– Эногара?
– Есть тут у них такой минерал.
«Странно, – подумал мельком Кромин. – Он вроде бы чистый лингвист, как и Горбик. При чём тут минералы?»
Они медленно шли по тому самому песочку, по самой кромке вдоль голубой речки, приглушённо бормотавшей что-то на интернациональном языке воды. Здание, из которого они недавно вышли, возвышалось в сотне метров справа, чёрт-те-сколькоэтажное, упирающееся в небеса, высоченное и такое же голубое, как и вода, и должно было, казалось, диссонировать с окружающей дикой (впрочем, неплохо, похоже, выдрессированной) природой; однако не воспринималось таким и не давило самим своим присутствием, но напротив, дополняло и совершенствовало всё остальное – наверное, благодаря хорошо продуманной архитектуре. Хорошо было здесь, честное слово, хорошо. И воздух был сладок, душист и – возникало впечатление – даже целебен.
– Мир – конфетка, – подтвердил Кромин. – Но чего-то мне ещё не хватает… Ага! Понял. Хочу выкупаться!
И правда – здесь было тепло и безветренно, да ещё и безлюдно, так что купаться можно было в натуральном своём виде.
– Блестящая идея! Давай!
Они разделись мгновенно и кинулись в речку – с шумом и брызгами. Течение было не быстрым, под стать равнинной ленивой речке, и не помешало переплыть на тот берег и сразу же – обратно, и снова туда, и ещё раз – обратно. При этом они совершенно не устали. Да и как-то нелепо было бы уставать в таком райском местечке. Но, когда вылезли наконец и растянулись на прогретом песочке, такая лень вдруг охватила обоих, что одеваться, возвращаться, заниматься чем-то показалось противоестественным, а главное – ненужным.
– Благодать… – пробормотал Кромин, переворачиваясь на другой бок; теперь он оказался спиной к Изольду, но всё ещё можно было вести пустой, ни к чему не обязывающий разговор – от нечего делать. – А хорошо, что они нас выбрали в союзники. Мы и на Терре можем навести такую красоту. Вот получим технологии…
– Да, – откликнулся Изольд, не поворачиваясь; голос его поэтому доносился словно откуда-то издалека. – Ты, кстати, какими технологиями занимаешься на Терре?
– Да разными, – ответил Кромин не сразу. – Телеакустикой в последнее время… до того – телеметрией в общем. Ну, и всякими прочими…
Сказав это, он помахал рукой около уха, словно отгоняя муху или комара; насекомых тут, однако, не было. Отгонял же он мысль – нет, даже не мысль, а скорее назойливое и неприятное ощущение, исходившее, видимо, из того самого уголка его мозга, что остался незатронутым при медицинском осмотре.
– Что это у тебя там? – спросил Изольд.
– Да так – что-то в голове…
– Не в голове. На спине – между лопатками.
– Да ничего – что там может быть?
– Может – не может, а есть. Дай-ка, я посмотрю… – Изольд с кряхтением поднялся на четвереньки, приблизился, протянул руку.
– Ой! – отозвался Кромин на неожиданную боль. – Ты что, живодёр по совместительству? Зачем царапаешься?
– Уж потерпи. Сейчас, сейчас… Как прилипло, а? – Изольд сосредоточенно сопел, Кромин лишь покряхтывал от боли. – Ага, есть. На вот, полюбуйся…
И он поднёс на кончике пальца чуть ли не к самым глазам Кромина маленький кружок, с таблеточку седатива, шершавую, цвета человеческой кожи, сделанную из непонятного материала: пластик не пластик, но что-то в этом роде.
– Я сначала решил, что это кто-нибудь вроде пиявки – прилипла в воде. Но это не живое. Это, очень возможно…
– Ну-ка, повернись спиной, – прервал его Кромин.
– Думаешь?..
– Это – лошадиное занятие. Что думать, если можно посмотреть.
– Вот, гляди в своё удовольствие.
Кромин глянул.
– Ага. Твоя очередь страдать…
Минуту спустя они рассматривали и вторую бляшку. Потом Кромин вырыл в песке ямку, положил таблетки туда и аккуратно засыпал, примял песок ладонью.
– Датчики, – сказал Изольд уверенно. – Когда это они успели нас пометить?
– Пока мы там храпели в креслах, понятно. Так, на всякий случай – чтобы не терять нас из виду. И слышать, понятно.
– Так и оставим их здесь?
