Имам сначала будет молиться, а после этого прикажет мне отдать распоряжения?
– Ты можешь отдавать распоряжения, Фетиш, только тогда, когда я тебе скажу. Неужели это трудно понять? У тебя что-то со слухом?
– Нет, о Святейший. Мне все понятно. Прости своего смиренного слугу за его олигофрению.
– За что?
– За тупость, имам.
– А-а. Можешь оставить нас.
Фетиш нашел укромный уголок в дворцовых апартаментах и быстренько изложил по мобильному телефону, как развиваются и не развиваются события своему второму работодателю месье Делам-Нуару.
Следующий звонок Малику Флоренс сделала из другого оживленного места. Еще более нетерпеливый Бобби на этот раз засекал время по часам.
– Вы получили свой аванс, – сказала она, когда Малик подошел к телефону.
– Да. Надеюсь, в той вонючей дыре, куда вы забились, имеется телевизор? Сегодня вечером это будут показывать. Но если пропустите сегодня, не расстраивайтесь. Сможете посмотреть завтра. И послезавтра.
– А я увижу, как шейха выходит из самолета на Кипре?
– Вот с этим у нас, знаете ли, проблема.
– Какая еще проблема?
– Она пока не в состоянии путешествовать. Вы же понимаете, ей тут пришлось несладко. Почему бы вам не навестить ее? Мы вам выделим соседнюю камеру. Сможете заниматься любовью через решетки.
– Выходит, Малик, вы по-прежнему обманщик?
– Нет, Флоренс, я по-прежнему победитель.
Флоренс нажала «отбой» и швырнула телефон в сточную канаву, где он разлетелся на мелкие части. После этого они с Бобби смешались с толпой, а над головой у них снова раздался рев приближавшегося вертолета.
– Имам, с этой записью возникла проблема, – сказал Фетиш.
– Что именно?
– На кассете ничего нет.
– Что-о?
– Я отправил ее прямо Джахару, который возглавляет телеканал, для копирования и трансляции в эфир. Но он говорит, что, когда они попытались ее скопировать, кассета оказалась пустой. На ней ничего не было.
– Этого не может быть, Фетиш. Мы же смотрели ее с тобой вместе.
– У меня нет объяснений, имам.
Малик схватил телефон. Джахар ответил на звонок и дрожащим голосом сообщил, что, к сожалению, увы, на пленке действительно ничего не было. Малик обозвал его идиотом и дураком и – хуже того – предателем. Джахар, обливаясь потом, сказал, что пленка исследовалась самыми лучшими специалистами канала ТВМатар, и если бы на ней было хоть что-нибудь, кроме шипения и черноты, он бы немедленно доложил об этом Его Самому Святейшему Величеству. Малик швырнул телефон об стол с такой силой, что тот треснул.
– Грязная, хитрая стерва!
– Ваше Святейшество, – сказал Фетиш, – она недостойна вашего гнева.
– Бабские штучки! Надула меня!
– Успокойтесь, о Святейший, ибо сердце ваше может не выдержать.
– Тащи мне сюда шейху! Где эта шлюха?!! Быстро!
– Повелитель…
– Фетиш, – заскрежетал зубами Малик, – ты знаешь, что такое oubliette?
Фетиш не знал, но был уверен, что это плохо.
– Это яма, Фетиш. Очень глубокая узкая яма, какие бывают в старинных французских замках и тюрьмах. Туда бросали неугодных людей. И там их забывали: по-французски забытые – oublies. У тебя как с французским? Так вот, я приказал выкопать такую под дворцом. Хочешь стать испытателем?
Ничто не подстегивает человека так эффективно, как перспектива быть брошенным в яму. Фетиш бочком, как краб, поспешил убраться из комнаты, чтобы позвонить Делам-Нуару.
Делам-Нуар был человек утонченный, однако, выслушав доклад Фетиша, он все же произнес неприличное слово merde. Взяв себя в руки, он приказал Фетишу тянуть время, на что тот начал бубнить что-то про oubliette. Это словечко не сразу дошло до сознания Делам-Нуара, но когда он его наконец расслышал, то уже сам был готов выкопать яму такой глубины, чтобы разместить в ней всю королевскую семью Матара, да и сам Матар, к чертовой матери.
