– Звоните прямо сюда. Спросите Хефлера. Я думаю, офицеру флота не стоит объяснять, что дело секретное.
– Разумеется. Спокойной ночи.
Бывают же такие обтекаемые субъекты, думал я, спускаясь вниз на лифте. Если кому‑то предстоит обнаружить еще мертвые тела, хотелось бы, чтобы обнаружил их мистер Хефлер.
В любом случае я был рад, что ко мне все это больше не имеет отношения. По крайней мере, так мне тогда казалось. Часы у меня на руке показывали девять. Мери ждала моего звонка. Я позвонил ей в гостиницу с почты из автомата, и она сняла трубку после первого же гудка:
– Сэм? – В ее голосе прозвучало нетерпение.
– Прости за поздний звонок. Задержало одно дело. – Я не хотел говорить ей о смерти Бесси Ленд. Но Мери уже знала.
– Я видела газеты, Сэм. Я боюсь.
– Я тоже боюсь. Потому я и… – Я замолчал. Хефлер сказал, что дело секретное. Вероятно, говорить о нем нельзя было даже с Мери, хотя она знала почти столько, сколько я.
– Потому ты – что?
– Потому я и хочу тебя сегодня увидеть, чтобы развеяться.
– Я тоже. Но у меня есть для тебя хорошая новость. Новости не всегда бывают плохими.
– Я приеду прямо сейчас. Ты ужинала?
– Нет еще. Мне нужно двадцать минут, чтобы собраться.
– Но ни одной больше.
– Ты прелесть.
Мери повесила трубку, и я помчался домой переодеваться. Ужинать она пришла в темно‑синем трикотажном вечернем платье, в котором ее плечи выглядели ослепительно. Подобранные кверху светлые волосы, приоткрывая изящную шею, делали Мери похожей на яркий летний цветок на изящном стебле. Стоило мне ее увидеть, и настроение разом улучшилось. Она воплощала в себе все праздничное, светлое и радостное – словом, то, чего я был лишен целый год. Рядом с ее юной красотой, осенявшей теплым сиянием стол с горящей посередине свечой, мои сегодняшние злоключения казались невероятными. На время они обрели призрачность вымысла.
Когда мы пили мартини, Мери спросила меня о том, как умерла Бесси Ленд. Но Бесси Ленд уже переселилась в другую страну.
– Бог ведает, что случилось. Не знаю. По крайней мере, меня это больше не касается.
– Что ты имеешь в виду?
– Делом занимается полиция. Это их обязанность, а они полагают, что Бесси покончила самоубийством, значит, и я должен думать, что это самоубийство. – Под воздействием мартини, всосавшегося из моего пустого желудка в кровь, я добавил: – В отпуск я приехал, чтобы хорошо провести время, и проведу его хорошо, даже если половина Детройта разом вымрет.
– Ты довольно бессердечный, да, Сэм? – спросила Мери, сдержанно улыбнувшись.
– Как большинство людей. Только я откровенно сознался.
– Думаю, ты прав. Большинство людей слишком озабочены собой, чтобы беспокоиться о других.
Допив коктейль, Мери поставила стакан на стол. Она смотрела на меня с видом человека, который, узнав горькую правду, обрел силу.
– Конечно же я не совсем бессердечный, – продолжал я, – вскройте внешнюю оболочку, и вы найдете под ней жидкую, сваренную на молоке кашу из скисшего винограда и раненых чувств.
– Эта метафора стоит того, чтоб ее запомнить. Ты в самом деле такой циник или валяешь дурака?
– Не знаю. Я так долго торчал на флоте, что сам не знаю, какой я. Зато знаю, что ты мне нравишься.
Глаза Мери, полупрозрачные и неопределенного оттенка при свете свечи, смотрели на меня в упор.
– Не могу тебя понять. Кто ты: интеллектуал или невежда?