– Они всё равно слышали, что мы обнаружили датчики. Если мы их прилепим туда, где они были – это будет подозрительно. Естественно для нас – удивиться, обидеться и отделаться от непонятных вещей. Поскольку это означает недоверие с их стороны, мы же прибыли к ним без всяких задних мыслей.
Кромин снова помахал рукой: задние мысли, только что им упомянутые, теперь уже бурно вихрились в мозгу. Крутились вокруг одной точки: значит, тот врач, что поспешил звонить кому-то, не о том сообщал, что терране отправились на прогулку: это датчики и так показывали. Что же потребовало столь срочного доклада?
Так или иначе, загорать им расхотелось.
– Пошли, – сказал Кромин. – События, как говорится, назревают.
– Как думаешь: у Горбика всё в порядке?
– Хочу надеяться. Выясним в доме. Есть там у меня хитрая коробочка. Спросим у неё.
– Пошли.
Коробочки дома, однако, не оказалось. Хотя всё прочее сохранилось в неприкосновенности. Те, кто изъял прибор, сработали очень профессионально.
– Будет очень весело, – такое умозаключение сделал Кромин перед тем, как Изольд удалился в своё помещение.
– Когда, интересно, они начнут обучать нас?
– Пожалуй, даже скорее, чем собирались.
* * *
И в самом деле: за ними пришли уже через полчаса – по местному, то есть минут через двадцать по терранскому отсчёту времени.
Против ожидания, их провели не в какой-то учебный класс, лабораторию или другое помещение научного назначения. Они шли уже знакомым путём и вскоре оказались в той же столовой, где завтракали с ректором несколько часов тому назад. И он снова присутствовал там – а вот преподавателей не было. Пока, во всяком случае.
Они расселись за столом на тех же местах, какие занимали во время первой трапезы. Ректор выглядел столь же спокойным и доброжелательным, каким был с утра. Он улыбался.
– Волнуетесь? – только и спросил он, когда терране заняли свои места.
– Разве есть повод? – вопросом же ответил Кромин, не изображая, впрочем, излишнего удивления.
– Совершенно никакого, – успокоил их ректор. – Я спросил потому, что сейчас вы впервые встретитесь с нашей методикой; в жизни каждого из вас это – очень важное событие.
– Надеюсь, мы выживем? – поинтересовался Изольд, весело улыбаясь; глаза его, однако, оставались серьёзными.
В ответ ректор лишь рассмеялся – похоже, очень искренне.
– Наши врачи не обнаружили у вас никакой серьёзной патологии, которая позволяла бы опасаться за ваше здоровье. Есть, – он, словно спичкой по коробку, чиркнул взглядом по лицу Кромина, – есть небольшие аномалии, но они не помешают…
– Вы хотите сказать, что аномалии в моём здоровье? – невежливо прервал его Кромин.
Быть может, ректор и ответил бы на столь прямой вопрос. Но уже появились официанты. Каждый из них нёс на маленьком подносе объёмистый бокал, даже кубок скорее, наполненный почти до краёв непрозрачной и густой жидкостью – похожа она была на фруктовый сок с мякотью. Кубки были накрыты салфетками. Официанты поставили кубки перед каждым из терран. Затем появился третий, тоже с подносом, на котором возвышался, однако, простой бокал с красной жидкостью. Ректор взял бокал. Поднял.
– Время и вам поднять кубки, – проговорил он неожиданно торжественным тоном. – И выпить – за ваши грядущие успехи.
– А вы пьёте что-то другое? – не без подозрения молвил Изольд, безуспешно разглядывая на просвет свой бокал.
– Разумеется. У меня – просто вино. Откровенно говоря, хорошее. Но у вас ещё будет время попробовать его.
Кромин понюхал свой бокал.
– Не сказал бы, что пахнет привлекательно.
– Вы совершенно правы. Но это вовсе не веселящий напиток. То, что содержит ваш кубок, можно назвать одним словом: метод. Тот самый. Напиток очень полезный, так что смело можете выпить его – за ваше здоровье и за ваше знание.
Терране переглянулись; Кромин едва заметно пожал плечами.
– Что ж, – сказал он. – Мы вам верим.
– Если даже и не вполне, – усмехнулся ректор, – питьё от этого не станет менее полезным. Ну, итак… – И ректор поднёс свой бокал к губам, медленно выцедил вино и причмокнул от удовольствия.
– Пьём, – решительно сказал Кромин. И медленно, глоток за глотком, осушил свой кубок. Изольд последовал его примеру.
– Пфуй, – сказал он, ставя пустой кубок на стол. – Если бы не боязнь обидеть хозяев, я откровенно сказал бы, что давно мне не приходилось пить такой пакости.
