О господи, визит вежливости! Небось испугались, как бы я себе вены не вскрыла. Пока Робин собирается с мыслями, я объявляю:
– Послушайте, не надо за меня волноваться. Спасибо вам, конечно, но со мной ничего не случится. Просто лягу спать, завтра утром уеду домой,
и… ну вот, собственно, и все.
Тишина.
– Видишь ли… мы по другому поводу, – говорит Робин и смущенно ерошит шевелюру. – Собирались кое о чем тебя попросить.
Этого я не ожидала.
– Да? Пожалуйста.
– Мы только хотели узнать… ты не поможешь нам с акцией протеста? – Он оглядывается, будто ожидает поддержки, и все согласно кивают.
– Помочь? – удивляюсь я. – Но… я же в этом не спец. Джесс правильно сказала. – От стыда я готова сквозь землю провалиться. – Я все
выдумала. И про ежей тоже.
– Ну и что? – возражает Робин. – Зато у тебя полно идей – как раз то, что нам нужно. Верно ты говорила – нам нужны реальные действия. А
Джиму понравилось предложение насчет вечеринки – правда, Джим?
– Само собой! Разве плохо заманить народ в магазин до четырех часов вечера? – И Джим мне подмигивает.
– Сразу видно, что у вас в таких делах есть опыт, – вносит свою лепту седой старик. – Вы в своей стихии, а мы нет.
– Когда ты ушла, мы по-быстрому провели голосование, – объясняет Робин, – и почти единогласно решили пригласить тебя в комитет. Остальные
остались ждать в зале. Хотят узнать, согласишься ты или нет.
Все смотрят на меня так дружески, что у меня опять наворачиваются слезы. Я отвожу взгляд.
– Не могу. Простите, не могу. В Скалли мне больше нечего делать. Пора возвращаться в Лондон.
– Это еще зачем? – спрашивает Джим.
– Ну… дела зовут, – мямлю я. – Обязательства… понимаете?
– Какие еще обязательства? – удивляется Джим. – Ты не работаешь. Муж за границей. Квартира пуста.
Ясно: выкладывать о себе всю правду людям, с которыми только что познакомилась, противопоказано. Несколько минут я молчу, разглядывая
розово-лиловые разводы на ковре Эди, и пытаюсь собраться с мыслями. Потом поднимаю голову.
– А что говорит Джесс?
Все молчат. Робин смотрит куда-то в сторону. Старик изучает потолок. На лице Джима – знакомое скорбное выражение.
– Ручаюсь, она единственная проголосовала против меня. – Пробую улыбнуться, но голос дрожит.
– У Джесс… свое мнение, – уклончиво говорит Робин. – Но оно не играет никакой роли…
– Играет! Еще как играет! Ведь я из-за Джесс сюда приехала! – Опять чуть не ляпаю лишнее, но вовремя беру себя в руки. – Послушайте, вы
меня извините, но работать в вашем комитете я не смогу. Надеюсь, вы справитесь… а мне пора домой.
Робин набирает воздуха, готовясь что-то возразить.
~ Не могу, – повторяю я и смотрю в упор на Джима. – Постарайтесь понять. Не могу – и все.
И по глазам Джима я вижу: он меня понимает.
– Логично, – наконец говорит он. – Попытка – не пытка. – И кивает остальным, словно показывая, что разговор окончен.
Гости смущенно прощаются, желают мне удачи и гуськом выходят из гостиной. Хлопает входная дверь, я остаюсь одна. Так мне еще никогда не
льстили.
На следующее утро за окном хмурое небо и низкие отяжелевшие тучи. Эди опять приготовила мне полноценный английский завтрак с кровяной
колбасой, но меня хватает только на чашку чая. Поднимаюсь за чемоданами. Далекие холмы исчезли за пеленой тумана.
Наверное, эти холмы я больше не увижу.
И сюда никогда не вернусь.
