Анна хорошо знала, что станция Низовье, на которой находилось оборотное паровозное депо, постоянно была забита составами. Рядовой машинист мог взять с этой станции лишь до полутора тысяч тонн груза, а Сергей брал по две тысячи с лишним и этим помогал разгружать станцию, всегда находившуюся под угрозой налета вражеской авиации. А раз уж он брал тяжеловесный поезд, ему нужен был беспрепятственный, свободный путь. Доронин к тому же и не имел возможности останавливаться на многих промежуточных пунктах — на них просто не поместился бы его состав.
То, что делалось Анной для Доронина, шло, конечно, на общую пользу, однако теперь все чаще приходила к Анне мысль, что на транспорте, где все находится в такой сложной взаимозависимости, рекорды одиночек иногда вступают в противоречие с ритмом работы многих участков железной дороги.
Нужно было разобраться в этом и найти какой-то выход, но Анна ничего пока не могла придумать. К тому же сегодня ее беспокоил не один только Сергей Доронин. Сегодня ее отец, Петр Петрович Рощин, впервые вел тяжеловесный поезд, и это одновременно и радовало, и тревожило Анну.
В диспетчерской комнате, в которой работала Рощина, был идеальный порядок, Тут находились лишь крайне необходимые для связи и контроля приборы. Ничто не должно было отвлекать внимания диспетчера от его главной обязанности — командовать движением поездов.
На столе перед Анной лежал диспетчерский график, покрытый тонкой сеткой вертикальных и горизонтальных линий, по которым она с помощью диспетчерского лекала цветными карандашами наносила пройденный путь поездов своего участка. Тут же на длинной складной подставке висел микрофон. Слева от него помещался продолговатый черный ящичек — селекторный аппарат с маленькими ручками-ключами для вызова станций. В складках материи, драпирующей стены диспетчерской, потрескивал репродуктор. Чуть пониже висели большие электрические часы. Прямо перед глазами — расписание движения поездов.
Повернув селекторный ключ, Анна вызвала Песочную.
— Как двенадцать сорок два? — назвала она в микрофон номер поезда отца.
— Прибыл по расписанию, — отозвался из репродуктора простуженный голос дежурного по станции Песочная.
— У него набор воды в Городище, а за ним следом Доронин идет с двумя с половиной тысячами. Не задержит он Доронина? Вызовите его к селектору.
— Понял вас, — отозвался дежурный.
А спустя несколько минут из репродуктора послышался голос Петра Петровича.
Анне хотелось сказать ему просто: «Папа, постарайся, пожалуйста, не подвести Сергея» и еще что-нибудь теплое, ободряющее, но вместо этого пришлось спросить официально:
— Вы знаете, Петр Петрович, что следом за вами идет Доронин с тяжеловесным?
— Знаю, товарищ диспетчер. Можете не беспокоиться — не подведу Доронина.
— Но у вас набор воды в Городище.
— Воды хватит. Обойдусь без набора.
«Молодец папа!» — радостно подумала Анна, но в микрофон сказала своим обычным официальным голосом:
— Тогда пропущу вас через Городище с хода.
Медленно текли минуты. Поезд Рощина по графику должен был проследовать через Городище только в пятнадцать часов сорок минут. За окном гремели зенитки, сотрясая стены здания, но Анна, казалось, не слышала ничего. Ее беспокоил лишь отец да Сергей Доронин с его двумя с половиной тысячами тонн важного для фронта груза. Сам командарм уже не раз справлялся о нем у начальника станции, и Анна знала об этом.
Трижды тяжело грохнуло что-то неподалеку от станции. С потолка на голову Анны посыпалась известка.
«Опять бомбят...» — с тревогой подумала она.
Но в это время раздался голос из репродуктора, и Анна уже ничего не слышала, кроме него.
— Диспетчер!
— Я диспетчер.
— У селектора Городище. Двенадцать сорок два прошел тридцать пять.
«Наконец-то», — облегченно вздохнула Анна, взглянув на часы. Стрелка их была на пятнадцати часах тридцати пяти минутах, но дежурный по станции Городище доложил Анне только минуты, так как в диспетчерской службе для лаконичности не принято называть часы.
Отец, значит, прошел Городище на пять минут раньше времени, предусмотренного графиком!
«Молодец папа! — мысленно воскликнула счастливая Анна. — Ты всегда был хорошим машинистом, а теперь помолодел словно. Непременно напишу об этом Алеше и Лене на фронт...»
И тут снова вспомнила она Сергея. Это ведь он вдохновил ее отца на такой подвиг...
От этих мыслей весь день у Анны было хорошее настроение, и она увереннее, чем всегда, командовала своим диспетчерским участком, смелее принимала оперативные решения, а к концу смены многие опаздывавшие поезда ввела в график.
Разгадка крапленого письма
Капитан Варгин был специалистом по расшифровке секретных донесений. Ему и поручил майор Булавин заняться письмом Марии Марковны, написанным рукою Гаевого.
Капитан тщательно исследовал его, но ему не удавалось обнаружить никаких следов шифровки. А когда он сделал снимок письма, оно оказалось покрытым множеством мелких, беспорядочно разбросанных крапинок. Решив, что крапинки могли получиться на снимке случайно, вследствие недоброкачественной фотопленки или фотобумаги, Варгин повторил опыт. Но результат и на этот раз оказался тот же.
«Выходит, что крапинки тут не случайно», — решил капитан.
Гаевой, видимо, нанес их на письмо таким химическим веществом, которое обнаруживалось лишь при фотографировании. Не оставалось сомнений, что он хотел скрыть их от посторонних глаз.
