Черными назывались земли, заросшие темно-коричневым вереском, что делало их похожими на ландшафт ада. Белые были покрыты зеленой растительностью. В некоторых местах почва заизвестковалась, но была мелиорирована и вновь распахана.
— Вы, возможно, знаете, что пустоши сотворила не природа. Когда-то они были лесами. Потом крупные монастыри занялись производством шерсти. Взамен срубленных деревьев новые не высаживались, потому что овцы поедали все: молодые деревья, траву, которая выросла вместо деревьев, и все вокруг. Плодородную почву смыло водой, и осталась живописная вересковая пустошь, где могут произрастать ковыль и вереск. Вам, наверное, это кажется безобразным. — Она устремила взгляд на унылый ландшафт.
К удивлению Алистера, в ее голосе прозвучала нотка отчаяния.
Поскольку поля ее шляпки были узкими, он без труда разглядел ее лицо. Видел сбоку золотисто-рыжие кудряшки, танцующие на ветру, и кремовую кожу, порозовевшую от свежего воздуха и ходьбы.
Подбородок был вздернут, она выглядела, как всегда, упрямой и дерзкой, и все же он заметил, что она растерянна.
В этот момент она почему-то показалась ему значительно моложе своих лет.
Видимо, у него разыгралось воображение. Ей тридцать один год, уже десять лет она управляет крупным имением и ведет все дела своего отца. И добилась немалых успехов. Поместье явно процветает.
Более того, согласно информации, собранной Кру, ее соседи в один голос утверждают, что она обладает подходящим для бизнеса складом ума. Алистер понимал, что такой комплимент — огромная честь, и чтобы заслужить его, надо быть очень умной, уверенной в себе и обладать сильной волей. Мужчины терпеть не могут, когда женщины оказываются на их «скаковой дорожке», и делают все возможное, чтобы им помешать.
Однако в Лонгледж-Хилле почти все мужчины, независимо от их общественного положения, уважают мисс Олдридж и восхищаются тем, что она сделала с собственностью отца. Как он убедился, подслушав ее разговор с капитаном Хьюзом, с ее мнением считаются. Она имеет влияние на окружающих.
И все же Алистера не покидало чувство, что она растерянна и уязвима, что ее обидели или разочаровали и что он обязан ей как-то помочь.
И не потому, уверял он себя, что хрупкая, слабая леди попала в беду, а просто ему необходимо привлечь ее на свою сторону. Землевладельцы прислушиваются к ней, так что мотивы у него чисто деловые.
— Чтобы подготовиться к своей миссии, — сказал он, — я внимательно прочел, среди прочего, работу мистера Джона Фэри «Общий обзор сельского хозяйства и минеральных запасов в Дербишире». Мистер Фэри называет вересковые пустоши «ядовитыми и бесполезными». И хотя должен признаться, вид этой местности не восхищает меня, я не назвал бы ее безобразной или отвратительной. Скорее драматической.
— Вы стараетесь сделать мне приятное, — сказала она, настороженно взглянув на него.
— Мисс Олдридж, у меня на это не хватит терпения. В вашем присутствии я забываю о правилах поведения.
Она улыбнулась, и у него потеплело на сердце. Едва ли когда-нибудь в жизни ему приходилось встречаться с таким смертоносным оружием, как ее улыбка.
— Ваше поведение безупречно, — заявила она. — От кого-то я слышала, что вы принадлежите к дипломатическим кругам.
— Вам, очевидно, было бы гораздо приятнее, если бы я провел сегодняшний день с царем в Санкт-Петербурге, — предположил он.
— Я знаю местечко потеплее, — сказала она.
— Преисподняя? Она рассмеялась.
— Нет, Калькутта или Бомбей.
— Ну разумеется. Там, если бы я не умер сразу от теплового удара, можно было бы умереть от какой-нибудь заразы.
— Я не хочу, чтобы вы умерли, — сказала она. — Я хочу, чтобы вы были живы, здоровы и процветали — но где-нибудь в другом месте.