– Теперь, когда записи стали цифровыми, с этим полегче, – говорил Бобби.
– Чип содержит алгоритм, который стирает запись при попытке второго просмотра или копирования. Удобная штука. Я уже много раз этим пользовался.
Флоренс после того, как она швырнула телефон в канализацию, явно не хотелось поддерживать беседу.
– Послушай, Фло, – сказал Бобби. – Ты устала. Ты сделала все, что могла. Он и не собирался ее отпускать. Даже если бы он захотел, ему бы не позволили васабийцы. Единственное, что им нужно больше, чем голова Лейлы, – это твоя голова.
– Алгоритм, – задумчиво произнесла она. – Это арабское слово. Происходит от «Аль-Хаваризми». Так звали одного математика, жившего двенадцать столетий назад. Тогда они были великими… Они убьют ее, Бобби.
– Может, французы вмешаются. Им такой пиар не нужен. Они, может, и мудаки, но выглядеть мудаками не любят.
– Нет, они убьют ее.
– Слушай, а не рвануть ли нам домой, Фло? Похоже, мы тут никому уже помочь не сумеем.
Она посмотрела на него.
– Испугался?
– Чтобы испугаться, нужно прежде всего иметь желание остаться в живых. Раньше мне на это было плевать, потому что у меня никого не было. Но не теперь. Если ты понимаешь, о чем я.
– Не очень-то счастлив ты оттого, что влюбился.
– Если честно, у меня по этому поводу противоречивые ощущения. Для того чтобы испытать это чувство, на свете существует масса более подходящих мест, чем Ближний Восток.
– Француз ждет, что вы его примете, о Святейший.
– Что? Да кем он себя воображает, чтобы вот так заявляться? И где шейха? Я велел тебе привести ее сюда.
– Она скоро будет. Ее пришлось… немного помыть. Она была непрезентабельна, повелитель. В камере никаких удобств…
– Я не просил тебя устраивать ей купание, Фетиш.
– Глупость моя безгранична, как пустыня Нафта, о господин. Простите меня.
Малик издал звук, похожий на рычание.
– А пока она не пришла – быть может, вы примете француза, повелитель?
– Чего ему надо?
– Я не знаю, имам.
Знакомство с французским словом oubliette кардинально изменило позу Фетиша – его позвоночник находился теперь постоянно в согнутом положении.
– Пять минут. Ты меня понял, Фетиш?
– Воистину добросердечен имам.
Делам-Нуара пригласили в кабинет.
– Имам очень великодушен, приняв меня так быстро.
– Мы очень заняты, месье. О чем вы хотите поговорить?
– Мы перехватили один телефонный разговор американцев, повелитель. Я подумал, что вам лучше услышать это из моих уст, так сказать лично, а не по телефону.
– Да?
– Это очень щекотливый момент.
– Да, да, я понял. Итак?
Делам-Нуар понизил голос:
– Насколько я понимаю, мой повелитель вчера общался по телефону с министром иностранных дел Васабии принцем Бавадом?
– Откуда вам это известно? А если и так? Я правитель Матара.
На самом деле благодаря Фетишу французы уже давно прослушивали телефон Малика. Но лучше было делать вид, что такими вещами занимаются только отвратительные американцы.
– Я не критикую имама. Но похоже, что американцы подслушивали этот разговор. Технически они очень… скажем, довольно умны. Издержки современности. Всегда кто-нибудь подслушивает. Это, конечно, не мое дело, однако теперь, в связи с тем, что мы узнали, становится в каком-то смысле и моим делом. Вы улавливаете, отчего мне так неловко?
– И отчего же?
– Благодаря американцам у нас имеется запись этого разговора. Насколько я понимаю, принц Бавад был с вами… как бы это сказать… крайне авторитарен?
– Я сам разберусь в своих отношениях с принцем Бавадом, – сухо сказал Малик.
– Конечно, конечно. Однако лично мне его тон показался очень грубым. Очень повелительным, очень наглым.