Мне-то что!
Не будет с этой Валей проблем – вот и хорошо, будут проблемы – Ольга в очередной раз поймет, что ее старшая сестра, то есть я, как всегда оказалась права. Да-да старшая, пусть хоть на три минуты!
Эти мысли безостановочно крутились у меня в голове, когда я ехала домой. Меня не оставляло ощущение, что все не так просто в этой истории. Валю кто-то здорово напугал, это факт! И чутье подсказывало мне, что дело тут вовсе вовсе не в брошке…
Уже подъехав к дому и притормозив у самого подъезда, я вдруг поняла, что возвращаться к себе мне на самом деле вовсе не хочется. Отрицательные эмоции, которыми я была переполнена в свой законный выходной, требовали хоть какой-то компенсации. Быстро прикинув в уме, какое «живое лекарство» мне сейчас лучше использовать, я развернула автомобиль и поехала к бабушке.
Евгения Михайловна Снегирева всегда хорошо на меня действовала – ну право же, как будто она была мне родной матерью, а не Ираида Сергеевна. Видите, я даже матушку зову про себя исключительно по имени-отчеству, а вот бабушка – о, это особый случай.
Не хочу говорить плохо про маму – у нее была своя жизнь, в конце концов, и остаться на руках с двойней молодой женщине – не сахар. Отец нас бросил – звучит столь же грустно, сколь и банально.
Нет-нет, вовсе не сразу после рождения, как можно было бы предположить. Хотя, если призадуматься, то гораздо раньше. Дело в том, что Андрей Витальевич по профессии был тележурналистом, а по складу характера – типичным плейбоем. Частые командировки, длительные отсутствия, не всегда документально мотивированные, стремление постоянно вовлекать в свою орбиту новое, преимущественно женское окружение, карьера, перспективы – и вдруг двойня. Да такого просто быть не могла в жизни Андрея Витальевича, ни в какие графики не влезало! Сидеть дома, помогать жене, возиться с детьми? Полностью исключено.
А тут подвернулась полугодичная заграничная стажировка, а вслед за ней – работа по контракту, а там уж новая пассия объявилась. В общем, пару раз за год папа мелькнул на орбите и был таков. В настоящее время Андрей Витальевич живет в Москве, изредка мелькает по телевизору. А его общение со мной и Полей ограничивается поздравлениями с днем рождения, причем через раз.
Если бы не бабушка, то я просто не знаю, как бы мама нас выходила. Надо сказать, что Ираида Сергеевна – человек своеобразный и вполне самодостаточный. Двойня на руках молодой женщины, которая только-только начала находить вкус в жизни, да еще в отсутствие мужа – это испытание, которое под силу не каждому. Матушка сперва пыталась найти мужа через брачные агентства, но, запутавшись в объявлениях и анализе достоинств и недостатков женихов временно прекратила эти попытки. Впрочем, она периодически возобновляла их даже сейчас, когда выгоняла очередного бой-френда и вакантное место оказывалось пустующим.
В общем, в дело нашего воспитания вынуждена была включиться бабушка, причем со стороны мужа, если быть точной. Впрочем, я не права, «вынуждена» – это из другой оперы. Евгения Михайловна взялась за наше воспитание не из чувства долга, не принося себя в жертву, а просто потому, что ей так хотелось. И могу сейчас сказать положа руку на сердце – всем хорошим, что во мне есть, я обязана ей. Думаю, что тут и Полина меня поддержит.
Евгения Михайловна была, что называется, «из бывших» и это до сих пор сквозило в ее поведении. Даже курила она как-то по особенному. В чем тут секрет – не пойму, но даже в манере держать папиросу, затягиваться и выпускать дым чувствовалась порода.
Наверное, тут сказывались материнские гены – отец Евгении Михайловны был из купцов, а в жены взял себе девушку из обедневшего дворянского рода. Революция жестоко обошлась с ее родными – отец пропал, буквально испарился, мужа посадили и домой он так и не вернулся.
