— А потом, — настойчиво продолжала Люси, решив все выяснить, — эта женщина пришла сюда и… подбросила младенца? — У нее на плече возились крохотные пальчики, старались запихнуть сережку в рот. Люси отбивалась от пухлых загребущих ручонок. У нее засосало под ложечкой.
— Да, дорогуша. — Фрици налила в сковороду чашку жидкости, похожей на бульон, и взялась за кисть из мочала, чтобы смазать курицу растопленным маслом.
— Ой! — взвизгнула Люси. Ребенок зажал в кулачке мочку уха вместе с сережкой, дернул ее и потащил в зияющую пропасть рта. Обескураженная Люси не понимала, как такая маленькая ручонка может обладать силой лесоруба. С величайшими трудностями, вынужденная сражаться только одной рукой, она все же ухитрилась освободить ухо.
Поглядывая через плечо, Фрици улыбалась.
— Придется тебе больше не надевать украшения, хотя бы временно. Дети — как вороны: их манит все, что блестит. — Она засмеялась собственной шутке.
— Не хочешь же ты сказать, что ребенок живет здесь, в этом доме? — Люси говорила отчетливо и внятно, чтобы вопрос дошел до сознания старухи.
Фрици удивилась; помедлила, разглаживая фартук на животе.
— Это и говорю. Где ж ему жить, по-твоему? Я потому и перебралась сюда из коттеджа. Думала, правда, вернуться, но, — она нахмурилась и принялась за работу, — уж лучше поживу тут. Разве это дело — завидный жених и молодуха под одной крышей? — Пучок седых волос на затылке подпрыгнул, так она затрясла головой. — Нет, не дело.
Люси предполагала, что сделка с Растем чревата неожиданностями, но такое ей и в голову не могло прийти. Онемев от потрясения, она подумала: какие еще сюрпризы приберегает для нее Раст?
Люси положила протестующего младенца в кроватку, чтобы переодеться в джинсы и свитер. После этого ей пришлось изрядно повозиться, чтобы запихнуть упрямые ножки, молотящие воздух, в чистые штанишки, заранее «оснащенные» памперсом. Фрици заявила, что у нее много работы на кухне, а Люси вполне может переодеть Малявку, тут и делать-то «нечего», и отослала ее наверх.
Детская находилась между комнатой, которую Раст предоставил ей, и его собственной спальней. Там стояли деревянная кроватка, лампа и стол для пеленания — вот и вся мебель.
Девственно-белые стены, не на чем остановить взгляд. Даже неопытному глазу Люси детская казалась голой. Где ящик с игрушками, где мишки, где веселые подвесные погремушки?
Сменный памперс оказался на застежках-липучках, которые прилипали то к ее коже, то к простынке, а то к тому и другому сразу. Люси кое-как продела ручки ребенка в дырки для ног, а ножки — в дырки для рук и только тогда заметила, что перепутала их. Но в конце концов вышла из сражения триумфатором.
А заодно узнала, что Малявка была девочкой. Люси сдула упавшую на глаза прядь волос. Видимо, чтобы выразить свою благодарность, ребенок издал оглушительный вопль. — На здоровье, — ответила ему Люси. Возле стола на полу стояло пластиковое ведро; предположив, что оно предназначено для грязных подгузников, Люси подняла крышку. Словно демоны из ящика Пандоры, из-под крышки вырвалась такая вонь, что у нее заслезились глаза.
Люси покачнулась, захлопнула крышку и бросила подгузник на стол — пусть Фрици сама разбирается. Внизу в прихожей она задержалась и вдохнула свежий воздух.
Она думала, Фрици поразится, какой у нее вышел аккуратный, чистенький сверточек, и заберет его, но толстуха в это время чистила картошку и предложила Люси прогуляться с ребенком к коралю.
— Фрици, — осторожно начала Люси, все еще держа на руках младенца, — я… э-э… не умею обращаться с детьми.
— Что?
— Ну… ты все знаешь. — Люси путалась в словах, а тем временем ребенок вырывался из рук, она еле его удерживала. — Ну, как… кормить. Или как… купать.