Придя к такому заключению, Варгин вооружился лупой, пытаясь обнаружить в положении подозрительных крапинок какую-нибудь систему. Но после нескольких часов напряженной работы вынужден был отказаться от своего намерения. Крапинки по-прежнему казались капитану хаотически разбрызганными по всему тексту и пустым полям письма.
Был уже поздний вечер, когда майор, занимавшийся весь день срочными делами, вызвал Варгина к себе.
— Ну как, Виктор Ильич, поддается разгадке криптограмма Гаевого? — спросил он капитана.
— Не поддается, товарищ майор, — уныло проговорил Варгин, нервно теребя в руках фотокопии письма и листки исчерченной замысловатыми знаками бумаги. — Никак не могу нащупать систему в сумбуре этих чертовых крапинок.
Варгин прекрасно разбирался во всех тонкостях искусства дешифровки, но у него бывали моменты, когда ему начинало вдруг казаться, что он зашел в тупик. Тогда инициатива покидала его и он прекращал поиски.
Майор знал этот недостаток своего помощника и всегда старался ободрить его.
— Дайте-ка мне посмотреть эти таинственные крапинки, — попросил он Варгина, протягивая руку за снимками письма. — Быть не может, чтобы тут так уж все было неприступно.
— Я перепробовал все, — пожал плечами капитан. — Сначала пытался читать буквы письма, на которых были крапинки, справа налево, потом слева направо, затем через букву, через строчку и вообще самыми невероятными способами, однако у меня все еще нет ни малейшей ниточки, за которую можно было бы уцепиться.
Капитан Варгин произнес это совершенно безнадежным тоном, не допуская и мысли, что Булавин сможет ему помочь.
Майор долго рассматривал снимки в сосредоточенном молчании. Он знал, как любил капитан хитроумные головоломки, как мог сутками без сна и отдыха сидеть над группами цифр или замысловатыми рисунками орнамента, в графических линиях которого были запрятаны схемы дорог и станций, зарисованных шпионами. Ему можно было поверить, что он перепробовал все возможные комбинации читки крапленых букв на снимке письма. Видимо, и в самом деле криптограмма была необычайно замысловатой.
— Я бы отпустил вас спать, капитан, — медленно, будто все еще раздумывая над чем-то, проговорил наконец Булавин, — однако к утру мы должны возвратить на почту это письмо.
— А нельзя разве задержать его до следующей отправки? — удивился Варгин.
— Это исключается, — тоном, не терпящим возражений, произнес майор, потирая усталые глаза. — Письмо необходимо возвратить на почту и отправить по адресу без задержки, но до этого непременно нужно узнать его тайный текст.
Булавин взял со стола сильную лупу и, внимательно рассматривая через нее снимки, продолжал:
— Нам нужно, товарищ Варгин, чтобы ни у Гаевого, ни у его адресата не возникло никаких подозрений, а малейшая задержка письма может их насторожить. Что же касается замысловатости шифра, то не хитроумнее же он всех прочих, уже разгаданных вами.
Капитан, задумавшись, низко склонил голову над снимками. Не поднимая глаз на майора, спросил:
— Профессиональное чутье вам это подсказывает или есть более убедительные причины?
Булавин ничего ему не ответил, встал из-за стола и не спеша стал прохаживаться по комнате. Он ходил так довольно долго, ни на минуту не останавливаясь и не произнося ни слова. Варгин терпеливо ждал его объяснений, рассеянно перебирая фотографии и изредка поглядывая на майора.
Прошло уже несколько минут, а Булавин все еще ходил по комнате, будто забыв о существовании Варгина. Неожиданно остановившись перед столом, снова взял из рук капитана фотокопии письма Гаевого. Долго, внимательно рассматривал их на свет и наконец заявил убежденно:
— Это только кажется, капитан, что крапинки беспорядочно разбросаны по всему письму. Присмотритесь-ка повнимательнее, и вы увидите, что между буквами нет ни одного пятнышка. Они только между строчками и словами расположены беспорядочно, а в словах точно пронизывают центры отдельных букв.
— Да, это действительно так, — согласился капитан, — это я тоже заметил.
— Случайность это или тут есть система? — спросил майор, садясь на свое место.
— Пожалуй, может быть, и система, — подумав, не очень уверенно ответил Варгин.
— Так-с, — удовлетворенно произнес майор, — какая-то система нами, значит, обнаружена, а это ведь не пустяк. В решении любой логической задачи это, по-моему, самое главное. Не так ли?
Капитан неопределенно пожал плечами.
— Думается мне, — помолчав немного, продолжал Булавин, — я смогу подсказать вам и еще одну мысль.
Взяв со стола письмо Гаевого, он пояснил:
— Попробуйте-ка читать крапленые буквы не на всей развернутой странице, а по площадям, образованным складками письма. Да учтите к тому же, что тайный текст может быть написан и по-немецки, хотя и русскими буквами.
— Этот способ я еще не испробовал, — признался Варгин и с новой надеждой торопливо стал раскладывать на столе фотокопии письма Гаевого.
...Майор Булавин дремал в кресле за своим письменным столом, когда Варгин осторожно дотронулся до его плеча.
Открыв глаза и увидев улыбающееся лицо капитана, Булавин спросил оживленно:
— Разгадали?
— Разгадал, Евгений Андреевич!
Варгин все еще не мог справиться со счастливой улыбкой, выдававшей его чувства. Он расшифровал за время своей службы в контрразведке не одну головоломку, но всякий раз при этом торжествовал, как школьник.
— Ну, читайте же, — тепло проговорил майор Булавин, с удовольствием закуривая папиросу, предложенную Варгиным.