— Мы всего лишь на минуту, — улыбнулся Эйми Дэвид, которого Джейсон уже наполовину вытащил из комнаты.
Когда они оказались на улице, Джейсон свирепо посмотрел на брата и заговорил убийственно спокойным голосом:
— Что за игры ты играешь? И не вздумай мне врать.
— Я не мог сказать тебе всего, иначе ты тут же умчался бы к своему проклятому самолету. Но фактически я тебе не лгал. Просто опустил некоторые детали. Не ты ли сам всегда говорил мне, что никогда ничего не следует принимать на веру?
— Не сваливай все на меня. Я говорил о других. Никогда не думал, чтобы мой собственный брат мог… О, да черт бы с этим! Ты сейчас пойдешь и скажешь этой бедной молодой женщине, что произошла ошибка и…
— Ты нарушаешь клятву! Я так и знал! Джейсон на секунду закрыл глаза, пытаясь сохранить хладнокровие.
— Ты уже не школьник. Мы взрослые люди, и…
— Вот именно, — холодно согласился Дэвид и повернулся к ожидавшей на обочине машине.
«О Господи», — подумал Джейсон. Его брат мог носить в себе обиду целую вечность. Шагнув к Дэвиду, он взял его за руку.
— Ты должен понять, что я не могу выполнить свое обещание. Я мог бы присмотреть за подростком, но этот… Дэвид, это же младенец! Он же еще в пеленках!
— И ты слишком хорош, чтобы менять их, не так ли? Разумеется, известный и богатый, — Дэвид сопроводил эти слова язвительной улыбкой, — Джейсон Уилдинг слишком хорош, чтобы менять пеленки какому-то малышу. Да имеешь ли ты хоть какое-то понятие о том, сколько раз мне приходится выливать содержимое судна? Вводить катетеры? О том, что я вынужден…
— Хорошо, твоя взяла. Ты святой Дэвид, я же воплощение дьявола. Как бы там ни было, но этого я делать не могу.
— Я вижу, ты отказываешься от своего слова, — пробормотал Дэвид и снова шагнул в сторону машины.
Джейсон вознес молитву о даровании ему сил и снова удержал Дэвида за руку.
— А что ты сказал ей? — спросил он, представляя себе, как его секретарша прилетает в Абернети и обнаруживает этого мальчика. Нет, младенца.
Глаза Дэвида посветлели.
— Я сказал ей, что ты мой кузен, что ты тяжело переживаешь разбитую любовь, первое Рождество проводишь без своего любимого человека и что ты очень одинок. Что в твоей новой квартире ремонт, и поэтому тебе нужно где-то остановиться на неделю. Я также сказал ей, что ты любишь детей и что она оказала бы тебе благодеяние, позволив пожить у нее неделю и присмотреть за Максом, пока она днем будет искать работу. — Дэвид перевел дыхание.
Все было не так уж плохо, как поначалу подумал Джейсон, услышав упоминание о «разбитой любви».
Дэвид видел, как брат понемногу смягчался.
— Все, чего я хочу, это хоть немного побыть с нею, — заговорил он снова. — Я по ней с ума схожу. Ты сам видишь, какая она замечательная. Она прекрасна, храбро держится…
— И у нее золотое сердце, я понимаю, — устало сказал Джейсон, шагая к машине. Леон уже вышел из нее, чтобы открыть заднюю дверцу — Позвони мисс Паркер и скажи ей, пусть немедленно вылетает сюда, — распорядился Джейсон. Он почувствовал, что должен что-то приказать: Дэвид заставил его почувствовать себя выпускником школы нянек для детских яслей. Джейсон повернулся к брату. — Если я сделаю это для тебя, то впредь ты не будешь больше просить меня ни о чем. Понятно? Это последнее одолжение.
— Слово скаута, — заметил Дэвид, подняв два пальца с таким счастливым видом, что Джейсон почти простил его. Но хорошо хотя бы уже то, что Дэвид ему солгал, а потому Джейсон решил, что имеет моральное право проверить кое-какие собственные дела. Поэтому почти уже окончательно Джейсон решил вызвать на подмогу свою многоопытную секретаршу.
По лицу брата Дэвид видел, что Джейсон обдумывает, как выпутаться из неприятной ситуации.
— Обещаю, что ты ни о чем не пожалеешь.
— Я уже жалею, — буркнул Джейсон, следуя за Дэвидом обратно в дом. А когда они в него вошли, Дэвиду потребовалось целых четыре минуты, чтобы извиниться и, сославшись на то, что должен рано встать, оставить их одних.
И тут Джейсона сковала какая-то необычная для него неловкость.
— Я… э-э… — начал он, не зная, что сказать стоявшей перед ним молодой женщине, пристально глядевшей на него, словно ожидая, что он что-то скажет. Но что? Может быть, резюме о его жизненном пути? В него вошли бы принадлежавшие ему несколько компаний «Форчун», но там ничего не было сказано о его умении — или в данном случае неумении — менять детям пеленки.
