Кто бросит камень? Влюбиться в резидента - Виктор Давыдов 2 стр.


— По какой надобности, если не секрет?

— Я по линии потребсоюза, — коротко бросил пассажир.

«Ишь, какой неразговорчивый. Сейчас мы тебя растормошим», — задорно подумал Николай.

— Так мы с вами, почитай, коллеги. Я тоже по этой части раньше работал. А откудова будете? — он решил сыграть роль простоватого чиновника районного масштаба, полжизни проведшего в командировках и которого хлебом не корми, а дай поговорить обо всем и ни о чем конкретно.

— Из Минска, — парень отвечал нехотя, показывая, что не расположен к пустопорожней болтовне. Но Прохоров не отставал:

— Ой, хороший город. Я, когда в заготзерне работал несколько лет назад, был у вас там в командировке, — Прохоров почувствовал, как парень внутренне напрягся. — Вокзал-то будут расширять или как?

— Уже начали, — уверенно ответил попутчик.

— Стройка у вас большая намечалась, по всему видать. Это хорошо. Особливо в центре мне понравилось, ну там, площадь Ленина, Советская улица, другие. В кино нас водили, как он, этот кинотеатр-то, прозывается, запамятовал? «Червонная…» Как это?

В глазах у парня мелькнула еле заметная неуверенность, сменившаяся облегчением.

— А, «Червонная зорка». Хороший кинотеатр.

Прохоров решил немного отпустить и, подделываясь под белорусский говор, произнес:

— Во, точно, «Червонная зорка». А вы на какой улице проживаете?

— На Опанского.

«Сейчас еще раз проверим на вшивость», — подумал Николай.

— Где-то слыхал про такого… Этот Опанский вроде герой Гражданской войны?

— Да, кажется так.

«А этот парень начинает мне все меньше нравиться. Жителю улицы Опанского грех не знать, в честь кого она названа…» А Прохоров знал. В тридцать пятом году он в составе комиссии центрального аппарата Главного управления госбезопасности НКВД был с проверкой в Белорусском военном округе, которым тогда командовал Уборевич. Кто бы мог подумать, что всего через два года практически все руководство округа будет смещено со своих постов и арестовано. В Минске они пробыли три дня, в последний день им устроили экскурсию по городу, поэтому Николай так свободно оперировал некоторыми названиями. Правда, фамилию Опанского он знал по другой причине.

— Слушайте, а вы как насчет пива? — Прохоров решил сыграть еще один кон.

— Не знаю, я не большой любитель…

Но сыщик уже не слушал попутчика. Он еще до прихода в купе заказал проводнику пару бутылок «Жигулевского», желательно минского. Так что одна нога здесь, другая там — и на столике уже красовались две бутылки и два стакана.

Как ни величался Полосатый, но предложенный тост за Первомай и за товарища Сталина вынужден был поддержать. Первый выпили махом до дна, а вот когда принялись за второй, то Прохоров невинно спросил:

— Ну, как «Жигулевское»?

— Неплохое пиво, — чувствовалось, что парень был рад угощению.

— Действительно, отличное пиво. Странно: когда я был у вас в тридцать пятом, то «Жигулевского» не попробовал. «Баварское» пил, еще чего-то такое пользовал. Даже каким-то «Экспортным» нас потчевали, а вот «Жигулевского» не встречал.

— Ну, значит, просто не повезло, — сочувственно заметил парень.

— А может, не делали раньше-то?

— Ну как не делали? Делали давно, я его иногда раньше употреблял. Просто так у вас получилось. Зато сегодня попробовали.

— Значит, как говорится, исправил упущение, — сыщик улыбнулся. В разговоре возникла пауза. Парень допивал пиво, а Прохоров лихорадочно соображал, что делать в сложившейся ситуации. Приняв решение, он встал:

— Пойду еще спрошу, может, завалялась у проводников бутылка-другая.