— Отвернись ваш грум на мгновение, вы могли бы сбросить меня с утеса, — заметил он. — Сбылось бы предчувствие моего слуги и предсказание моего отца, уверенного в том, что я плохо кончу. И все были бы счастливы.
Улыбка сползла с ее лица.
— Почему ваш отец так думает?
— Отец считает, что содержать меня слишком дорого и хлопотно, — ответил он. — Так оно и есть на самом деле.
Она медленно обвела его взглядом от тульи его изящной шляпы до носков высоких сапог с отворотами.
— Да, обходитесь вы дорого.
Алистер вспыхнул под ее пристальным взглядом, хотя был уверен, что одежда его безупречна. Но тут он заметил грязь на своих хорошо начищенных сапогах и вспомнил, что пола плаща падает не совсем прямо. Быть может, это из-за его проклятой ноги. Она стала короче второй, хотя портной убеждал его в обратном. Уж лучше бы ему надеть плащ для верховой езды, в нем это меньше заметно.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Речь идет не только о моей одежде, — сказал он.
— Разумеется. Ведь есть еще дорогостоящие танцовщицы.
— Да, что-то в этом роде. И судебные иски, места предварительного заключения для должников. И… всего не перечесть.
— Судебные иски, долги. Ну и ну! Чем дальше, тем страшнee.
— Но я исправлюсь, — заявил Алистер. — Строительство канала является абсолютно респектабельным делом.
— Тем не менее у вашего слуги дурные предчувствия.
— Это относится не к каналу, а только ко мне. У Кру частенько бывают предчувствия. Он уверен, что видит вещие сны.
Алистер рассказал ей сон о падении с утеса, не забыв о странном освещении и о том, что такой же сон Кру видел накануне битвы при Ватерлоо.
— Послушаешь вас, так вы действительно можете сломать себе шею. Впрочем, утонуть значительно труднее. Ближайшей водной массой является ручей Брайар-Бук, но он действительно глубок.
— Значит, я ничем не рискую и смогу подняться вместе с вами на вершину, — заявил Алистер.
— Не рискуй вы ничем, эта перспектива потеряла бы для вас всякий интерес.
— Вам показалось, что я заскучал? — спросил он, улыбнувшись. — Ну что ж, в таком случае вы, возможно, не так умны, как я предполагал.
Глава 6
Золотистые глаза мистера Карсингтона весело поблескивали, а улыбка была просто потрясающей.
Мирабель поспешно отвела взгляд в сторону и начала подниматься по тропе, мысленно ругая себя.
Ей не следовало допускать, чтобы разговор превратился в личный.
Она полагала, что он обладает той непробиваемой аристократической самоуверенностью, с которой ей нередко приходилось сталкиваться в Лондоне и которую она считала такой же непостижимой, каким ее отец считал процесс размножения лишайников. Но в броне, за которой укрывался мистер Карсингтон, имелась брешь. Он был не так уверен в себе, как казалось.
Она ошибалась и еще кое в чем. Неловкость, которую он испытывал при упоминании о его героизме на войне, объяснялась не обычной в таких случаях скромностью — притворной или непритворной, и ей очень хотелось узнать причину этого. Хотелось, чтобы он выложил все начистоту и чтобы она смогла ему помочь.
Она обнаружила также, что, несмотря на всю озабоченность своей внешностью, он был далеко не доволен собой.
Она пришла к этому заключению не потому, что он говорил о собственном перевоспитании. Хочешь не хочешь, а мужчины — особенно повесы и прочие бездельники — обычно усыпляли бдительность женщин обещанием исправиться. Даже отец это делал раза два в год, причем с самыми искренними намерениями, о которых немедленно забывал, столкнувшись с очередной ботанической загадкой.
Нет, причиной послужил не разговор об исправлении его привычек, а тревожный взгляд мистера Карсингтона и то, как менялся у него голос, когда он говорил о своем отце.