Вопреки его ожиданию, Изгорский поднес к глазам очки и на протяжении нескольких секунд внимательно изучал предъявленный документ.
– Вот‑вот, – сказал он удовлетворенно. – Я как чувствовал. Именно в ваших услугах я и нуждаюсь. Скажите, а вы имеете отношение к государственным э‑э… организациям?
– Что вы имеете в виду? Органы внутренних дел контролируют мою деятельность согласно соответствующему положению, разумеется.
– И вы будете обязаны доложить о…
– Юрий Израилевич, – Женька не собирался просвещать этого чудака в области взаимоотношений частных детективов с государственными структурами, – давайте оговорим сразу: если вы совершили преступление и рассчитываете на то, что я буду вас охранять от милиции или контрразведки, то вы заблуждаетесь.
– Нет! Нет, что вы! – замахал Изгорский руками. – Я вовсе не об этом. Но мое дело до поры не может быть предано огласке. Понимаете, если мы с вами об этом не договоримся, то… Как бы это объяснить…
– А вы объясните как есть. Может быть, что‑то не обязательно знать даже мне, но есть ряд вопросов, без ответа на которые я не смогу быть вам полезен. Прежде всего, расскажите об источнике грозящей вам опасности. Кого вы боитесь?
Изгорский потупился. Прошла минута.
– Я жду, Юрий Израилевич.
– Я не могу этого сказать.
– То есть?.. Вы не знаете, кто вам угрожает, и просите защиты?
– Нет… то есть, да.
Женька заглянул в глаза Изгорского и… его вдруг осенило! От этой внезапной и наверняка безошибочной догадки по телу пробежал озноб: перед ним сидел сумасшедший ! Вне сомнения! На занятиях по судебной психиатрии рассматривался подобный казус – кажется, это называлось «депрессивный синдром с бредом преследования». Он мог ожидать чего угодно, но такого?!
– Извините, но в таком случае я не смогу вам помочь, – сказал Женька категорично.
– Постойте! – испуганно воскликнул Изгорский и умоляюще залепетал: – Послушайте меня, пожалуйста, не уходите!.. Дело в том, что я действительно не знаю, откуда исходит опасность. Но она существует для меня очень давно, вот уже много лет. Я никогда ни у кого не просил защиты, да, собственно, мне и не у кого было ее просить, но сейчас… Понимаете, я чувствую, что за мной следят, но я должен, я обязан закончить одну работу, и тогда… тогда мне будет уже все равно.
– Вы боитесь смерти? – забросил Женька наживку, чтобы уточнить диагноз.
– Смерти?.. Видите ли, страх – это всего лишь естественная реакция организма на опасность. Естественная, заметьте, поэтому и мне, смертному, она присуща, как и всем людям. Но я боюсь умереть не вообще, а не закончив того, чему посвятил всю свою жизнь.
Ни в каких других сведениях Женька не нуждался. Старик явно спятил, вообразив себя отцом водородной бомбы, и спешил «завершить дело жизни» под охраной, как подобает носителю государственной тайны. И в органы, разумеется, он обращался, но там его послали… наведя справки у районного психиатра.
– Мне трудно вам объяснить, – закончил Изгорский, уподобившись проколотому резиновому мячу, – за этим стоит слишком многое.
– Вы работаете в интересах государства? – не удержался Женька от сарказма.
– Государства?.. Да, конечно. Даже более того…
– Всего человечества?
– Пожалуй.
– Почему же в таком случае вам не обратиться в Федеральную службу контрразведки?
Изгорский недолго помолчал, потом сообщил заговорщическим тоном:
– Я не могу туда обратиться.
– Государства?.. Да, конечно. Даже более того…
– Всего человечества?
– Пожалуй.
– Почему же в таком случае вам не обратиться в Федеральную службу контрразведки?
Изгорский недолго помолчал, потом сообщил заговорщическим тоном:
– Я не могу туда обратиться. Там могут оказаться люди, не заинтересованные… Словом, вы отказываетесь меня охранять?
Женьке почему‑то стало его жаль.
– От кого, Юрий Израилевич? – спросил он, вздохнув и беспомощно разведя руками.
Изгорский досадливо покивал и вовсе сник. В ложь необходимости завершения работы по спасению человечества Женька не поверил с самого начала, но сумасшествие клиента показалось ему все же не единственным объяснением причины этого странного обращения к первому попавшемуся детективу в поисках защиты – такое объяснение было бы, пожалуй, слишком простым и неполным.
– На вас когда‑нибудь покушались? – спросил он осторожно, приготовив вторую часть фразы: «Так вот знайте, что в случае, если бы вас кто‑то решился убрать, мы бы с вами уже не сидели за этим столом: сейчас ничего не стоит убить министра, депутата Думы и даже Президента страны». Но неожиданно прозвучал утвердительный ответ:
– Да. Они не застали меня дома. Когда я вернулся, дверь была сломана и… и здесь все перевернуто вверх дном. Такое признание меняло дело.
– Когда это было?
– Около месяца тому назад.
– Вы обращались в милицию?
– Нет. Ничего же не пропало. Зачем?.. Я просто установил решетки на окна и вот эту дверь.
Женька знал, что ограбления жилищ совершаются, главным образом, по наводке. Кто же мог навести на очевидно нищего еврея, заброшенного и забытого всеми? Хотя, с другой стороны, он знал и расценки на изготовление и установку таких вот дверей и решеток. За тем, чего не договаривал Изгорский, безусловно, что‑то было. Причина его боязни за свою жизнь могла быть более приземленного и конкретного свойства. Была в этой его убогости и нищете некая демонстративность. А сам небось получил наследство по завещанию родственничка в Калифорнии. Естественно, рэкетиры, проинформированные о наследниках той же инюрколлегией, сели на хвост. Наверняка этот Изгорский оформляет теперь визу в Израиль и просит посторожить его до отлета в земли обетованные. Оттого и не хочет сообщать причину своего страха – а вдруг детектив затребует кругленькую сумму в валюте?
Эта версия показалась Женьке не лишенной здравого смысла.
– Скажите, а за вами никто не следил, когда вы шли ко мне? – неожиданно поинтересовался Изгорский.
«Опять канает под психа!» – неприязненно подумал Женька.
– Нет. За мной никто не следил, – сказал он вслух.
– Почему вы так уверены?
– Потому что я профессионал. Сколько вы планируете находиться под охраной?
Изгорский пошевелил губами.
– Дня три‑четыре, – ответил тот неуверенно.
– Где? Здесь, в квартире? При такой‑то двери?
– Не совсем. Видите ли, я не сказал вам главного… Для того, чтобы я мог завершить работу, мне не хватает одного… одной очень важной вещи. Но она находится… э‑э… не здесь.
– А где?
– В надежном месте.
– Хотите, чтобы я сопровождал вас туда?
– Нет. Меня знают и непременно выследят. Я боюсь причинить вред человеку, у которого эта вещь находится.
– Короче, эту вещь должен буду привезти я.
Изгорский кивнул. Женька почти не сомневался, что под «вещью» он подразумевает деньги, золотишко или что‑нибудь в этом роде. Вероятно, ему крепко пригрозили по телефону, в подметной записке или при встрече.