– Это когда тебя повезли в больницу, – сказала Луанна. – А вообще-то никто не поверил, что ты действительно хотела убить себя. Врачам стоило только взглянуть на тебя, и они поняли, что это лишь царапины. Но они сделали тебе какой-то укол, и ты наговорила все это про папу.
– Что я наговорила? – умоляюще спросила Бет. – Что я сказала?
Она мучительно пыталась вспомнить, как она лежала тогда на больничной кровати под капельницей. Все казалось белым и приглушенным – тихо сновали туда-сюда медсестры, иногда возле нее останавливался доктор и шепотом давал сестрам какие-то указания. Она помнила, что ей что-то снилось. То Бадди, то Бадди с лицом папы. Иногда отец с лицом Бадди. Иногда она кричала, вспомнив свои окровавленные запястья, эту страшную боль.
– Скажи мне, Луанна, – сказала она. – Ты должна мне сказать.
– О, это так отвратительно, что я даже говорить об этом не желаю, – сказала Луанна. – У меня просто нет слов. Это ужасно.
– Но что же я сказала? – взмолилась она. – Ну пожалуйста, Луанна. Ты мне должна сказать.
– Знаешь, он хочет тебя отослать, – улыбнулась Луанна.
Ну что ж, Бет так и думала. Что ей придется уехать, чтобы обо всем забыли. Она даже надеялась, что отец отошлет ее. Было так ужасно сидеть и ждать Луанну в больнице, когда все делали вид, что не смотрят на нее. А мысль о том, что ей придется опять пойти в школу, внушала ей смертельный страх.
– Тебя отправят в психиатрическую лечебницу, – торжествующе заявила Луанна. – Они будут держать там тебя всю жизнь, потому что ты чокнутая. Действительно чокнутая. – Она наклонилась и слегка ущипнула Бет за руку. – Это клиника Меннингера в Топеке. Там для тебя самое место.
– Он не может сделать это, – прошептала Бет.
– Правда? – сказала Луанна. – Почему нет? Что может ему помешать?
Бет молча покачала головой.
– А тебе не интересно узнать, что случилось с твоим приятелем? – весело спросила Луанна. – Стыдно! Ты даже не спросила. Вот как ты его любишь.
Только не психиатрическая лечебница, думала Бет. Только не это.
– Он так верен и предан, что вчера вечером уехал из города, – сказала Луанна. – Очевидно, пошел в армию. Скорее всего, его убьют в Корее, и на этом история закончится.
– Когда мне ехать? – дрожащим голосом спросила Бет.
– Завтра, – сказала Луанна.
Значит, сегодня ей надо убежать. И неважно, что с ней случится, все равно это лучше, чем навечно оказаться в дурдоме…
Она почувствовала на своем плече руку, кто-то сильно тряс ее, и она проснулась. Ей ударил в нос сильный запах дешевых духов.
– Ой, прости, – сказала Бет, протирая глаза.
– Ты так скрипела зубами и что-то бормотала, – недовольно проговорила Ферн.
– Мне снился сон, – пробормотала Бет. – Такой страшный!..
– А я все думаю, как я буду скучать по папочке, – сказала Ферн, придвигаясь к ней поближе. – Я тебе еще не говорила, что он – самый крупный банкир в Кресент-Сити? Нет, правда.
ГЛАВА 4
Бет улыбнулась про себя, восхищаясь изобретательностью Ферн. Королева красоты, двойник Мэрилин Монро, а теперь еще и дочь банкира. Она представила себе владельца крупнейшего банка Кур Д'Алена, в его превосходно сшитых костюмах из лучших магазинов Сиэттла и Нью-Йорка и в сверкающих ботинках. Его дочь училась на первом курсе в Вассаре, а сын заканчивал Браун и был потенциальным женихом одной из сестер Барнз. Она знала и других банкиров, приезжавших из Бойза, Спокана, Чикаго, Нью-Йорка, чтобы встретиться с ее отцом по делам, которыми они были связаны.
