У нас не было сверла достаточно длинного, чтобы проникнуть внутрь черепной коробки. Однако багажник машины был забит стазис-контейнерами для хранения образцов. Кликс принёс мне несколько штук. Они были нескольких размеров и представляли собой один из немногих реально дорогостоящих элементов нашего снаряжения. Их стенки были сделаны из полированного металла с впечатанной в его поверхность стазис-решёткой. Кликс открыл крышку одного из них, и я загрузил голову целиком в угольно-черное нутро.
У нас оставалось не так много времени на аутопсию до того, как на здешней жаре труп начнёт разлагаться. От Кликса толку было немного — не его область. Однако он продемонстрировал похвальное отсутствие брезгливости — ему приходилось записывать весь процесс на носимую микрокамеру.
Мне не понадобилось долго разглядывать изощрённые потроха пахицефалозавра, чтобы убедиться без тени сомнения, что животное было теплокровным, поддерживающим температуру тела через обмен веществ, а не полагающимся на внешний источник тепла. Сердце представляло собой впечатляющее зрелище даже после того, как его пробила пуля. Размером с баскетбольный мяч, оно было четырёхкамерным и с полным отделением артериальной крови от венозной, как это характерно для млекопитающих.
За сердцем был непонятный орган желтоватого цвета, очень жилистый и опутанный кровеносными сосудами. Он не соответствовал ничему в анатомии современных млекопитающих и птиц. Я приложил все усилия, чтобы достать его неповреждённым, и опустил в бархатное нутро ещё одного стазис-контейнера.
Я решил исследовать лишь одно лёгкое, предположив, что второе должно быть таким же. Его объём был огромен — ещё одно подтверждение активного метаболизма. За свою жизнь я препарировал и изучал множество различных животных, но ни одно из них не могло сравниться по сложности — и совершенству — с анатомией динозавра. Будет здорово поизучать его голову по-серьёзному, когда мы вернёмся обратно в будущее.
— Ох ты ж…
Я поднял голову посмотреть, что заметил Кликс. К нам приближался небольшой двуногий динозавр размером примерно с курицу. У него была длинная змееподобная шея, маленькая заострённая голова и округлое тело, похожее на шар для боулинга. Его плюсны были удлинены, давая животному ногу, состоящую из трёх функциональных сегментов и длинный шаг — обычное приспособление к быстрому бегу. Должно быть, он чувствовал, что при его проворстве мы не представляем для него угрозы, как и он не представлял серьёзной угрозы для нас. Когда он приблизился, я заметил, что он весь покрыт короткими перьями; на затылке красные и жёлтые перья образовывали гребень. Думаю, он посчитал, что свежего мяса хватит на всех, и направлялся прямиком ко вскрытой грудной клетке пахицефалозавра. Я пытался его отогнать, но он лишь заорал в ответ и оторвал себе призовой кусок потрохов.
Кликс в это время невозмутимо направлялся к джипу. Поначалу я не понял, что он задумал, но мгновение спустя он появился с нашим самым большим стазис-контейнером, серебристым кубом метрового размера. Он дождался, пока наглый ворюга не начал отрывать от трупа второй кусок, и тогда напал. Пернатый динозавр, должно быть, ощутил вибрацию земли под ногами Кликса. Он вскинул голову, заметил его, дважды моргнул и бросился вперёд, вскочив на голову убитого динозавра. Но от Кликса было так просто не избавиться. Он также вскарабкался на тушу и погнал мелкого ящеротазового вдоль всего хребта пахицефалозавра. Тот спрыгнул на землю и во весь дух понёсся к ближайшим деревьям, но у Кликса было преимущество — мускулы, привыкшие к более высокой гравитации. Его ноги делали гигантские шаги, при каждом он подпрыгивал на три метра. В конце концов он настиг маленького падальщика и внезапным выпадом накрыл его стазис-контейнером. Динозавр издал пронзительный крик, оборвавшийся на полуноте, когда Кликс перевернул контейнер и захлопнул крышку, включив стазис-поле. Теперь мы доставим в будущее по крайней мере один живой экземпляр.
Вернувшись к вскрытию, я прорезал стенку желудка, приняв меры к тому, чтобы желудочная кислота не брызнула на меня. Я не удивился, когда увидел, что он практически пуст — я бы тоже не стал участвовать в соревнованиях по битью головами на полный желудок. То немногое, что я в нём нашёл, выглядело как мягкая растительность, в том числе хорошо пережёванные листья гуннеры. Интересно, как…
Я слышал, что непрошеные гости
Приятнее всего, когда уходят.
«Генрих VI», Часть I, Акт II, Сцена 2
Я отшатнулся; от одной мысли о новом прикосновении инопланетной слизи у меня подскочил пульс. Голубое желе закончило выступать из тела пахицефалозавра и теперь лежало, подрагивая, у него на бедре.
— Что нам с ним делать? — спросил Кликс, стоя метрах в пяти от трупа динозавра.
Сжечь! — мелькнула мысль. Но вслух я сказал:
— О чём ты?
— Ну, мы же не можем просто оставить его здесь, — сказал Кликс. — Ты порезал на части его машину.
— Так ему и надо. Он чуть не разбил нам джип.
Кликс покачал головой.
— Не думаю.
— А?
— Ну, ты же видел, как вёл себя пахицефалозавр. Сражение за территорию, ритуальное битьё головами. Я думаю, хет был в нём пассажиром, а не водителем. Он наблюдал за поведением динозавра, а не контролировал его действия.