Выйдя из купе, он нашел сержанта. Растолковав тому, что он должен сделать, попросил того повторить задание. Сержант доложил по форме: сойти на первой же станции, позвонить в Москву в Главное управление госбезопасности и пригласить к телефону капитана Свиридова, рассказать тому про Прохорова и попросить, чтобы его встретили, желательно люди от Николая Николаевича. Сержант должен передать приметы Прохорова и предупредить, что в руке у того будет газета «Известия». Ну а своим надобно сообщить, что задерживается старший лейтенант милиции Прохоров по причине проверки важной оперативной информации.

Вернувшись в купе, Николай огорченно развел руками и доложил, что пивом разжиться не удалось, все у всех закончилось, хотя он даже в соседний вагон бегал. Усевшись на свое место, он достал «Известия» и сделал вид, что внимательно читает фельетон. Как опытный опер, Прохоров понимал, что все его подозрения косвенные и не тянут на подключение к проверке сил и средств наружного наблюдения, или «Николая Николаевича», как часто контрразведчики между собой называли одно из подразделений второго, оперативного, отдела ГУГБ. Однако интуитивно он чувствовал, что с пассажиром надо было работать, и надеялся на поддержку Свиридова.

Фельетон в «Известиях» ему не понравился, и он отложил газету. Попутчик вежливо поинтересовался, нельзя ли ее посмотреть, предложив на обмен «Огонек». Николай, погруженный в свои мысли, полистал журнал и на последней странице наткнулся на кроссворд. «Вот то, что тебе нужно. Отвлекись и расслабься», — он достал из кармана ручку-самописку и, спросив разрешения Леонида, начал заполнять клеточки. Дело продвигалось быстро, пока он не дошел до вопроса: «Немецкий философ XVIII века». Убедившись в отсутствии собственных познаний в этой области, Прохоров проговорил вопрос вслух и безнадежно воззрился на соседа. Каково же было его удивление, когда тот, почти не раздумывая, произнес:

— Кант.

И повторил:

— Иммануил Кант.

Николай посчитал клеточки:

— Не подходит. Здесь слово из восьми букв.

Парень наморщил лоб, но потом пожал плечами. Поезд набирал ход. За окном купе промелькнула фигура сержанта, быстро шагающего к зданию станции. «Ну, надеюсь на тебя, сержант Меньшиков, не подведи… только бы Свиридов оказался на месте», — в голову опять гуртом полезли всякие мысли. Николай встряхнулся и снова углубился в кроссворд.

Глава третья

Вот и Белорусский вокзал. Именно он, скрывшись полтора года назад за последним вагоном поезда, увозившего Прохорова из Москвы, стал границей между той, прошлой, и нынешней жизнью Николая. Тогда он уезжал с ощущением, что жизнь закончилась, а вот что дальше? Мысли о будущем накатывали волнами и разбегались, как тараканы во все щели. О каком будущем могла идти речь? Уволенный из органов по состоянию здоровья, бывший старший лейтенант контрразведки не видел, ну никак не видел себя вне работы, которой отдал лучшие годы своей жизни. И надо же, как все развернулось… А все дядька его, областной милицейский начальник, уговоривший пойти в угро на «чугунку». И пошло-поехало, вот даже в Москву на Белорусский снова прикатил. А тут ничего за это время не изменилось. На здании вокзала портреты тех же вождей, те же лозунги. Хотя стоп! Лозунги-то те же, а вот кое-какие вожди новые. На ум пришло вычитанное где-то латинское выражение: «Sic transit gloria mundi» («Так проходит земная слава»). Не силен он был в иностранных языках, но это выражение запомнил крепко и часто вспоминал его, когда к месту, а когда и просто так. Сейчас оно вспомнилось как нельзя кстати. Прохоров взглянул на часы. Ну вот, Первомай-праздник уже несколько минут как вошел в Москву. Между прочим, могли бы и бодрой музыкой встретить. Впрочем, стоит ли будить трудовой народ столицы из-за его скромной персоны? — да и на перроне знакомая высокая фигура маячит, которой шумный прием совершенно противопоказан.