Ферн опять поправила грим, хмурясь, разглядывая свое отражение. Ферн никак не могла быть дочерью банкира, даже если зачесать ее волосы назад и вернуть им первоначальный вид, каким бы там он ни был, умыть как следует, надеть кашемировый свитер и плиссированную юбку.
Неужели Ферн сама этого не чувствует? Неужели она думает, что в Голливуде поверят ее россказням?
Но все равно это было просто восхитительно, как Ферн буквально создавала свой образ по мере того, как они ехали. И кто может предугадать, какое блестящее прошлое она придумает себе, пока они доберутся до Голливуда. Может быть, в этом и есть что-то. Создать себя заново. Стать тем, кем хочешь.
И было очень трогательно, что Ферн искала ее на автобусной станции, хотела поделиться с ней своими ухажерами и даже заставить их заплатить за ее обед. Что это значило для нее самой, спрашивала себя Бет, когда кто-то платит за тебя? Значит ли это, что ты в чем-то выиграла? Все же это было очень великодушно с ее стороны, и похоже, что Ферн хочет с ней подружиться.
Другим ее ценным качеством было то, что она не задавала вопросов. Бет была рада забыть хотя бы ненадолго о своих бедах и немного подыграть буйной фантазии Ферн. Они были похожи на двух маленьких девочек, играющих в куклы, как обычно они играли с Линдой Мэри.
Бет была в крайне угнетенном состоянии. Ей даже в голову не приходило, что придется кому-нибудь рассказывать о себе. И что она скажет? Правду? Да, мой отец застал меня с мальчиком, и я порезала себе запястья осколком от бутылки кока-колы. Потом я сказала что-то ужасное про отца, и он решил отправить меня в сумасшедший дом. Я этого не хотела, поэтому украла у него четыреста долларов и убежала.
Ах, если бы рядом с ней сидел Бадди и они бы ехали вместе!.. Ей так захотелось быть рядом с ним, чтобы он обнимал ее, хотелось чувствовать, что ты нужна кому-то, а она испытывала это только с ним рядом. Когда они обнимались и целовались, и все остальное. Иногда она и сама не верила, что позволила Бадди сделать это. Никто из знакомых ей девочек никогда бы ничего подобного не сделал. По крайней мере до свадьбы. Это было дурно.
Но он был такой ласковый и он так хотел ее и обещал, что ей не будет больно, что в конце концов она согласилась. Он ошибся, говоря, что не будет больно. Он был очень осторожен, но ей все равно было больно в первый раз, и она испугалась, когда увидела кровь. Она чувствовала себя ужасно виноватой, однако, как ни странно, после этого у нее возникло чувство, что они стали как бы принадлежать друг другу. И ей нравилось слушать, как он мечтает о будущем, рассказывает о своих планах и о том, как он станет важным человеком и будет о ней заботиться, и они поженятся. Она только не могла настолько напрячь свое воображение, чтобы представить их семьи рядом. О чем они будут разговаривать? О том, что на днях его отец напился и попал в тюрьму? Или о том, как он в прошлый раз выбил зубы матери?
Бет и сейчас испытывала стыд, когда вспоминала о том времени, когда она с сестрами ездили в «паккарде» в «Ущелье мертвеца» в дом Бадди с рождественской корзинкой, которые они по приказу отца развозили семьям рабочих.
Вообще-то «Ущелье мертвеца» не было настоящим названием этой улочки. Ее просто все так называли. Это была грязная улица, ведущая на восток от свинцового завода. Дома там были похожи на лачуги из фильмов про Великую депрессию, с той только разницей, что в этих были водопровод, отопление и электричество.
Там было невозможно проехать, и шоферу приходилось надевать цепи на колеса «паккарда». Грязный снег, делавший дорогу почти непроходимой, был перед каждым домом завален ржавыми машинами, старыми матрасами и прочим мусором и барахлом. С ветки засохшего дерева перед домом Бадди свисала веревка с привязанной к ней старой покрышкой, которую малыши использовали как качели. В доме была куча малышей. Они стояли вокруг в своих драных пальтишках с распоротой подкладкой и смотрели, как она с сестрами подъезжает на великолепном сверкающем лимузине.