— Так, — подтвердил Харви. — Не могу отрицать, что нахожу это справедливым и весьма меня удовлетворяющим решением.
У Джоан вырвался тихий стон. Она вспомнила, как некогда Харви заметил, сколь трудно рассказать ребенку о том, что его отец был лжецом, мошенником и ловеласом, без всякого колебания нарушающим свои брачные обязательства. Внутри у нее все сжалось от стыда. Харви тогда имел в виду Элойсо.
Он сделал ее пешкой в своей игре. Воспользовался ее уязвимостью, сыграл на ее слабостях. Его слова звучали нежно, убеждающе… Он осторожно направлял ее, затуманивал ей голову обещаниями, исполнять которые не собирался.
К горлу вновь подступила тошнота, но на этот раз причиной ее была не беременность, а чувство глубокого разочарования. Харви предал ее! Просто-напросто использовал в своих целях. Губы Джоан дрожали, но глаза сверкали гневом. Нет, он не получит того, чего хочет. Уж она об этом позаботится.
Тем временем Харви протянул Элойсо письмо. Старик взглянул на конверт и разорвал его; лицо его при этом приобрело неестественный пепельный цвет, и про себя Джоан обругала Харви всеми словами, которые только знала.
— Оставьте меня, — прошептал Элойсо. — Мне нужно побыть одному. Погуляйте по саду. Все, что угодно…
Чувствуя озноб во всем теле, Джоан повернулась и пошла прочь и, только оказавшись на достаточном расстоянии от скрюченной фигуры старика, взорвалась.
— Что ты наделал, Харви? Неужели в тебе нет ни капли жалости?
— К нему? Нет, — пробормотал Харви.
Джоан вспыхнула.
— Раньше я уважала тебя. Думала, что ты очень добрый и цельный человек…
— Джоан! Не сомневайся во мне!
— Что было в том письме? — потребовала она.
— Доказательства. Ты думаешь, я без этого пошел бы к Элойсо? — Смягчив голос, он добавил: — Я попросил Линду Толбот написать это письмо, чтобы иметь возможность подтвердить все, что только что рассказал.
Джоан окаменела. Ее недобрый, обвиняющий взгляд медленно поднялся вверх и остановился на лице Харви.
— Мою… мать? — запинаясь от ярости, спросила она. — Значит, ты знал, кто она и где она… все это время?
— Именно Линда и поведала мне о том, что тогда произошло, — сдержанно пояснил он, — а вовсе не Сайлас, хотя он добавил некоторые детали. Сайлас хотел, чтобы я держал язык за зубами, но совесть не позволила мне этого сделать.
Джоан нервно сглотнула.
— Она жива, ты встречался с ней — и только сейчас говоришь мне об этом? Ты просто бесчувственная скотина! Расчетливый, бессердечный дьявол! Как ты мог так поступить со мной — да и вообще с кем-либо? Как ты мог управлять мной, как марионеткой, используя уговоры, лесть, соблазны, ложь, наконец?..
— Ты встречалась со своей матерью, Джоан, — тихо сказал он.
Сердце у нее подпрыгнуло. Чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, Джоан прислонилась к дереву.
— Я… я встречалась с ней? Где, в Англии? — Она лихорадочно копалась в памяти, но так и не смогла припомнить ни одной элегантной, холодной блондинки, какой, по ее мнению, должна была быть сестра Сайласа. — Где? Кто?..
— Линда, — ответил он, глядя на нее с беспокойством. — Линда Грэхем, женщина, стоящая во главе «Спасения». Твоя подруга и наставница.
Тихо вскрикнув, Джоан почувствовала, что падает. Харви подхватил ее и бережно посадил на землю, прислонив спиной к стволу какого-то дерева с гладкой корой.
— Не надо так расстраиваться, дорогая.
— Не называй меня «дорогая»! — воскликнула она дрожащим от возмущения голосом. — Ты все это придумал! — Внезапно у нее пересохло во рту. Теперь она вспомнила. — Линда говорила о своих подругах… о Дафне и Коллин.
