Легкий толчок, свисток трудяги-паровоза. Как бы сказал Юрий Алексеевич Гагарин…
– Поехали! Товарищ красногвардеец Приц! Вы, кажется, хотите стать разведчиком? В таком случае, прошу знакомиться: Ольга Станиславовна Кленович, курьер генерала Алексеева. Одна из немногих, чьи труды помогают очень и очень многим.
Принц открыл рот, но на большее не сподобился. Я не настаивал.
– Нас проверяют на каждой станции, товарищ комиссар, – она наконец-то обернулась, посмотрела прямо в лицо. – Я понимаю, сейчас такое время. Но я не шпионка, я сестра милосердия, только что вернулась из германского плена…
Резкий кашель, рука с платком прижалась к бледным губам. Отдернулась… На белой ткани – темно-красное пятно. Я покачал головой. Сколько лет тебе, сестренка? Двадцать хоть есть?
В каком году в этом лучшем из миров изобретут пенициллин?
– Служба требует, Ольга Станиславовна. Только та революция чего-либо стоит, которая умеет защищаться. И вообще, учение Маркса всесильно, потому что оно…
– …Маркса! – не удержался красногвардеец Приц, слушавший сие не в первый раз.
По бесцветным губам скользнула еле заметная улыбка. Курьер генерала Алексеева поднесла руку к накидке с красным крестом, откинула легкую белую ткань.
…Короткая стрижка – наверняка после болезни, светлые, чуть вьющиеся волосы, некрупные, резкие черты лица, темные глаза – то ли зеленые, то ли… Какая разница? Человек – не сумма особых примет. Ее наверняка уже ищут, Михаил Васильевич предупреждал не зря. Будь я и вправду большевиком-начальничком, поверил бы, отпустил? Пожалуй, да – если бы не знал заранее. Но если в Алексеевской организации и в самом деле предатель… Кому-то сегодня очень повезло!
Интересно, кому больше? Ей, генералу Алексееву, офицерам, спешащим «в Кисловодск»?
Мне?
– Товарищ комиссар, поверьте…
– Кайгородов!..
Явление штабс-капитана Згривца на этот раз сопровождалось шумом и громом. Не хватало только молнии.
– …С-сударыня, прощу прощения, не заметил. Добрейший денек, добрейший… Да-с! Капитан! Какие правильные нам инвалиды встретились! Ротмистр Фридерикс из Конногвардейского, Миша Бестужев из Самурского, я его еще до войны знал, капитан Истомин из 62-го Суздальского… Когда я им рассказал, куда они попали!.. Вот порадовались. Они все с нами пойдут, я их уже с юнкерами познакомил. Ух, выдадим теперь боль-ше-вич-кам! Восторг-с!
Ольга Кленович медленно встала. Окровавленный платок неслышно скользнула на пол. Штабс-капитан удовлетворенно ухмыльнулся, поправил расстегнутую шинель, без особой нужды коснулся крестика Св. Станислава на кителе.
– А теперь рискну представиться, да-с! Згривец Петр Николаевич, человек афр-р-риканских страстей-с, но крайне несчастливый в любви. Мой чин – на погонах, а душа – полностью у ваших ног, с-сударыня!
Старался фольклорист определенно зря. Его, кажется, даже не слышали.
Ольга Станиславовна Кленович смотрела на меня.
– Кайгородов… Капитан Филибер… Господи, неужели добралась? Господи…
Пошатнулась – поезд как раз дернуло на стыке. Выпрямилась, сжала губы. Взглянула в упор.
…Какого цвета у нее глаза? Зеленые? Да, зеленые.
– Я вас искала, капитан.
– А я – вас. – улыбнулся. – И кажется…
– Дафнис! Хлоя! Э-э-э… Гектор! Мадемуазель Андромаха! – вмешался беспардонный штабс-капитан. – Если можно, во внеслужебное время. Николай, сейчас – мост через Миус. Кажется, придется пострелять…
Мне не хотелось стрелять. Мне хотелось смотреть на Ольгу Станиславовну Кленович.