Из вагонов в объятия встречающих уже повалил народ. Попутчик взял чемодан, попрощался и пошел к выходу. Николай поспешил за ним, и на перрон они спустились друг за другом. Осторожный взгляд сыщика не выявил среди встречающих никого похожего на коллег, а высокий мужчина, на котором задержал свое внимание Николай, куда-то исчез. «Мартышка к старости слаба глазами стала», — выругал себя сыщик.

Принял, понимаешь, какого-то дылду за Свиридова. «Эх, сержант, сержант, такую песню испортил!» — от огорчения у Прохорова снова кольнуло в голове. Надо было как-то потянуть время.

— Вам в какой гостинице забронировали? — Николай ругнул себя за то, что вопрос пришел ему на ум так поздно.

— Я пока к знакомым, а потом посмотрим, может, у них и останусь, — спокойно ответил парень.

— Хорошо, когда друзья-знакомые в Москве есть, не надо о гостинице думать. А мне сейчас, как медному котелку… — Николай отчаянно сплюнул, и, надо сказать, получилось это у него весьма убедительно. Полосатый сочувственно вздохнул, развел руками и, еще раз попрощавшись, пошел с чемоданом по перрону.

И тут произошло то, что Николай видел в кинокартине «Чапаев», когда в самый критический момент психической атаки каппелевцев Василий Иванович на лихом коне врубился с красными конниками в стройные ряды белых офицеров, всех порубал и спас чапаевцев от разгрома. Точно так же, как в картине, из здания вокзала на перрон выскочил высокий мужчина в плаще и фуражке, в котором Прохоров тотчас узнал Свиридова. Не выпуская из виду пассажира, сыщик со страдальческой миной на лице побрел в сторону товарища. Замедлив шаг около Свиридова, Прохоров одними губами прошелестел:

— Вон тот, полосатый, — и указал на него взглядом. Тотчас Федор Ильич обернулся к молодому парню, следовавшему за ним, и повторил то же самое. Парень кивнул и заторопился за Лещинским.

Дожидаясь, пока преследуемый и преследователь уйдут с перрона, Прохоров глянул в сторону вагона. Пожилой проводник усердно протирал поручни. «Давай-давай, трудись, — по-доброму усмехнулся сыщик. — Товарищ Каганович, железный сталинский нарком, страсть как не любит грязь на паровозе и вагонах. Его подчиненные начальники в белых перчатках в вагон залезают, и не дай бог, если на них копоть окажется. Враз с поезда спишут. Ничего не поделаешь, железная дорога, она чистоты и порядка требует…»

Лещинский и его «провожатый» исчезли. Прохоров и Свиридов медленно дошли до конца вокзала, зашли за угол и только тут дали волю чувствам. Постояв какое-то время обнявшись, Федор Ильич ткнул Николая кулаком в плечо:

— Что же ты… уволился и как в воду канул?

— Так получилось, Федор Ильич, извини, — смущенно пробормотал Прохоров и посмотрел долгим взглядом в глаза товарища, в котором читалось: «Такое время, дружище, сам понимаешь…»

Глава четвертая

То, что Свиридов сам приехал на вокзал, стало для Николая приятным сюрпризом. И не потому, что его лично встречал начальник отделения Главного управления госбезопасности НКВД СССР. Они ведь были давно дружны, по службе шли почти нога в ногу и очень уважали друг друга. Свиридов не раз и не два отмечал перед начальством оперативное чутье Прохорова. Но сегодня все-таки было утро Первого мая и (это Николай знал точно) все начальство было задействовано в праздничных мероприятиях. Хотя, с другой стороны, час ранний, и полчаса на серьезный разговор у них есть. Прохоров коротко обрисовал ситуацию. Свиридов молча выслушал товарища, неопределенно покрутил головой и вздохнул:

Назад Дальше