– Бывает хуже, но реже, – охотно подтвердил Кромин.
И в самом деле: питьё оказалось солоноватым, с каким-то сырым запахом и привкусом чуть ли не свежей крови.
– Ничего удивительного, – проговорил ректор. – Это род лекарства, а они не всегда бывают сладкими. Но сейчас вы сможете погасить неприятные ощущения во рту.
И действительно – официанты уже приближались снова. Но на этот раз они несли такие же бокалы с красным вином, какой перед тем был подан ректору. Впрочем, его не обнесли и на этот раз.
– А теперь, – провозгласил он, – за успех наших общих дел!
– Может быть, стоило бы обождать преподавателей? – подумал вслух Кромин. – А то получится как-то невежливо. Всё-таки от них ведь всё зависит.
Ректор неожиданно засмеялся – громко, искренне.
– Вам пришлось бы ждать их очень долго, – выговорил он сквозь смех. – Вино успело бы прокиснуть. Нет уж, давайте выпьем сейчас.
Не оставалось ничего другого, как последовать его приглашению.
Вино и в самом деле оказалось превосходным.
Но Кромин, смакуя напиток, явственно ощущал во рту неожиданный привкус горечи.
Он знал, что это – не от вина. И попытался сообразить: от чего же?
Однако уже накатывал неожиданный сон – подминал, мягко давил, соблазнял тишиной, свежими простынями, мягкой подушкой…
* * *
Рано или поздно всему приходит конец – и сну тоже.
Кромин проснулся в своей постели. Открыл глаза. И увидел над собою – близко – чьё-то лицо. Наюгирское. Смутно знакомое. Сделал мгновенное усилие, чтобы вспомнить.
– А, доктор. Здравствуйте.
Странно: язык как-то непривычно ворочался во рту. После давешнего угощения, что ли? Но память сработала точно: наюгир, склонившийся над ним, был одним из врачей, проводивших осмотр.
– Здравствуйте, доктор Кромин. Поздравляю вас.
– Благодарю. Только – с чем?
Дьявол: выходит, врач тоже выучился терране? А ведь тогда и виду не подал…
– С тем, что вы прекрасно заговорили на наюгире, нашем языке. По произношению вас не отличишь от коренного жителя столицы.
– Ах, вот как?..
Нельзя, конечно, произносить такие слова. Нельзя показывать кому бы то ни было, что ты чем-то удивлён, что воспринял что-то как неожиданность. Но на этот раз остановить рефлекс не удалось; видимо, что-то в голове и на самом деле разладилось. Однако ошибку нужно исправить.
– Выходит, внушение во сне – в нём и заключается ваша методика? Дело знакомое. Правда, результаты говорят сами за себя.
С каждым словом язык во рту прыгал, артикулируя незнакомые звуки, всё легче и естественней. Результат действительно заслуживал восхищения.
– Нет, ничего похожего, ваше предположение ошибочно. Но об этом вы ешё успеете поговорить. А сейчас – давайте-ка посмотрим, как вы себя чувствуете.
– Прекрасно чувствую, доктор, прекрасно.
– Мне тоже так кажется. Однако моя обязанность – убедиться в этом. Нет-нет, не вставайте. Аппаратура не потребуется, всё, что нужно, у меня с собой.
Он раскрыл на краю кровати чемоданчик. Несколько инструментов и портативный компьютер, только и всего.
– Сядьте, пожалуйста. Свесьте ноги…
Нормальный осмотр, которому можно не уделять серьёзного внимания. Сейчас самое время подумать. Если медикус прав и во сне Кромин не подвергался никакому внушению, тогда знание языка вошло в его память – каким же образом? С тем солёным пойлом, которым их угостили накануне?
– Скажите, доктор, а как себя чувствует мой коллега?
– Доктор Изольд? Столь же благоприятно, как и вы. Знаете, я очень этому рад. Потому что правота оказалась на моей стороне.
Ох, тщеславие, тщеславие. Это оно заставляет порою сказать лишнее. Хотя – что взять с врача, его ведь не учили скрывать свои мысли.
– А что – ваши коллеги считали, что мы не сможем усвоить язык? Не хватит способностей?
– Наклоните-ка голову – к правому плечу, вот так… Ухо по-прежнему отличное. Теперь к левому… Прекрасно. Нет, я бы не сказал, что это были мои коллеги. Хотя такие мнения звучали и в нашей среде. Но мы основывались как на чисто физиологических, так и на моральных соображениях, а они… Теперь будьте любезны снова прилечь, да, на спину. Меня интересует ваша печень.