— Да. Три женщины, у которых было много общего, которые никогда не теряли контакта, помогали друг другу. Коллин пришлось нелегко, и четыре года спустя девочку забрали из-под ее попечения. Впоследствии Линда и Дафна вызволили ее из приюта, и мать с дочерью стали жить вместе. Со временем Линда излечилась от агорафобии и стала работать в «Спасении».
— Чтобы… чтобы помогать детям найти их родителей, — сказала Джоан с горькой иронией в голосе.
Линда. Женщина, которой она восхищалась. Та самая Линда, которая выслушивала все ее излияния и даже поплакала немного, когда Джоан рассказывала ей о Сайласе, Самнере и Рейчел, о красотах Хедер-хауза… и все же так и не призналась, кто она такая. Почему? Разве кому-нибудь стало бы от этого хуже? В конце концов доверилась же она Харви!
На нее свинцовым грузом навалилось осознание своего одиночества. Она не нужна Линде. Она не нужна Харви. С самого начала она была лишь средством, инструментом мести для них обоих.
— Она рассказала тебе. А мне нет, — с горечью произнесла Джоан.
— Однажды долгим вечером, во время комендантского часа, мы с Линдой разговорились, — тихо начал Харви. — Она спросила, есть ли у меня родственные связи с семьей Риордан с острова Доминика, и я ответил утвердительно. Вся история как-то сама собой вышла наружу. Некоторое время спустя мы встретились снова, и она сказала, что Бел выдает себя за дочь Элойсо.
— Откуда она могла знать об этом? — недоверчиво спросила Джоан.
— Она никогда не теряла связи с Долорес, — пояснил Харви. — Линда была недовольна этим, потому что хотела, чтобы наследство получила ты.
— А когда она отыскала меня?
— Когда ты училась в университете. Линда устроила тебя на работу в «Спасение», но никак не могла рассказать, что она твоя настоящая мать. Было очевидно, что ты счастлива в Хедер-хаузе, и ей не хотелось ломать твою жизнь. Но когда твоя приемная мать умерла, Линда поняла — ты находишься на жизненном перепутье. И тогда мы оба пришли к одному и тому же заключению — ты должна обо всем узнать и получить возможность самой решить, стоит ли тебе возобновить отношения с настоящими родителями или нет.
— В любом случае нужно было рассказать мне все, — стояла на своем Джоан. — Линда должна была сама прийти ко мне. Почему она этого не сделала?
— По двум причинам. Во-первых, Элойсо, — просто ответил он. — Ей не хотелось, чтобы он узнал, где она находится. И, во-вторых, Линда боялась, что ты возненавидишь ее за то, что она бросила тебя. Это причинило бы ей боль. Ведь она полюбила тебя и не хотела рисковать потерять во второй раз.
Джоан на минуту задумалась.
— Я не знаю, что сейчас чувствую. Все это так неожиданно… — Она подняла широко открытые глаза на Харви. — А какое место в этой истории занимаешь ты? — настороженно спросила она.
Харви опустил глаза.
— Когда мы с Линдой узнали, что ты беременна и Бруно отказался от тебя, то очень обеспокоились. Тогда я и решил жениться на тебе, чем несказанно обрадовал твою мать. Она считала, что во всем может положиться на меня. — Он протянул к ней руки умоляющим жестом, — Я старался как можно больше облегчить тебе задачу, постепенно раскрывая правду. Поверь, это оказалось самым сложным делом из всех, которыми я занимался в своей жизни.
— Линда переоценила тебя, — уколола его Джоан. — Она не знала, каким целеустремленным ты можешь быть, когда дело касается твоих интересов. Тебе было выгодно жениться на мне! Для тебя это был подарок судьбы — и то, что я беременна, и то, что я дочь человека, которого ты так ненавидишь.
Все было подстроено, и он лгал, когда говорил, что любит ее. Смертельно бледное, встревоженное лицо Харви промелькнуло перед ней, потом исчезло. Все поплыло вокруг нее.
— Я чувствую себя просто ужасно, — пробормотала она, теряя сознание.