* * *
– Ничего тут не придумаешь, Кайгородов. Одно хорошо, эти хреновы Ганнибалы мост не взорвут, он для господ мак-си-ма-лис-тов – ворота на юг, на Дон. И курочить на станут-с, через Миус каждый день эшелоны идут. Значит, бьем в лоб. В дюндель-с! Я веду цепь на прикрытие, разбираю завал на путях – а вы рвете на поезде. Поддержите из Норденфельда и пулеметов, прижмите этих сволочей мордой к земле, патронов не жалейте, лупите, мать его, по всему, что движется – в стумент поломанный, в лобковошь Папы Римского, в гнобилище раздолбанное до печенок, в килу угроханную, в междурваней шершавый засондряченный, в ездокопатель Илионский… А если совсем грубо: создавайте максимальную плотность огня. Вот собственно и… Одна просьба, капитан: не высовывайте носа из башни, не ловите ноздрями пулю. Иначе все мое геройство херово этим самым делом и накроется… У меня две папиросы осталось, могу поделиться. Хотите?
– «Теперь и мне на запад! Буду идти и идти там, пока не оплачут твои глаза под рубрикой „убитые“ набранного петитом…»
– Э-э, Николай, бросьте, не смейте-с!.. С такими мыслями… Стойте, вы, собственно, про кого? Про чьи это зеленые… Молчу, молчу, уже молчу!..
* * *
…И когда пролилась кровь, когда раскалился металл, когда стало трудно дышать от едкого запаха пороха, он вдруг почувствовал, что Мир поддался. Невидимая преграда лопнула, разлетелась кровавыми отметками, впуская одетую сталью бабочку в самую сердцевину, к корням бытия. Мир не капитулировал, но признал первое поражения, отдавая победителю пространство: белую ровную степь, закованную в лед реку, маленькие домики станций, прижавшиеся к бесконечной линии «железки». Мир платил кровью и страхом, уступая торжествующей бабочке не только послушную твердь, но и тысячи душ-песчинок, чья судьба изменилась навсегда – вне всякого расписания и правил. Гонимые внезапно налетевшим ветром, они носились над холодной зимней степью, сгорая, исчезая в небе, покрытом квадратами и ромбами, не успев даже понять, что собственно произошло. Рассыпалось ржавым прахом столь ценимое в этом когда-то совершенном Мире смертоносное железо, красные и синие стрелки на истертых картах уткнулись в пустоту, самые смелые ощутили ужас в остановившихся сердцах, почуяв присутствие Творца. Мир проиграл – раненый, отброшенный с привычного, единственно верного пути, потерявший ориентиры, ощутивший всю свою хрупкость и малость.
Но это была еще не победа, выигран бой, но не война. Мир был готов сопротивляться, даже сейчас он собирал силы, лихорадочно бросая на погибель смертников-лейкоцитов. Мир оставался самим собой – и бабочке было рано радоваться. Золотистые искры-чертики отступили за край облака, но не ушли, не исчезли.
Он не радовался. Я… Я не радовался. Не мог. Оторвал ладони от липкого пулеметного железа, на миг закрыл глаза – и понял, что все только начинается.
….И свинцовые кони на кевларовых пастбищах…
* * *
– Зуа-а-а-а-авы! В ата-а-а-аку-у-у! На проры-ы-ыв! Песню запе-е-е-е…
– Пой, забавляйся, приятель Филибер,
Здесь, в Алжире, словно в снах,
Темные люди, похожи на химер,
В ярких фесках и чалмах.
В душном трактире невольно загрустишь
Над письмом любимой той.
Сердце забьется, и вспомнишь ты Париж,
И напев страны родной…
В путь, в путь, кончен день забав,
В поход пора.
Целься в грудь, маленький зуав,
Кричи «ура»!..
Лабораторный журнал № 4
17 марта.
Запись девятая.
17 марта – День Рождения.
Размышления Второго о долгожительстве равно как чтение Богомольца не минули даром. Не удержался и прошел тест «Сколько вы проживете», весьма популярный в Сети (в такой День более чем актуально). Как выяснилось, тест разработали «американские ученые Р. Аллен и Ш. Линди». Могу себе представить!
Тем не менее, рискнул. Результат – 72 года.
