем.
– Гитлер был демоном? – спросил окончательно офигевший Васька.
– Нет. Он был, как и все, под влиянием темной зоны, – горько сказала я. – Мессинг пытался предупреждать и противостоять по мере сил. Гитлер сам по себе ничего бы не значил – за ним пошла нация. За ним выросли гестапо и пыточные застенки, геноцид, лагеря смерти. Оно как, нормально выглядит? Это вот тебе яркий такой пример пробудившегося зла. Родственного тому, которое мы имеем в столице нашей родины на сегодня.
– И куда оно потом делось? Зло?
– Васька, кто же знает? Я только в курсе, что та война велась на разных уровнях. Каждая молитва жены советского солдата работала в плюс… все эти «жди меня, и я вернусь»… это помимо собственно схватки Света и Тьмы, о которой мы можем догадаться, но наверняка не узнаем. Даже американские масоны помогали, кривлялись, но помогали. Союзники. Ну, в целом – ты понял меня? Ты расследуй, ищи некроманта, но сверхзадача – понять, кто был под подвалом, найти и уничтожить его, пока он не вырос с Кинг-Конга. В энергетическом смысле. Ты понял? Всех ищем. Майю, Панду, некроманта и… и зло.
– М-майа-ааа… – простонал сквозь сон Чед.
– Ники, – совсем жалобно протянул Вася, – как зло может выглядеть? Когда пора стрелять?
– Без понятия. Но оно воплощено в живом существе.
– В человеке?
– Возможно, в коте, – задумчиво произнесла я. – Или… в бывшем… коте.
– Час от часу не легче. Сколько котов в Москве…
И мы надолго замолчали.
– Ладно. В самом деле, пошел. Есть ощущение, что все надо ускорять… но все-таки утро вечера мудренее. – Ларри встал. – Ты здесь как… как?
– Я здесь закроюсь на обычный засов, ибо против лома нет приема, – ответила я. – А магические контуры остались целыми, я защищена. Я скорее за вас всех боюсь. Если вдруг… Панда нападет, не сопротивляйся.
– Чего? – возмутился Васька.
– Ничего. Делай, как говорю. Наклони голову. Убери взгляд в землю. Помнишь, мы читали истории про горных горилл? Не смотри ему в глаза. Не переборешь. Как с доминантным самцом гориллы. И сразу говори – сдаюсь. Сра-зу!
– Чего это?
– Потому что, – терпеливо продолжала я, – ты умнее Чеда. Боевой маг имеет одно существенное ограничение. Если я ощутила верно и у него не темный, а смешанный Дар, он не имеет права убить сдавшегося противника. Не имеет права убить без боя. У воинов свои заморочки. Но если ты вдруг вытащишь пистолет… ваши шансы равны. Ты – воин на страже права и порядка. Он, скорее всего, принес присягу некроманту. Вы можете биться.
– Биться, – сказал Васька. Глянул на себя в зеркало прихожей на стене. Брюшко, рост средний, весьма отчетливая лысинка, пока еще не облагороженная ежиком, а стыдливо прикрытая жидковатыми русыми прядками, второй подбородок. Глаза и кисти рук хороши, такие, какие должны быть… у воина. И все же.
Я знала, что Ларри страшно. Даже будучи полицейским, он-таки оставался робким домашним парнем. Умным, своим, родным, но – не воином в полном смысле этого слова. Ему было хорошо в отделении полиции, не связанном напрямую с тяжелыми расследованиями и острыми ситуациями. Бытовуха, оставленные сумки с подозрением на взрывчатку, воровство… да.
Мне тоже было страшно, а потому надо было остаться одной, чтобы Ларри ушел, восстановить порванную поисковую паутину, силы, мужество. Потому что только я могла защитить своих друзей, и в первую очередь Ларри.
Мне казалось, катана вопьется в его горло, как только он перешагнет порог моей квартиры. А поэтому я проводила его до лифта, стараясь себя убедить, что если Панды нет тут – его нет и внизу, у подъезда. Оставлять спящего Чеда тоже не стоило.
– И еще, Васька… суккуб. Юная стройная красотка. Помни о Кате. Помни о спине Чеда. Все будет стоять колом, не обращай внимания. Думай о долге, о безопасности, о тринадцати трупах. Ладно?
– Я попробую, – неуверенно сказал Васька, дотошно оглядел внутреннее пространство прибывшего лифта и по стеночке забрался в кабину. – Ники… и ты… того. Подумай, как и себя обезопасить. Ладно?…
Я вернулась домой и, закрыв дверь, некоторое время сидела на половичке, прислонившись к косяку спиной. Думала. Пыталась понять, не переборщила ли я, не ошиблась ли с выводами и что делать, если нет.
Затем нагнулась к древней калошнице, прикоснулась к ее уголку лбом.
– Деда Гоша… деда, помоги, пожалуйста…
Я не знала, сколько пар обуви у меня в доме. Может, сто, я обувь любила. Вся она была там, внутри калошницы.
Все ботинки, туфли и сапоги были вычищены и приведены в идеальный порядок. Я не знала, что такое набойки, наклейки, неудобная колодка. Я всегда брала любую, какая понравилась, бросала ее, где придется, – но с утра находила в калошнице или рядом, в идеальном состоянии, идеального размера. То же самое было с обувью моих гостей. Домашние тапочки по размеру и числу посетителей самостоятельно выставлялись из калошницы на коврик точно к их приходу. Поэтому ни Чед, ни Татьяна, ни Ларри также не испытывали проблем с ботинками, туфлями и всем прочим. Я знала, что, если принести ко мне в дом обувь человека, страдающего стопами, и подержать с недельку, а потом вернуть, ноги за месяц-два исцелялись. Стопы, вены, колени, тазобедренные суставы… выше мой домовой не забирался.