— Что там еще делают с детьми? — Ну, всякое такое…
— Люси, Люси, — добродушно ответила Фрици. — Не волнуйся, научишься. Опыт — лучший учитель.
Люси заговорила еще более ласково:
— Боюсь, это останется твоей работой, Фрици. Я не склонна к материнству. — Не говорил ли Кеннет сто раз, что из нее вышла бы никудышная мать?
Зная, что они с мужем никогда не станут родителями, Люси долго избегала детей, не ходила к знакомым на крестины, отказывалась брать на руки новорожденных. Зачем нянчить чужого ангелочка, если у нее никогда не будет своего? От этого остается лишь боль в душе.
Она попыталась передать ребенка Фрици, но та только фыркнула и стряхнула кожуру в ведро.
— Все будет хорошо, Люси, вот увидишь. Шла бы ты к коралю. Малявка любит смотреть на лошадей. — Она отвернулась, налила воду в громадную кастрюлю, всыпала соль и стала нарезать картошку.
На смену тревоге пришло опасение, пронзившее как удар колючей проволокой: Фрици уверена, что Люси станет ухаживать за ребенком, она в этом даже не сомневается! Фрици методично разрезала картошку, и куски шлепались в воду. Люси с отчаянием смотрела ей в спину.
Фрици ее не замечала.
Разрез. Шлеп. Разрез. Шлеп.
Это просто нелепо. Как Раст посмел ничего ей не сообщить о ребенке — можно сказать, о еще не клейменном ребенке!
Она приехала в «Лейзи С» в поисках мира, тишины, покоя. А не воплей, загребущих пальчиков и грязных памперсов!
— Я пойду к коралю, — вслух произнесла она. Раз Фрици заупрямилась, она отдаст ребенка Расту. Ведь это его племянница, так? — Я ничего против тебя не имею, — шепнула она девочке в ушко, похожее на ракушку, и вдруг отметила, что ребенок, слава Богу, пахнет приятно, в отличие от омерзительного ведра. Запах напоминает свежеиспеченные булочки или милых маленьких щеночков.
«Я не склонна к материнству, ясно?» — напомнила она себе.
Ребенок гукал.
Люси кое-как ухитрилась замотать его в мохнатое шерстяное одеяло, которое дала Фрици, и, прижав сверток к груди, вышла во двор.
Осень заливала западную Неваду цветами коричных яблок и кларета, превращала листья простой ольхи и клена в яркий калейдоскоп красок. Солнце почти утонуло за острозубыми вершинами гор Гумбольдта.
На крыльце Люси постояла, чтобы перевести дыхание. Легкие наполнил чистый воздух, пахнущий шалфеем со слабой примесью дыма костра. Впервые негодница не издала ни звука, а тихо уткнулась Люси в шею. Женщина стояла и наслаждалась стрекотанием кузнечиков и шуршанием ветра в ломких листьях деревьев. Ни тебе раздраженных автомобильных гудков, ни воя сирен, ни удушающих испарений. Здесь можно расслабиться, утешиться после неистовой беготни городской жизни.
Вот ради чего она приехала в деревню, расслабленно думала Люси. Нужно дать и другим насладиться этой удивительной красотой. Люси представила себе группу человек в двадцать, простой и трудолюбивый городской люд. Им тоже нужно расслабиться, и они в полной мере оценят солнце, природу, простор.
Краткое пребывание здесь в детстве зарядило ее энергией на долгие годы. Всякий раз, оказавшись в трудном положении, она закрывала глаза, мысленно переносилась на это ранчо и получала облегчение. Она сумеет уговорить Раста принять ее сторону. Он избрал свой путь, у него есть своя гордость — это понятно. Ей нужно получше все обдумать и как следует ему объяснить.
Собравшись с духом, она зашагала по гравиевой дорожке к коралям, где мужчины как раз заканчивали работу.
В дальнем конце ограждения работал человек, сидевший на лошади цвета темной меди. Люси не знала, почему она так сразу выделила Раста: он был одет, как все ковбои, и делал ту же работу.