Можно горько вздохнуть, добавив, что цена подобным упражнениям известна. Однако сразу вспомнилось: именно столько прожили все известные мне родственники по мужской линии – кроме погибших и пропавших без вести. На большее я не рассчитывал даже в самом благоприятном случае. Если «видовая продолжительность жизни» – 95, значит налицо явный недобор.
Это все, конечно, «теория».
Разбирал архив, то есть скопище папок на антресолях. Это уж точно – на свалку. В одной из папок обнаружилось несколько старых публикаций, которые я не стал переводить в электронный вид. В основном ерунда – вплоть до газетных статей к очередной исторической «дате». Если курсовая по Кайгородову все еще вызывает некоторые эмоции, то подобные экзерсисы даже вспоминать нет смысла. Не то, что я кривил душой или писал откровенную чушь. Нет, сочинял честно, однако «датская» статья едва ли весит больше удачной лекции. Большая часть написана в бурные 80-е. Перестройка, «белые пятна», взвейся-развейся…
На одну статью (вырезка не сохранилась, только рукопись) все же обратил внимание и не стал пока выбрасывать. Заинтересовала она главным образом по контрасту с помянутой работой о Кайгородове. Если в случае с алтайским атаманом фраза о «двух бандах» отчасти справедлива, то здесь вариант абсолютно иной. Александр Петрович Кайгородов вполне может быть сравним с мексиканцем Панчо Вильей, даже внешнее сходство имеется (усы!). И обстановка соответствует: горы, леса, дикари чуть ли не с кремневыми стрелами. Сам атаман недалеко ушел, его мать – алтайка из рода Теленгит, местное наречие – родной язык. В этом контексте отрубленные головы и снятая заживо кожа воспринимаются вполне естественно. Этакий Унгерн уездного масштаба.
Статья написана о совсем другом человеке. Мне заказали ее конце лета 1988 – приближался очередной юбилей. Герой статьи, Николай Александрович Руднев, погиб под Царицыным 16 октября 1918 года.
Руднев мой сосед. Площадь, названная его именем, в десяти минутах ходьбы от дома. Именно там его похоронили в 1918-м. Как ни странно, могила до сих пор сохранилась. Черная плита, серая надпись… Цветов там никогда не бывает.
Я взялся за статью по заданию кафедры и, проявив определенную наглость, выбил командировку в Тулу, откуда Николай Руднев родом. Город сам по себе очень интересен, материалы же по своему соседу я без особого труда нашел в местном историческом музее. В архиве рыться не стал. Мне объяснили, что все возможное найдено и систематизировано еще в 1950-е.
Статью я изваял (даже не помню, где именно она издана) и благополучно о ней забыл. Теперь же, пересматривая рукопись, обратил внимание на обстоятельство, которое затронул лишь походя. Руднев – несостоявшийся красный Бонапарт в самом кристальном чистом виде. Обычно на эту роль предлагают Фрунзе или Тухачевского и не без оснований. Руднев вполне достоин стоять рядом с ними. Поражает биография – семинарист, не пожалевший принять сан (знакомо!), офицер-доброволец Великой войны, командир полка после Февраля. В двадцать три года, между прочим. Именно Руднев руководит захватом Харькова в ноябре 1917-го. Дальше – взлет. Заместитель наркома по военным делам Донецко-Кривирожской республики, фактический главнокомандующий. Его Тулон не на море, а на реке. Переправа через Чир, трехдневная битва с казаками Краснова, позволившая восстановить разрушенный мост и вывести к Царицыну части 5 армии. Позже победу Руднева припишут его другу Ворошилову.
Пуля, смертельно ранившая начальника царицынского гарнизона Николая Руднева, была выпущена из «красной» винтовки. Якобы случайный выстрел в горячке боя. И это знакомо.
Закончив статью, я решил купить цветы и положить к черному, всеми забытому камню на соседней площади. Так и не сподобился. Дела, заботы…
Просмотрев статью, пришел к странному выводу. При всем несходстве усатого дикаря Кайгородова и поповича-интеллигента Руднева их объединяет нечто общее и хорошо заметное – масштаб личности. Это были Большие люди. Мысль не новая, но очень справедливая. Гражданская война – эпоха Больших людей. Не удержусь, приведу цитату из популярного ныне Бушкова: