- А квадратики?
- Красный, что в этом городе есть харчевня, где наливают в долг. Но нас интересуют кружочки: это постоялые дворы, красные - хорошие, зеленые похуже, синие - вообще лучше и не соваться.
- А где еще и крестик пририсован?
- Там значит, у меня полюбовница была. И туда тоже лучше не лезть.
- Ага, - я с интересом рассматривала карту, по всему получалось, что нам нельзя было в большую половину постоялых дворов, они были или синие или с крестом. - А это что? - я ткнула на пятно.
- Ох, и любопытная ты, киса, - не выдержал гном, - это я суп пролил, и обвел просто так, для красоты.
- А-а-а.
Он поднял голову, Иван и Виль, с интересом рассматривающие сие произведение искусства, отшатнулись от его спины и со скучающим видом разошлись в разные стороны.
- А вы, болваны, чего подглядываете? Ладно, киса, она баба, ей по природе положено, а вы-то? Да, если хотите знать, эта карта на вес золота, мне за нее эльфийского жеребца предлагали, не отдал!
Те согласно покивали головами.
- Ну, хорошо, - успокоился Пан, - поехали, а то до темноты не успеем добраться до первого постоялого двора, а женщинам и детям нельзя ночевать зимой в чистом поле.
До темноты мы, конечно, не успели. Нет, мы очень торопились, но моя лошадь, если ее можно было так назвать, ну никак не могла двигаться быстро, видимо, это претило ее лошадиной природе, поэтому перемещалась она с коровьей скоростью и такой же грацией.
Мы ехали по дороге, вокруг которой были одни поля. Надо было срочно искать ночлег.
- Да уж, - протянул Виль, - за сто верст даже ни одной избушки-развалюшки нет.
- Я есть хочу и спать, - вдруг простонал Иван.
- Стыдись, Ванечка, - пробурчал гном, - даже женщины и дети не ноют, а ты же мужик!
- Я в первую очередь че-ло-век! - произнес он по слогам. - А женщины и дети просто спят, потому не ноют!
Я посмотрела на него.
- Эх, Ваня, не надо было тебе давать лекарство, сейчас бы в наших рядах не было нытика!
Адепт замолк и, кажется, надулся.
- Что это? - вдруг подал голос Виль.
- Где, Вилли, дружок? - поинтересовался гном.
- Вот там, в поле, - вампир ткнул пальцем в темноту, - мы, вампиры, лучше ночью видим. Там огни.
Не сговариваясь, мы дружно приподнялись на стременах. Действительно посреди поля была деревенька, вернее всего тройка домов, непонятно как очутившаяся здесь, и, видимо, совершенно забытая людьми.
- И вправду! - просопел Пан. - А ну туда, может, найдем ночлег. Мальцу нельзя ночевать на снегу.
Деревня была потерянной и забытой. Домов стояло, конечно, больше трех, но все маленькие и покосившиеся. Тучи закрыли луну, лишив нас единственного источника света, поэтому мы ехали по главной и единственной улице едва ли не на ощупь. Дорога вела к большому дому, в темноте он выглядел более чем добротно.
- Не нравиться мне здесь, - протянул Виль, - поехали отсюда, я что-то чувствую.
- Запихни свои обостренные чувства знаешь куда? - разозлился гном. Глянь, киса совсем устала, а малец уже спит.
Я действительно еле держалась в седле, что ни говори, а к долгим прогулкам на лошади, которая скачет так, что может начаться морская болезнь, я не привыкла. Я бросила в сторону Виля умоляющий взгляд.
- Ну, как знаете, - буркнул тот, - но я предупредил.
- Эй, хозяева, - крикнул Пан, яростно колотя по воротам, открывайте.
- Кто там? - послышался мужской бас.
- Странники, ночлег ищем. У нас ребенок и женщина, им надо отдохнуть.
Послышались шаги, ворота открылись, и мы увидели мужика в черном длинном тулупе, держащего фонарь.
- Ну, заходь, коль не шутишь. Данилой меня звать.
Мы въехали в огромный пустой двор, с какими-то постройками по углам.
- Где лошадей поставить? - спросил гном. Мужик кивнул:
- Пойдем, а вы, - он посмотрел на нас, - идите в избу. Жена моя, Клава, вас накормит.
