– И, немного помедлив, добавил:
– Думаешь, мне было не известно о твоих прогулках с кем попало?
Так, обмениваясь упреками, они незаметно пришли на ранчо и оказались в загоне для скота. Эллисон, скрестив руки на груди, оперлась спиной о стену сарая.
– Тебя не интересует, что я чувствую, что я думаю. В твоем представлении я – девчонка-сорванец, которая повсюду таскается за тобой, как верная собачонка.
– Неужели в этом все дело? Тебе кажется, что ты для меня ничего не значишь?
– Да. А может, и нет. Я не знаю. Наверное, все вместе. Мне просто надоели девчонки в школе, которые набиваются мне в подружки только для того, чтобы я пригласила их на ранчо. Как же, ты такая знаменитость! Староста класса, капитан футбольной команды, самый лучший ученик. Ты вообще самый лучший во всем, за что берешься, потому что ты из самой лучшей семьи – Коллоуэев.
– И что, это плохо?
– Конечно, нет. Коллоуэи должны быть такими.
– Тогда я не понимаю, в чем проблема.
– А ты и не поймешь.
– Так объясни мне по-человечески то, чего мне не дано понять.
Отвернувшись, она уставилась вдаль.
– А что ты делал, когда караулил меня под деревом?
– Волновался за тебя.
Не глядя в его сторону, она спросила:
– Почему?
– Потому что у Снайдера дурная репутация, и я не хотел, чтобы он вел себя с тобой так, как с другими девчонками.
Эллисон резко повернулась к нему лицом.
– Смешно слышать такое от тебя.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты говоришь, у Родни дурная репутация. А разве не о тебе шепчутся девчонки из старших классов, да и из младших тоже? Всем интересно обсудить, как ты целуешься.
– Что ты сказала?
– Да-да, как ты целуешься. Родни тоже просил меня сегодня об этом, но я велела ему не распускать руки. «Коли занимаешься этим с Коллоуэем, почему не хочешь и со мной? Тоже мне краля», – передразнила она Родни и сердито вздернула подбородок. Луна ярко высветила ее лицо, и Коул заметил на щеках две серебристые дорожки от слез.
– О Эллисон, не плачь, – сказал Коул, притянув ее к себе.
Ей было так хорошо в его объятиях.
– Доберусь я до этого типа… Завтра же найду и сделаю из него отбивную. Как он посмел так говорить с тобой? Какое он имеет право?
Она уткнулась ему в грудь, и поэтому ее голос прозвучал совсем глухо:
– А разве ты не знаешь, что в школе все считают, будто мы с тобой спим? В их понимании я – часть наемной рабочей силы на вашем ранчо. Ведь мой отец – управляющий, ты – хозяйский сын. Так что сам Бог велел.
– Кто говорит про тебя эту чушь? Скажи мне – кто? Я им всем объясню…
– Тебе никто не поверит, Коул. Неужели не ясно? Никто не поверит ни единому твоему слову, потому что всем известно… Всем известно… Как я отношусь к тебе. Всем… Кроме тебя.
Коул остолбенел. И, взглянув вниз, увидел только темную макушку Эллисон, так как лицо она спрятала у него на груди, и ее голос едва было слышно. Нет, она не могла сказать того, что он услышал. Она, конечно…
– Эллисон. Она молчала.
– Посмотри на меня, пожалуйста. Она медленно подняла голову и взглянула на него.
Слезы медленно текли по ее щекам. Внезапно нахлынувшее чувство вины чуть не бросило его перед ней на колени.
Эллисон – маленькая девочка с косичками, которая ходила за ним по пятам столько лет. Эллисон – его верная подружка. Эллисон – его любит!
– Милая, я и не догадывался, – прошептал он дрогнувшим голосом. Она отвела глаза.
– Какое это имеет значение.
– Очень большое.
– Вряд ли.
– Послушайте, мисс Хоти Эллисон Альварес. Для меня имеет огромное значение все, что связано с вами. Почему ты мне никогда не говорила об этом раньше?
– Потому что ты был слишком занят другими девчонками.
– Если я не ошибаюсь, это ревность.
– Вот уж нет.
– А если я тебе скажу, что все эти девчонки для меня на одно лицо? Что для меня существует только одна, и я хочу, чтобы только она была в моей жизни?