Впрочем, и возвращаться уже было бы некуда – дом реквизировали и бабушка вместе с малолетней Ирой долгое время скиталась по знакомым, пока ей не перепала комнатушка.
Как Евгения Михайловна умудрилась уцелеть среди этой жуткой круговерти – ума не приложу. Повернись ее судьба по-другому, не миновать бы лагеря и ей, а дочери (то есть, нашей маме) светила бы прямая дорога в детский дом на социалистическую перековку.
Когда я приехала к Евгении Михайловне, то попала прямо за стол – у бабушки был гость. Явление это было довольно странным – бабушка, конечно, была вполне светским человеком, но ее круг общения ограничивался соседями и нашими визитами. А тут сидит у нее какой-то подозрительный тип с выправкой военного и повадками дипломата и держит себя так, словно бабушка ему чем-то обязана. И в разговор со мной гость вступает нехотя, на вопросы «да, нет», слова лишнего не скажет.
Ну, думаю, денек однако выдался. Куда не зайдешь – кругом незнакомые люди! Ладно, думаю, сиди, раз пришел. Бабушка знает, что делает, она ведь не Ольга, у Евгении Михайловны голова неплохо варит, несмотря на солидный возраст (она ведь 1912 года!).
– А Ира уже у меня побывала, – сказала бабушка, отхлебывая чай и хитро прищуриваясь. – Сама понимаешь, в каком она состоянии.
– Очень вкусный чай, бабуля, – невозмутимо отозвалась я. – Это с бергамотом?
Задавая этот вопрос, я незаметно скосила глаза на гостя – стоит ли обсуждать наши семейные проблемы в присутствии посторонних?
Бабушка поняла мой маневр и быстро свернула тему. Она вернулась к разговору с посетителем и дала понять, что его визит подходит к концу. Тот стал быстр откланиваться, бабушка проводила его до передней и мне было слышно, как они о чем-то договаривались между собой. Наконец, дверь хлопнула и бабушка вернулась в гостиную.
– Так что там у вас? – спросила бабушка с добродушным вздохом.
Я в двух словах изложила историю а Вале, стараясь не нагнетать напряжения, но и ни о чем не умалчивая – бабушка должна знать всю правду, а мои эмоции тут в расчет не принимались.
– Понятно, – кивнула бабушка. – Вот что значит внятный рассказ. А то Ира кричала, руками махала и я так ничего и не поняла, хотя она просидела у меня с полчаса. Да что я говорю – «просидела»! Бегала по комнате, словно мышь в ловушке!
– Ну и что ты теперь обо всем этом думаешь? – спросила я Евгению Михайловну.
Когда я задавала этот вопрос, мной двигало отнюдь не чувство вежливости. Дело в том, что бабушка обладала потрясающим – думаю, что врожденным, если такое бывает, – чувством здравого смысла и умением оценить ситуацию с наиболее верной точки зрения.
– Я тебе так скажу, – начала бабушка, с удовольствием разминая папироску «богатыри» и вставляя ее в длинный янтарный мундштук, – ты Оле не мешай. Погоди, не перебивай, я еще не закончила. Твоя сестра все делает правильно. Ей сейчас надо о ком-то заботиться, понимаешь? Дети – разговор особый, я уже договорилась с Ирой, что ребята поживут у нее на даче недельку-другую.
Бабушка словно бы предупреждала мои вопросы, отвечая на них еще до того, как я собиралась их произнести. Я чувствовала сердцем, что Евгения Михайловна права, но мой рассудок отказывался это принимать.
– Ну ладно, раз ты так считаешь, – пожала я плечами, – то покамест закроем эту тему. Скажи-ка мне лучше, что это за гость у тебя был?
– Это психотерапевт, – быстро ответила Евгения Михайловна.
Я совершенно ясно видела, что бабушка не очень настроена говорить со мной о своем визитере, и это обеспокоило меня еще больше.