Пан и Иван взяли под уздцы лошадей и повели их в стойло, а мы с Вилем и Ануком направились в дом. Войдя, встали на пороге, на нас уставились восемь пар глаз. Семейство совсем не ждало гостей. У печки молодая женщина с длинной косой пшеничного цвета и белым лицом. Кожа без румянца казалась восковой. Дети, семеро, погодки с такими же пшеничными волосами. У меня побежали мурашки по телу, а Анук прижался к моим ногам. Глаза у всех восьмерых были совершенно безжизненные, бледно голубые, как у Пана. Только у гнома они сверкали весельем и хитрецой, а эти смотрели зло. Почему-то вспомнилась поговорка: "нежданный гость хуже чумы". Малыши сидели на длинных лавках за столом и ужинали.
- Эх, говорю же что не чисто здесь, - прошептал мне на ухо Виль. Чует мое сердце: беда будет!
В этот момент в избу ввалились Иван, Пантелеймон и хозяин.
- Ну что гости, встали на пороге, проходите. Клавдия, что ж как не живая, принимай гостей, - пробасил он.
Мне очень не хотелось думать, что Клавдия действительно выглядит мертвой. Хозяин разделся и снял шапку, он казался лет двадцати восьми. Меня заколотило: у него были точно такие же волосы пшеничного цвета и такие же безжизненно-ненавидящие глаза. Нас сразу усадили за стол, налили полные миски щей, и хотя еда была вкусная, а хозяин гостеприимный и веселый, меня не оставляла мысль, что мы попали не в избу, а какой-то склеп, где все умерли, но этого так и не поняли, а потому ходят, едят и разговаривают.
- Девушка с ребенком ляжет в избе, Клавдия постелет, - распорядился хозяин, - а вы, - он кивнул моим друзьям, - на сеновале, там тепло, только костер не разводите.
- Мы лучше в хлеве с лошадьми, - задумчиво протянул Виль, - и Ася с нами. Не хочется вас стеснять, вот какое семейство, самим, поди, места мало.
- Вы как хотите, - настаивал хозяин, - а мальчик и его мать должны спать в тепле и удобстве.
Казалось переспорить его невозможно, и Виль под напором гостеприимства все же согласился. Нам постелили с Ануком в маленькой комнатке с одним окошком. Мальчик, уставший от дороги, моментально уснул, а я крутилась, не помогали ни коровы, ни овечки, ни лошади. Я пересчитала их всех, на других животных мне не хватило воображения, хотя вполне можно было посчитать еще и хохлаток, но я передумала. Этот дом и эта семья мне, положительно, не нравились, и это очень волновало. Уж больно странными выглядели хозяева, уж больно ненавистно смотрели на хорошенького Анука дети. В конце концов, я не выдержала и, решив посовещаться с приятелями, встала, натянула одежду, нацарапала на косяке коморки пентаграмму, защищающую от всех известный мне кровопийц, даже комаров, и через большую комнату, где спали дети, тихо прошла в сени. Казалось и дом, и вся деревня вымерли, здесь даже не было слышно воя собак. Еще в сенях я прихватила фонарь, щелкнув пальцами, зажгла его, и, увидев в одном из сараев огонек, пошла на свет.
В конюшни было тепло, почти как в избе, она оказалась огромной, снаружи сарай выглядел гораздо меньше. Освещая себе дорогу, я осторожно продвигалась рядом со стойлами, двигаясь на звуки голосов. Все они были пустыми, когда я увидела свет, то заметила и наших лошадок.
- Ох, не нравится мне все это, - шептал Виль, - ребят, ну, сами посудите: лошади только наши, а хозяйских нет. Куда они сгинули? Если только их съели.
- А ты своих сородичей не чувствуешь? - удивился Иван.
- Нет, Ванечка, - ответила я, присаживаясь на какую-то оглоблю, надо было лучше учебник читать: вампиры чувствуют только природных вампиров, а переродившихся никогда.
- Ты тоже думаешь, что с ними не все в порядке? - нахмурился гном.
- Я думаю, что они уже дней пять, как умерли.
- Ты что оставила Наследника с ними в одной комнате? - воскликнул Ваня.
- Я пентаграмму нарисовала, они в комнату войти не смогут, - махнула я рукой, - пусть малыш спит, он очень устал.