8
Джоан смутно помнила, как Харви отнес ее в дом и уложил на кровать в комнате для гостей, что приготовила Батшеба.
Притворившись спящей, она размышляла. Харви предал ее. Чушь, что он влюбился в нее в день их первой встречи. Просто ему представилась редчайшая возможность отомстить, и он ухватился за нее обеими руками.
С пугающим ее саму хладнокровием Джоан оценивала ситуацию. Харви вел себя очень умно. Позаботившись о том, чтобы она не узнала правды до тех пор, пока не влюбится в него, он обеспечил себе неуязвимую позицию — в качестве ее мужа.
Конечно, она может немедленно уйти от него. Потребовать развода. Но это было бы слишком простым решением.
Долгие часы Джоан пролежала неподвижно. Она не пошевелилась даже тогда, когда в комнату вошел Харви и лег рядом с ней в постель. Он попытался обнять ее напряженное, неподатливое тело, потом, ласково погладив ее по спине, повернулся на другой бок и заснул.
Это еще больше разозлило ее. Ему была нужна плантация. Ну так она позаботится, чтобы он не получил ничего.
А что касается Элойсо… Джоан зажмурила глаза, словно это могло помочь выбросить его из головы. Ее отцом был Самнер Кларк! Самнер и Рейчел любили ее, сделали из нее то, чем она сейчас являлась.
День и ночь, казалось, слились воедино. Какие-то люди входили и уходили. Она не обращала на них внимания. Они бормотали вполголоса что-то о перенесенном ею потрясении. Однажды она смутно уловила у своей постели присутствие хрипло дышащего, плачущего Элойсо. Приходил доктор, измерявший ей пульс и кровяное давление, в то время как Харви держал ее безжизненную руку и гладил по лбу. Это нервировало Джоан, и его просили оставить ее в покое.
Ей все время было жарко. День за днем Харви находился рядом с ней, обмахивал, пытался накормить, иногда засыпал там, где сидел. И тогда она смотрела на него — любя и ненавидя, жалея о том, что обман кончился, потому что все было чудесно, пока она верила в него.
Иногда она просыпалась в кошмаре и обнаруживала рядом с собой Харви, прикладывающего к ее лбу влажное полотенце. Иногда слышала, как он расхаживает взад-вперед по соседней комнате и как Батшеба уговаривает его поесть.
Потом в один прекрасный день он заговорил.
— Я знаю, что ты меня слышишь, — тихо сказал он, — знаю, ты боишься, что я обманул тебя. Но это не так. Я люблю тебя, Джоан. Поговори со мной! Бога ради, поговори со мной!
Но она упрямо молчала. Он был в панике из-за того, что его план проваливается, тогда как она чувствовала себя раненной насмерть. Но Харви был настойчив. Он говорил о своей любви, о том, что его непреодолимо тянуло к ней с той поры, как он впервые увидел ее, и о том, как он пытался не поддаваться этому чувству из-за своей работы.
Так проходил день за днем.
Снова и снова он повторял ей, что еле сдерживал приступы ревности во время ее романа с Бруно и именно тогда понял всю силу своей любви к ней.
Джоан отворачивалась к стене. А когда и это не помогало, отвергнув предложенную им помощь, добиралась до окна и смотрела, что делается снаружи.
Она наблюдала за тем, как садовники подрезали гибискусы, и слушала, как шумит бамбуковая роща за окном. Харви появлялся каждый день и продолжал уверять, что любит ее. И Джоан старалась не поддаваться обаянию его мелодичного голоса. Разве может она доверять ему?
Однажды утром она вяло и апатично лежала на скомканных простынях, прислушиваясь к шагам Харви, вышедшего ответить на телефонный звонок. И вдруг что-то шевельнулось у нее в животе. Потом еще раз. Затаив дыхание, она ожидала, что будет дальше. И движение вновь повторилось, на этот раз более энергичное.
По ее щекам покатились слезы. Ее руки ласкали живот — она влюбилась, безнадежно, навечно влюбилась в подрастающего в ней ребенка. Этого ребенка будут обожать. У этого ребенка будет мать, которая его никогда не оставит.