Она снова недоверчиво посмотрела на него.
– Не смейся надо мной, пожалуйста, Коул. Если наша дружба для тебя что-то значит, не стоит этим злоупотреблять.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Это был их первый поцелуй. Он почувствовал, как она замерла и тут же отпрянула от него.
– В чем дело? Ты не хочешь, чтобы я тебя целовал?
– Я же знаю, ты относишься ко мне, как к сестре.
Он засмеялся.
– А, так в этом дело? Тебе не понравился мой братский поцелуй? А что ты скажешь о таком?
В этот следующий поцелуй он вложил все свои чувства и весь опыт, полученный за последние два года упражнений в поцелуях с местными красотками. Чтобы не испугать Эллисон, он не хотел его поначалу затягивать, но стоило их губам соприкоснуться, они уже не могли оторваться друг от друга, дрожа, как в ознобе. Наконец он опомнился:
– А теперь тебе лучше пойти домой, а то твой отец будет беспокоиться.
– Но, Коул…
– Я сказал, иди домой. Нам надо быть осторожными, чтобы не перейти границу раньше времени. Мне еще четыре года учиться, да и тебе тоже надо закончить школу и подумать о колледже, а потом…
– Коул, о чем ты?
– Я хочу сказать, что с этого момента ты – моя девушка. И я не позволю, чтобы кто-то другой прикасался к тебе. Но и твоей неопытностью я не собираюсь воспользоваться. Ты меня слышишь? Ты еще маленькая, а у нас впереди масса времени – целая жизнь.
– Ты хочешь сказать, что мы отныне вместе?
– Совершенно верно.
– И ты больше не будешь встречаться с Дарлин? Или с Пегги? Или со Сью? Или с Дженнифер?
Он улыбнулся.
– Я не думал, что ты знаешь всех их наперечет.
– Мне все о тебе известно.
– Так уж и все?
– Абсолютно.
– Сомневаюсь. Но впредь так и будет. Пойдешь со мной на бал старшеклассников?
– Еще бы, Коул!
– Ладно. А теперь иди домой.. – Он быстро чмокнул ее в губы, повернулся и, подпрыгивая, понесся к Большому Дому. Эллисон очень хорошенькая и кого угодно может довести до греха.
Но, как говорит его отец, она достойна не только его любви, но и уважения. Он готов подождать, пока они поженятся, чтобы заниматься с ней любовью. Ее он может ждать сколько угодно, а всего несколько лет – просто ерунда…
А потом был самый черный день в его жизни. Коул вышел из Большого Дома через черный ход. Ему никого не хотелось видеть. Ему ни с кем не хотелось говорить. После того как все вернулись с кладбища, он сразу ушел.
Переодевшись в выцветшие джинсы, старую ковбойку и сбитые ботинки, он пошел в конюшню за своим четырехлетним мерином, которого два года назад в честь окончания школы подарил ему отец. С легкостью опытного наездника он оседлал его и, вставив ногу в стремя, вскочил в седло и выехал за ворота.
Коул не хотел никого видеть, ему надоело снова и снова повторять одни и те же слова всем, выражающим сочувствие, больно было смотреть на горе и растерянность Кэмерона и маленького Коди. Его безумно раздражала тетя Летти, рассказывавшая всем, сколько раз она предупреждала своего брата, чтобы он не гонял с такой скоростью, а вот он ее не слушал.
Ему надо было уйти от них всех.
Коул проскакал несколько часов, но если бы кто-нибудь спросил его потом, где он был, он бы не смог ответить. Последний раз он ездил верхом с отцом.
Отец, почему ты со мной так обошелся? Ведь ты мне так нужен. Ты всегда был рядом. Какие бы проблемы у меня ни возникали. Помнишь, как мы ездили с тобой вместе верхом, ты и я? Ты мог ответить на любой мой вопрос, каким бы глупым он ни казался. Ты научил меня гордиться моей семьей и предками, тем, что я – из династии Коллоуэй.
Когда тетя Летти позвонила ему в колледж, где он учился уже второй год, и рассказала о случившемся, Коул не плакал. Он не плакал и тогда, когда приехал домой и увидел горе братьев и работников ранчо. Тетя сказала, что теперь он глава семьи, и все на нем.