Я подумал об этом, потом посмотрел на лежащую передо мной кучу разделанного мяса. Наблюдения извне, подкреплённые анатомированием трупа, показались совершенно неадекватным методом исследования по сравнению с тем, чтобы влезть животному под кожу, жить его жизнью и чувствовать его чувствами. Кликс, вероятно, был прав; пахицефалозавр действовал по собственной воле, а не по приказам хета. И на джип он напал с полным на то основанием.
Я кивнул.
— Ладно, хорошо. Что тогда будем делать?
— Мы можем взять его с собой на «Стернбергер». Я уверен, что наши хетские друзья нас ещё навестят.
Это был вполне разумный план действий, за исключением одного пункта.
— Но Кликс, если этот последние несколько дней провёл в горах, он может ещё не знать о нас. С его точки зрения мы — странные существа, которых он никогда раньше не видел.
— Здравая мысль. — Кликс откашлялся и сказал, обращаясь к голубому кому: — Вы меня понимаете? Вы говорите по-английски?
Дрожание хета ускорилось. Он явно реагировал на звук Кликсова голоса, но была ли это попытка ответить или просто страх, я не мог сказать.
— Я уверен, что он не может разговаривать без носителя с голосовыми связками, сказал я.
— Может быть, — сказал Кликс. — Но он точно может слышать.
— У него нет ушей, — заметил я.
— Он наверняка ощущает вибрации воздуха от моей речи. — Он снова повернулся к существу. — Мы пришли с миром, — сказал он. Странно, подумал я, что в нашем языке уже существуют клише для приветствия инопланетных пришельцев. Быстрая пульсация желе продолжалась; по-видимому, последние слова его никак не ободрили. Кликс указал на хета, потом прямо вверх, видимо, пытаясь донести до него мысль, что он пришёл с неба. Думаю, он считал, что если хету понять, что мы знаем, кто он такой, он поймёт, что мы уже контактировали с существами его вида. Поначалу никакого ответа не было, так что он повторил жест несколько раз. Наконец хет, похоже, уловил его мысль, потому что заметно успокоился.
— Уж не знаю, пробился я к нему или нет, — сказал Кликс, пожав плечами. Потом его лицо озарила зловещая улыбка. — Слушай, а ты бы мог лечь рядом с ним и позволить ему заползти к тебе в голову. Это был бы хороший дружественный жест.
— Чёрта с два! Почему не ты?
— Твой английский им, похоже, больше нравится.
— Нет уж, благодарю покорно. Мне одного раза вполне хватило.
— Ну так что же тогда с ним делать?
— Пусть он сам решит. — Я подошёл к джипу и достал из него стазис-контейнер. Я положил его на бок рядом с холмиком голубого желе — он был размером с грейпфрут. Хет некоторое время был неподвижен, затем начал течь по направлению к контейнеру, волнообразными движениями продвигая себя по бедру пахицефалозавра. Он помелил у края контейнера, затем залез внутрь. Я подошёл, чтобы закрыть крышку.
— Не надо!
Я обернулся к Кликсу.
— Почему?
— Как только ты закроешь крышку, включится стазис-поле. Мы не сможем отключить его без инвертора Чжуан, а ближайший находится на 65 миллионов лет в будущем.
— Чёрт, ты прав. Хорошо. — Я взял контейнер за ручки и заглянул внутрь. Это был первый представившийся мне случай рассмотреть хета более или менее отстранённо. Я ощутил волну отвращения, прокатившуюся по мне, пока я разглядывал его, подрагивающего и синего. Он не был однородно прозрачен; внутри него были мутноватые области — должно быть, там желе было гуще или имело другой состав. А слабая фосфоресценция, которую я заметил в прошлый раз, создавалась тысячами светящихся точек. Они кружились в толще протоплазмы, словно светляки, попавшие в патоку. Пульсации желейного кома не были похожи на расширение и сжатие лёгкого. Скорее, это было что-то вроде вспучивания — хет будто приподнимался и опускался, то формируя, то снова заполняя впадину на нижней, прилегающей к основанию поверхности своего тела.
Он был совершенно не похож ни на одну из виденных мной ранее форм жизни. Конечно, его макроструктура, вероятно, не более отражает его микроструктуру, чем человеческое тело напоминает клетки, из которых состоит, или песчаная дюна открывает кристаллическую природу составляющих её песчинок. Хотел бы я взглянуть на хета в микроскоп, понять, что заставляет его тикать.
Я оставил контейнер лежать на боку на заднем сиденьи джипа; заднюю дверцу я оставил открытой, чтобы существо не сварилось в жаре кабины и могло бы выйти, если захочет. После этого я продолжил анатомирование пахицефалозавра. Когда я вернулся в машину два часа спустя, хет всё ещё был там.
На обратном пути к «Стернбергеру» Кликс, очевидно, решил, что хет на заднем сиденье либо не понимает по-английски, либо не сможет нас услышать за шумом двигателя.
— Как продвигается дело с принятием важнейшего морального решения? — спросил он с точно отмеренной дозой сарказма, которая должна была дать мне понять, что я слаб и не обладаю его способностью к решительным действиям.
— Это не так просто, — тихо ответил я. Тем не менее, я с удивлением осознал, что приблизился к решению. — Думаю, я склоняюсь к тому, чтобы с тобой согласиться.
— Ты осознал, что мир снимет с нас шкуру, если мы не привезём хетов с собой. Человечество десятилетиями ждёт встречи с братьями по разуму. Народ не обрадуется, когда узнает, что мы лишили его такого счастья.
Я несколько секунд помолчал.
— Я не рассказывал тебе, о чём меня попросил отец?
— Как у него дела? — спросил Кликс. — Лечение действует?
— Почти нет. У него по-прежнему сильные боли.
— Прости.