– И то и другое, – равнодушно заметил я, хотя и был втайне взволнован этим разговором. – Я интеллектуал среди невежд и невежда среди интеллектуалов.
– Я интеллектуал среди невежд и невежда среди интеллектуалов.
– Не слишком внятно. А что для тебя важно?
– Я думал, что хочу стать великим репортером. Вскрывать язвы больших городов и всякое такое, понимаешь? Но за последний год‑два это прошло.
– И ты ничего не хочешь? Если ты так скажешь, я закричу.
– Я вполне уверен, что хочу зарабатывать деньги. Как – не имеет большого значения. Это случилось с большинством моих знакомых на флоте. Перетрусишь до смерти пару раз, и весь идеализм испаряется.
Мери чуть приоткрыла рот и, судя по ее сосредоточенному виду, хотела что‑то сказать. Но тут как раз официант принес нам еду. Она промолчала. Несколько минут мы молча ели. Потом она заговорила:
– У нас осталось совсем немного дней для свиданий.
– Знаю. Еще две недели.
– Еще два дня. Мне предложили работу в Сан‑Диего. Это и есть моя новость.
– Мне казалось, ты говорила, что новость хорошая.
– Так и есть, потому что работа хорошая. На складе военно‑морского флота.
Меня огорчило, что она уезжает, и я проворчал:
– А я, скорей всего, демобилизуюсь, когда война кончится.
– Понимаю. Но, пока она продолжается, у меня будет ощущение, что я… понимаешь, приношу пользу. – Она слегка покраснела, и тон у нее был смущенный. – Сегодня я уже обо всем договорилась.
Я ничего не мог придумать в ответ, кроме:
– Жаль, что не смогу поехать с тобой.
– А почему бы и нет? – Она задорно улыбнулась.
– Может, и смогу. Ты уезжаешь через два дня?
– Если куплю билет. У меня есть льготы.
– В любом случае перед отплытием заеду в Диего попрощаться.
– Почему бы нам не поехать вместе в субботу? Мы бы отлично попутешествовали вдвоем.
Ее ясный взгляд, в котором отражалось мерцание свечи, таил в себе обещание тепла и света.
Ночью, лежа в своей холостяцкой постели, я думал о том, какое у нас могло бы получиться чудесное путешествие. Вообще‑то говоря, в Детройте меня ничего не держало. Моя девушка вышла замуж и отчалила. Большинство друзей – в армии, к тому же на других континентах. А единственный человек, который мне по‑настоящему дорог, едет в Диего и хочет, чтобы я тоже поехал.
Я заснул, так и не приняв решения, но утром оно было принято за меня. Меня разбудил телефон, затрезвонивший возле кровати.
– Лейтенант Дрейк?
– Слушаю.
– Это Хефлер. Мы только что получили сообщение по телетайпу. Мне кажется, вас оно должно заинтересовать. Вы, разумеется, не должны никому об этом рассказывать.
Я был сонный, к тому же с похмелья, поэтому ответил ему довольно сердито:
– У меня в комнате один‑два шпиона, не больше. – На второй кровати Джо Скотт, укрывшись с головой одеялом, спал как мертвец.
– Поймите, мы вынуждены принимать меры предосторожности, – произнес Хефлер тоном директора школы. – Я звоню вам, чтобы сказать, что нам кое‑что стало известно о местонахождении Гектора Ленда.
– Он в Детройте?
– Далеко отсюда. Негр, чьи приметы совпадают по описанию, три дня назад перешел мексиканскую границу в Тиа‑Хуане. Он воспользовался краденым удостоверением личности. Обратно не вернулся. На него организована облава.
– Очень признателен вам за звонок, мистер Хефлер.
– Я подумал, вам будет спокойней, если вы узнаете, что Ленда нет в Детройте. Всего наилучшего. – Он положил трубку.
Джо повернулся в постели и, застонав, сел. На его серой сонной физиономии проступила темная щетина.
– Кто, черт возьми, звонит в такую рань? – возмутился он.