И слава богу, раздраженно думаю я. Ненавижу деревню. Не понимаю, зачем вообще сюда прикатила.
Засовываю остатки вещей в красный чемодан, потом решаю переобуться в бирюзовые босоножки на каблучках, со стразами на ремешках. Под
пальцами перекатывается что-то маленькое и гладкое. Озадаченно сую в босоножку руку, вынимаю какую-то маленькую штучку и вдруг вспоминаю,
что это такое.
Кулончик– горошина. На серебряной цепочке от Тиффани. Я купила его в подарок Джесс и попросила упаковать в хорошенький голубой мешочек.
Господи, как давно это было.
Несколько минут смотрю на цепочку, потом засовываю ее в карман, подхватываю чемоданы и шляпную коробку и спускаюсь в холл. Прохожу мимо
таксофона.
Может, Люку позвонить?
Да нет, зачем? Тем более что номер я не знаю.
Эди нигде не видно, поэтому я просто закрываю за собой дверь пансиона и вместе со своей ношей иду через площадь к магазину. Надо же
попрощаться с Джимом.
Джима я застаю за работой – клеит ценники на банки с фасолью. Заметив чемоданы, он поднимает брови.
– Уезжаешь, значит.
– Уезжаю.
– Не надо! – скорбно тянет Келли из-за прилавка, на котором «Юлий Цезарь» погребен под «100 супермодными прическами».
– Все равно придется, – с отрывистым смешком отвечаю я и ставлю на пол чемоданы. – У меня есть кое-что тебе в подарок.
При виде целой коллекции блесков для губ и теней для век у Келли разгораются глаза.
– А у меня тоже есть для тебя подарок, Бекки, – вдруг объявляет она, срывает с запястья «браслет дружбы» и протягивает мне. – Чтобы ты меня
всегда помнила.
Я смотрю на простенький плетеный браслетик и не знаю, что сказать. Похожие браслеты нам с Люком подарили в Масаи-Мара. Свой Люк снял, когда
вернулся к офисной жизни.
А я свой до сих пор ношу.
– Это же… замечательно. Всегда буду его носить. – Надеваю браслет.на запястье рядом со своим и крепко обнимаю Келли.
– Лучше бы ты не уезжала. – Келли закусывает нижнюю губу. – Приедешь еще когда-нибудь в Скалли?
– Не знаю, – помедлив, говорю я. – Вряд ли. Но если будешь в Лондоне, позвони мне, ладно?
Келли тут же оживляется.
– Ага. Сходим в «Топ-шоп»?
– Само собой!
– Мне уже начинать копить деньги? – интересуется Джим так обреченно, что мы дружно хохочем.
Нас прерывает звон колокольчика. Это Эди в неизменном зеленом шарфе на голове, в компании с Лорной и элегантной дамой, которую я видела на
собрании. Все трое отчего-то здорово сконфужены.
– Эди! – восклицает Джим и удивленно смотрит на часы. – Чем могу помочь?
– Доброе утро, Джим. – Эди отводит глаза. – Мне бы хлеба. Из цельной муки. И одну булочку.
– Хлеба? – Джим ничего не понимает. – Эди… сейчас десять часов утра.
– Спасибо, я знаю, сухо произносит она.
– Хлеб пока продается без скидок.
– Мне нужен хлеб, – отчеканивает Эди. – Могу я купить его или нет?
– Конечно, конечно! спохватывается Джим, но вид у него по-прежнему растерянный. Он достает с полок булки и заворачивает их в бумагу. – С
вас фунт девяносто шесть.
Эди шумно вздыхает, нашаривает в сумочке кошелек и расстегивает его.
– Два фунта. – Она подает монеты. – Благодарю.
Я, наверное, сплю. Мы с Келли молча наблюдаем, как две другие женщины покупают три булки и пакет булочек для сэндвичей на троих. В
последний момент Лорна даже разорилась на пару челсийских плюшек с изюмом.