Поскольку Джейсон так ничего и не сказал, женщина сдержанно улыбнулась ему и заговорила сама.
— Вы, наверное, устали. Вон там свободная спальня. Извините, но в ней только узкая кровать. Раньше у меня никогда не бывало гостей.
Джейсон попытался вернуть ей улыбку. Она не виновата в том, что брат полюбил ее, но, по правде говоря, Джейсон не мог понять, что можно было бы любить в этой женщине. Лично ему нравилось, чтобы женщины были чистыми и элегантными, из тех, которые целые дни проводят в косметических салонах и у которых ухожены каждый волос и каждая пора на лице.
— Где ваши чемоданы?
— Чемоданы? — переспросил он, не понимая, что она имела в виду — Ах да, багаж. Я оставил его у… у Дэвида. Утром заберу.
Она пристально смотрела на него.
— Я подумала… — Она отвела взгляд, не закончив фразу. — Спальня здесь, а здесь небольшая ванная комната. Не очень-то… — Она прервала себя, словно сочла излишним извиняться за недостаточные удобства.
— Спокойной ночи, мистер Уилдинг, — проговорила она и, повернувшись на каблуках, вышла. Джейсон не привык к тому, чтобы его «отпускали». На самом деле ему гораздо более привычным было заискивание, потому что все всегда от него чего-то хотели.
— Ладно, — пробормотал он, — спокойной ночи. — И тут же повернулся и прошел в указанную ею комнату. Комнатка оказалась хуже, если это вообще было возможно, чем остальной дом. Кровать стояла посередине, покрытая чистым бело-красным лоскутным одеялом. Кроме нее единственной мебелью в комнате была перевернутая картонная коробка, на которой стояла лампа, на вид такая, что ею вполне мог пользоваться Эдисон. В комнате были также крошечное окошко без занавески и две двери, одна из которых, как можно было догадаться, вела в туалет, а другая в ванную комнату, стены которой сверкали белыми плитками, половина которых потрескалась.
Спустя десять минут Джейсон разделся и свернулся калачиком под одеялом. Завтра он пошлет секретаршу купить ему одеяло с электрическим подогревом.
Прошло, наверное, не больше часа, когда его разбудил какой-то звук. Это было царапанье, за которым последовало нечто похожее на шорох сминаемой бумаги. Джейсон всегда спал чутко, но годы полетов на реактивном самолете сделали его сон еще более уязвимым: теперь Джейсон уже почти страдал бессонницей. Тихо ступая босыми ногами, он прошел в гостиную. Лунного света было достаточно, чтобы различить смутные контуры мебели и не удариться об нее. На мгновение Джейсон замер, прислушиваясь. Шум доносился из комнаты женщины.
Он в нерешительности остановился у открытой двери. Может быть, она занята каким-то сугубо личными делами, но когда глаза привыкли к темноте, Джейсон увидел ее в постели мирно спящей. Почувствовав себя неловко, он повернулся, чтобы вернуться в свою постель, но в этот момент звук повторился. Вглядевшись в темноту, Джейсон увидел в, углу нечто похожее на клетку, а когда присмотрелся, то понял, что это старый детский манеж, а в нем, кажется, медвежонок.
Джейсон поморгал, тряхнул головой и посмотрел снова — как раз в тот момент, когда «медвежонок» повернул голову и широко ему улыбнулся. Джейсон отчетливо увидел два зуба, блеснувшие в бледно-серебристом лунном свете. Не задумываясь над тем, что делает, Джейсон, ступая на цыпочках, вошел в комнату и склонился над ребенком. Он ожидал, что малыш, по меньшей мере, закричит, но тот молчал. Вместо этого он так вцепился в его лицо, что на глазах Джейсона от боли выступили слезы.
Оторвав маленькую ручку от лица, Джейсон унес малыша в свою комнату и уложил на узкую кровать, завернул его в одеяло и угрюмо проговорил: «Ну, а теперь спи». Ребенок взглянул на него раз, другой, а потом, поерзав, быстро уснул, лежа поперек кровати.
— Неплохо, — сказал себе Джейсон, восхищенный своим достижением. Совсем неплохо. Может быть, Дэвид был прав, когда говорил, что его старший брат имел подход к детям. Очень плохо, что Джейсон не использовал свой твердый тон с тем противным мальчишкой так много лет тому назад. Может быть…
Джейсон приуныл, когда понял, что теперь у него нет места, где можно было поспать. Даже если он положит ребенка вдоль кровати, она слишком узка для двоих, тем более что малыш был упитанным, как рождественская индейка. Неудивительно, что поначалу он показался Джейсону медвежонком.
«И что же теперь делать?» — подумал Джейсон, посмотрев на часы: четыре часа утра. Нью-Йорк еще не работал, следовательно, он не мог заняться делами. «А, — решил он, — Нью-Йорк не работает, зато в Лондоне работа в полном разгаре».